Санкции как национальная идея

Если смотреть в отрыве от многовекового исторического контекста без понимания специфики восприятия международной политики в России, то реакция страны на американские санкции выглядит абсурдной. И только с точки зрения русской души она вполне адекватна и закономерна.

Времена моего открывания русского культурного кода, попытки углубления в тот конгломерат поведенческих паттернов, который называют русской душой, были довольно длинными и полными неожиданных поворотов. Одним из знаковых, «формационных» событий этого процесса был момент присутствия при монологе, смысл которого я понял только несколько лет спустя. Однажды один из моих бывших начальников и волей судьбы проводников по меандрах русской души, комментируя факт отсутствия связи между материальным состоянием общества и поддержкой власти, сказал, что «на Руси народ никогда не жил хорошо». В подтексте: «не жил, не живет, не будет жить, и это нормально». Сказано это было без тени манеры первооткрывателя, со стоическим спокойствием между закуской и компотом как о самой обычной вещи на свете. И именно этот пассаж я вспомнил, когда с удивлением смотрел на комментарии россиян после введения США последних санкций.

На первый взгляд, получается фонтан парадоксов: санкции, самые жесткие в истории взаимоотношений двух стран, не вызвали в России особой реакции – в основном можно увидеть равнодушие или даже, что особенно парадоксально в контексте их практических результатов для населения, некий садомазохистский энтузиазм. Получается, в контексте победоносных шагов вставшей с колен России, Америка до такой степени «ничего не может», что бросает Москве под ноги, как выразился один видный представитель политэлиты, «эту грязную бумажку». И, что, наверное, самое удивительное — полным отсутствием рефлексии на предмет причин такого поворота событий и возможности изменения собственного поведения. Как будто санкции – это что-то дорогое и желанное, чего мы долго ждали и приближали как могли.

Американцы, понимая, что было бы с любой западной страной, стань она объектом подобных мер, в недоумении смотрят, как полные патриотического ража русские с улыбкой наблюдают за работой Конгресса, еле сдерживая свое всемирно известное «давай-давай».

В данном случае мы имеем дело не столько с субъективным отсутствием желания вести диалог, сколько с объективным отсутствием возможности для него: ценностная пропасть между потенциальными сторонами такова, что просто нет пространства даже для того, чтобы определить общие понятия.

Ведь что такое для сегодняшней России, причем как в элитном, так и в народном измерении, «мочь что-то сделать» в международной политике? И в политике вообще? Наехать и присоединить чужую территорию (как бы ни было с формальной легитимностью присоединения Крыма, во время перехода в российское подчинение присутствие российских военных там являлось фактом), развязать вооруженную ирреденту, бросить школьников в автозаки – вот признаки политического альфа-самца и великодержавной мощи. В восприятии власть предержащей российской элиты, да и, в общем-то, демократического большинства населения, именно так положено делать политику.

Собственно, поэтому расчет на то, что с помощью санкций можно изменить политику России, крайне нереалистичен. И это не аргумент за или против самих санкций (потому что российский фактор только один из, а не единственный повод их принятия, там есть и другие факторы, про которые стоит поговорить отдельно) – это просто констатация того факта, что российское общество, за исключением «узкого круга ограниченных людей», составляющих меньшинство, неспособное даже создать демократическую репрезентацию, действительно не готово и не хочет отказать власти в поддержке той политики, которая проводится более или менее откровенно на протяжении последних трех, а то и трехсот лет. Народу нравится. Народ счастлив. Народ действительно – и говорю это, основываясь на многих годах жизни среди россиян полной пессимизма уверенностью – поддерживает и будет поддерживать вождя. А санкции – это, с его точки зрения, лучшее доказательство правильности курса партии и правительства.

Просто в политике всё как в жизни. Человек водит машину или катается на лыжах так, как его воспитали дома, в соответствии со встроенной с самого раннего детства системой ценностей: если он хам, то будет хамом даже в миланском костюме, лондонских туфлях и цюрихских часах. И то же самое с внешней политикой: ее нельзя делать в отрыве от тех ценностей, которые правят в политике внутренней и определяют отношения членов социума между собой и граждан с государством. Если в семьях и школах, в офисах и на заводах царит социальный дарвинизм, то русский мир и славянское братство строить можно только по принципу «кто кого». И если нас за это бьют санкциями, то, значит, мы правы.

Кажется, такой пассивно-смирительный подход к политике не обусловлен сиюминутной конъюнктурой и не подвергается быстрым (то есть, поддающимся перспективе однозначного прогнозирования) изменениям. Корни политического бихевиора россиян уходят глубоко в социокультурные и психоэмоциональные основы российского уклада жизни. Неслучайно в истории России настоящие изменения способны были вводить люди, у которых русский культурный код либо совсем отсутствовал, либо был сильно разбавленной, побочной компонентой (Романовы, Дзержинский, Сталин). Кстати говоря, может именно поэтому страну не смогли по-настоящему реформировать ни Горбачев, ни Ельцин.

Поэтому, если кто-либо в Америке надеется с помощью санкций изменить поведение России на международной арене, то либо по какой-то причине сознательно врет, либо ничего не понимает. Россия в смысле социальной структуры и политической культуры построена и работает не по Бжезинскому, а по Ричарду Пайпсу. Тот, кстати, тоже в юности был польским гражданином и совершенно несправедливо забыт российскими разоблачителями иезуитско-еврейских заговоров против третего Рима.

Санкции – это надолго. Ощущение такое, как будто их в России все ждали и радуются им. Наконец-то потерявшее ориентиры мазохистское сознание получило духовную пищу: мы перестали делать вид, обманывать себя и других, влезать в чужую кожу и совершили геополитический каминг-аут. Пусть весь мир смотрит и знает, какая у нас ориентация: не нравится – так обойдемся.

Ключевой вопрос – как долго сможем обходиться. Без России на Западе и без Запада в России. Мы в Европе – долго, и это тоже интересная тема для отдельной стати. А люди в России? Мой прогноз – долго. Потому, как проницательно заметил мой бывший начальник, что в России народ никогда не жил хорошо. И не стремится. По крайней мере, не по-взрослому, с пониманием того, как много нужно изменить в самом себе, чтобы и мир стал немного уютнее. Всем нравится в Хельсинках или Флоренции. Но сделать так, как там, в Москве или Петербурге можно только на саммит Двадцатки или чемпионат, только фасад и только жесткой рукой какого-нибудь тюменского начальника-варяга. А так, повседневно, будем терпеть и получать удовольствие от собственного нравственного превосходства над Гейропой, над пятой колонной, над украинцами. А лучше всего — над американцами, которые уже распяли геополитического Христа народов в виде СССР и нас, мучеников, преследуют с помощью санкций за веру в Родину-мать. Вот национальная идея, достойная XXI века.