Эрнст Иоганн Бирон и его братья на службе у Анны Иоанновны
М. Энгельбрехт. Аллегория Российской империи с императрицей Анной Иоанновной на троне, гравюра, 1730-е гг. Крайним слева изображен Бирон
Многие, вероятно, слышали знаменитую фразу В. Ключевского:
«При Анне Иоанновне немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении».
А С. М.Соловьев, ничтоже сумняшись, заявлял, что Россия в период правления Анны Иоанновны «находилась перед опасностью нового ига, более опасного, чем татарское».
Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что никакого экстраординарного наплыва иностранцев в десятилетие правления этой императрицы не было. Да и откуда было им взяться? Неужели они «посыпались» в большую Россию из маленькой Курляндии?
Вот к эпохе Петра I эту фразу отнести, пожалуй, можно. Секретарь французского посольства Клод Рюльер писал:
«Все государственные части, чины и должности находились тогда в руках знаменитых иноземцев, которых Пётр I избирал во время путешествий».
И подавляющее число «немцев», которые служили при Анне Иоанновне по военной и гражданской части, достались ей «в наследство» от первого императора. При этом, как уже говорилось ранее, именно при Анне Иоанновне было устранено различие в жалованье между русскими и иностранными офицерами и государственными служащими – в 1732 году.
А в 1731 году вышло постановление, согласно которому в Шляхетский корпус ежегодно принимались 150 русских кадетов и лишь 50, имеющих иностранные корни. И в сформированный в том же 1731 году кабинет министров вошел только один немец – Остерман. Из 8 кабинет-министров этой императрицы немцами были только два.
Подсчитано, что в 1729 году, то есть ещё до приглашения на престол Анны, в российской армии служил 71 генерал, из них иностранное происхождение имел 41 – 58 %. Через 9 лет, в 1738 году, среди генералов и старших офицеров иностранцев было 192 из 515 (37,3 %). А вот в 1762 году процент иностранцев, занимавших высшие командные должности, вырос до 41 % (75 % из них были немцами).
В 1741 году из 20 капитанов боевых кораблей русскими были 13.
Таким образом, число иностранных специалистов в 1730–1740-е гг. (период правления Анны Иоанновны) не увеличилось, а даже уменьшилось по сравнению с предыдущими и последующими десятилетиями.
Но, если в армии и на флоте количество иностранных специалистов неуклонно снижалось, то в Министерстве иностранных дел они сохраняли свои позиции и в начале XX века. Даже во время войны с Германией, в 1915 году, из 53 высших чиновников этого ведомства немецкие фамилии имели 16. Но, разумеется, это были не иностранцы, а выходцы из семей обрусевших немцев.
«Немцы» и «русские» в окружении Анны Иоанновны
Анна Иоанновна на гравюре И. Соколова, 1740 г.
Наибольшее влияние в годы правления императрицы Анны в разное время имели шесть выходцев из-за рубежа и четверо российских дворян, причем один из них не был аристократом. Наибольшее значение среди иностранцев имели Эрнст Иоганн Бирон (остзейский немец из Курляндии), три оcтзейских дворянина из Лифляндии – братья Лёвенвольде (Карл-Густав, Фридрих Казимир, Рейнгольд-Густав), Бурхард Кристоф Миних из Ольденбурга, вестфалец Генрих Иоганн Фридрих Остерман и «литвин» Павел Иванович Ягужинский. Все эти «немцы», за исключением Бирона (а также его братьев), прибыли в Россию ещё при Петре I.
Бурхард Кристоф Миних, Павел Иванович Ягужинский, Андрей Иванович Остерман, Петр Петрович Ласси, Рейнгольд Густав Лёвенвольде
Коротко скажем об имевших большое влияние россиянах. Это Алексей Михайлович Черкасский, потомок кабардинских князей, бывший сибирский губернатор, кабинет-министр Анны Иоанновны, канцлер Елизаветы Петровны.
И. П. Аргунов. Портрет А. М. Черкасского, начало 1740 гг.
Гавриил Иванович Головкин, троюродный брат царицы Натальи Нарышкиной, стольник и постельничий Петра I, который во время Стрелецкого бунта 1682 года увез его в Троицкий монастырь. Был первым российским канцлером. Входил в состав Верховного Тайного Совета, голосовал за «Кондиции», но вовремя перешел на сторону Анны Иоанновны и рекомендовал ей «восприять самодержавие». В результате стал первым кабинет-министром Анны Иоанновны, графом двух империй – Российской и Священной Римской.
И. Никитин. Портрет канцлера Г. И. Головкина, 1720-е гг.
Андрей Иванович Ушаков, выходец из семьи бедных новгородских дворян, ставший генерал-аншефом и начальником Тайной розыскной канцелярии.
А. И. Ушаков
Об Артемии Петровиче Волынском было рассказано в статье Российская императрица Анна Иоанновна.
Георг Гзель. Портрет А. И. Волынского
А теперь давайте поговорим о «немцах» при дворе Анны Иоанновны. И начнем, конечно, с Бирона.
Эрнст Иоганн Бирон
Бирон на портрете работы Л. Шорера, 1760-е гг. Рундальский дворец. Латвия
Этот человек изрядно демонизирован и объявлен едва ли не чудовищем, что, конечно, ни в коей мере не соответствует действительности. Мы уже говорили о молодости Бирона и не обнаружили в нем ничего «демонического». После коронации Анны Иоанновны Бирон вместе с семьёй прибыл в Петербург, где получил звание обер-камергера и титул графа Священной Римской империи.
Медаль с профилем Бирона. 1730-е гг.
И как же вел себя при дворе этот фаворит? Очень любопытно свидетельство испанского посла де Лириа:
«В обращении Бирон был весьма вежлив; имел хорошее воспитание; любил славу своей государыни и желал быть для всех приятным; но ума в нём было мало и потому дозволял другим управлять собою до того, что не мог отличать дурных советов от хороших. Несмотря на всё это, он был любезен в обращении; наружность его была приятна; им владело честолюбие, с большею примесью тщеславия».
Обратите внимание: грубый, жестокий и властолюбивый временщик вдруг предстает очень любезным и вежливым человеком, и к тому же подверженным чужому влиянию.
О незначительной роли Бирона в управлении государством потом писал и Н. Костомаров:
«Сам Бирон не управлял делами ни по какой части в государственном механизме».
И, действительно, мы знаем, что никаких ответственных постов в армии или правительственном аппарате Бирон не занимал, с «ценными указаниями» к министрам и генералам не лез, взяток за протекцию не брал, от дорогих подарков часто отказывался и был вполне доволен своей жизнью. После ареста заговорщики даже не смогли его ни в чем обвинить. Бирон буквально требовал суда над собой:
«Пожалуйста, покажите мне, сколько я украл. Где конкретно, из какого мешка я взял».
«Показать» никто не смог, и потому Бирона без всякого суда приговорили к смертной казни четвертованием. Как писал французский посол в Петербурге Жак-Иоахим Шетарди, за то, что он «принимал награды и подарки от покойной императрицы». Потому что – милое сердцу российских монархистов самодержавие. Однако скоро новые власти, видимо, и сами устыдились столь жестокого приговора и смертную казнь заменили вечной ссылкой в Пелым.
Итак, Бирон не был амбициозен и не стремился стать тираном или диктатором. По воспоминаниям современников, по-настоящему его всегда интересовали два рода занятий – коневодство и игра в карты. Из-за известной всем любви Бирона к лошадям даже появились слухи, что раньше он был конюхом. Австрийский посол граф Остейн пытался острить: мол, Бирон «о лошадях говорил как о людях, а о людях как лошадь».
Но именно этот фаворит Анны Иоанновны фактически и создал в России племенное коневодство. Иоганн Эрнст Миних, сын знаменитого фельдмаршала, свидетельствует:
«Дабы снабдить российскую конницу годными лошадьми, приказала она (императрица) превеликое множество наилучших иностранных лошадей выписать и учредить многие конские заводы».
В данном случае Анна Иоанновна всего лишь поставила свою подпись: инициатива исходила от Бирона, он же осуществлял руководство организацией конных заводов и контролировал их работу.
Часто цитируемые отрицательные отзывы о Бироне принадлежат его врагам. Так, Кристоф Герман Манштейн, участник дворцового переворота, когда был свергнут регент, пишет:
«Характер Бирона был не из лучших: высокомерный, честолюбивый до крайности, грубый и даже нахальный, корыстный, во вражде непримиримый».
И он же вдруг сообщает:
«Своими сведениями и воспитанием, какие у него были, он (Бирон) был обязан самому себе. Он обладал здравым смыслом, и к нему можно применить поговорку, что дела создают человека. До приезда своего в Россию он едва ли знал даже название политики, а после нескольких лет пребывания в ней знал вполне основательно все, что касается до этого государства».
Первая цитата приводится очень часто, вторая – крайне редко. Как и сообщение в Берлин тайного советника прусского посольства Зума:
«Бирона вообще любят, так как он оказал добро множеству лиц, зло же от него видели очень немногие, да и те могут пожаловаться разве на его грубость, на его резкий характер… Впрочем, и эта резкость проявляется только внезапными вспышками, всегда кратковременными; к тому же герцог никогда не был злопамятен».
Разумеется, как и у любого человека, занимавшего высокое положение, у Бирона было много врагов и недоброжелателей, считавших его тираном и извергом. Причем не только в Петербурге, но и в родной Курляндии, где Бирон, ставший с помощью Анны в 1737 году герцогом после смерти последнего из Кетлеров (Фердинанда), потребовал от местных дворян предоставления доказательств на право владения числившимися за ними имениями. Выяснилось, что 150 семей владеют ими незаконно. Земли были возвращены государству (а не присвоены лично Бироном, как часто пишут). Разумеется, популярности среди остзейских дворян ему это не прибавило. А мнения их крепостных, положение многих из которых улучшилось, никто не спрашивал.
Недовольны остзейские дворяне были и введением монополии на торговлю спиртным: доходы от кабаков теперь шли в герцогскую казну.
Кстати, Бирон в Курляндии тогда проявил себя и как успешный предприниматель, организовав прибыльную торговлю в России производимым в герцогстве сливочным маслом. Местные дворяне сами сделать это не догадались, но, получая значительную выгоду, были недовольны, считая, что герцог платит им за товар слишком мало.
И как могли любить Бирона российские чиновники, не выполнившие приказ о приведении в порядок дороги между Петербургом и Митавой? Они получили такое предупреждение от Бирона:
«Если я когда-нибудь еще раз найду мосты в таком дурном состоянии, как теперь, то знайте, что прикажу положить на них вместо досок вас, господа сенаторы!»
Ну разве не изверг? Российские дороги собирался российскими дураками мостить!
Однако, думается, эту идею Бирона горячо одобрили бы все российские автомобилисты.
В прошлой статье было рассказано, как Бирон встал на сторону избитого всесильным кабинет-министром Волынским поэта В. Тредиаковского, добившись осуждения этого вора и казнокрада, несправедливо объявленного «российским патриотом» и «борцом с засильем иноземцев». О падении Эрнста Иоганна Бирона и его дальнейшей судьбе мы поговорим в отдельной статье.
Братья фаворита Анны Иоанновны
Скажем несколько слов и о братьях Эрнста Иоганна Бирона.
Старший, Карл, в Россию приехал ещё при Петре I, участвовал в Северной войне. Оказался в плену, но бежал – не в Курляндию, а в союзную России Польшу, в армии которой продолжал воевать против шведов. Получил звание подполковника. В 1730 году приехал в Россию, где продолжил армейскую службу в чине генерал-майора. Участвовал в походе Ласси в Польшу, который закончился изгнанием профранцузского кандидата на престол Станислава Лещинского, и в Крымских походах 1735–1739 гг. Фельдмаршал Миних вспоминал, что Карл Бирон был:
«ревностен и исправен по службе, храбр и хладнокровен в деле».
В январе 1737 года получил звание генерал-лейтенанта, к сентябрю 1739 года дослужился до звания генерал-аншефа, в феврале 1740 года получил должность генерал-губернатора Москвы. После дворцового переворота 9 ноября 1740 года был арестован и отправлен вначале в Ригу, а потом в Среднеколымск. В 1742 году переведен в Ярославль, в 1744 году ему было разрешено переехать в лифляндское имение. Умер 24 января 1746 года.
Младший, Густав, в чине капитана служил в польской армии. В Россию он также приехал в 1730 году, был назначен одним из трех майоров вновь образованного Измайловского полка, в 1734 году стал его подполковником. В 1735 году участвовал в Рейнском походе генерала Ласси (один из эпизодов «Войны за польское наследство»). В 1738 году, во время очередной Русско-турецкой войны, командовал сводным отрядом при Очакове и Синковцах. Был произведён в генерал-поручики, а в феврале 1738 года получил и чин генерал-аншефа.
В 1732 году Густав Бирон женился на дочери умершего в Березовской ссылке А. Д. Меншикова – Александре. После этого удалось вернуть в Россию деньги, которые вороватый фаворит Петра I переправил в банки Венеции и Амстердама (вот чей портрет должен висеть в изголовье кровати каждого российского олигарха). Суммы называют разные (до 9 миллионов рублей), однако наиболее достоверной кажется цифра в полмиллиона, что, конечно, в то время было чрезвычайно много.
По праву конфискации эти средства подлежали возвращению в казну, однако европейские банкиры отказывались возвращать их российскому правительству. Но теперь вернувшийся вместе с сестрой из ссылки единственный сын Меншикова при поддержке Эрнста Иоганна Бирона сумел выбить из прижимистых европейцев деньги отца. Почти все они пошли в казну, самому Александру Меншикову-младшему практически ничего не досталось. По свидетельству вице-адмирала Гийома Вильбоа, в благодарность за содействие в возвращении средств, «юный князь Меншиков одолжен был местом штабс-капитана гвардии». В отставку он вышел уже при Екатерине II в чине генерал-аншефа.
Кстати, похоже, что Густав Бирон любил свою супругу, которая в 1736 году скончалась при родах (вместе с новорожденным ребенком). Жена английского посланника леди Рондо пишет:
«Самую трогательную картину представляло прощание мужа, который просил избавить его от этой гнетущей церемонии, но его брат полагал, что следует подчиниться русскому обычаю, чтобы его как иностранца не обвинили в презрении к ним. Два джентльмена помогли мужу прийти из его апартаментов, и им действительно приходилось поддерживать его, а не просто показывать это. На его лице читалась истинная скорбь, но скорбь молчаливая. Подойдя к дверям комнаты, где лежала покойница, он остановился и попросил подать ему настойку оленьего рога; выпив её и, казалось, собравшись с силами, он приблизился к гробу и упал в обморок. После того как его вынесли из комнаты и привели в чувство, гроб снесли вниз и поставили на открытую колесницу, за которой последовал длинный поезд карет и гвардейский конвой, так как она была женой военачальника. Для погребения тело отвезли в монастырь Святого Александра, и хотя крышка гроба была закрыта, пока ехали по улицам, в церкви её снова сняли, и та же церемония прощания повторилась сызнова, но без мужа: его увезли домой, ибо он вторично лишился чувств, едва открыли гроб».
Напомним, что Густав Бирон был боевым офицером, сам неоднократно рисковал жизнью и видел, как погибают его сослуживцы. Так что списать эти обмороки на излишнюю чувствительность невозможно. И обратите внимание: традиционно обвиняемый в презрении к России Эрнст Иоганн Бирон заставляет жестоко страдающего брата пройти через пытку прощания с любимой женой, чтобы того не обвинили в неуважении к русским обычаям.
После падения старшего брата, Густав Бирон вначале был помещён в Шлиссельбургскую крепость, потом сослан в Нижнеколымский острог. Любопытно, что все имущество Густава Бирона при конфискации было оценено в 5 696 рублей – сумма для его положения просто смешная. Помимо житейского скарба, у него нашлись два перстня – один золотой и один серебряный. Напомним, что «российский патриот» А. Волынский, еще будучи губернатором Астрахани, присвоил себе украшенные драгоценными камнями ризы одного из монастырей стоимостью в 100 тысяч рублей.
Приданое жены Густаву так и не было выдано, что подтверждается челобитной Александра Меншикова-младшего от 1752 года, в которой он просит вернуть ему имущество умершей сестры:
«Пожитков тысяч до семидесяти, да деревни купленные, лежащие в Польше, Горки, которые проданы графу Потоцкому за восемьдесят тысяч рублев, и деньги за сестрою моею в приданое не были отданы ему, Бирону».
Это свидетельство служит ещё одним доказательством того, что брак между Густавом Бироном и Александрой Меншиковой был заключён по любви.
Даже активный участник государственного переворота 9 ноября 1740 года Кристоф Герман Манштейн признавал:
«Густав Бирон был человек весьма честный».
Правда, тут же добавил:
«Но без образования и недальнего ума».
Впрочем, было бы странно, если бы он заявил, что при его участии был арестован и репрессирован дельный и умный человек, до тех пор безупречно служивший России. А необразованного и неумного уже не так и жалко.
В 1742 году Густав Бирон был переведен в Ярославль, в 1744 году ему возвратили чин генерал-аншефа и разрешили жить в Петербурге. Умер младший брат фаворита Анны Иоанновны в 1746 году.
В следующей статье мы продолжим рассказ о «немцах» Анны Иоанновны. Поговорим о Бурхарде Кристофе Минихе, который сыграл столь зловещую роль в судьбе Бирона, и о его сыне. О другом генерал-фельдмаршале Анны Иоанновны – Петре Ласси. А также о Якове Вилимовиче Кейте, который стал русским генерал-аншефом и прусским фельдмаршалом. А потом поговорим об Остермане, братьях Лёвенвольде и Павле Ягужинском.