Уехавший из СССР пермский ученый рассказал о событиях 1991 года и изменившейся России

Корреспондент ФАН пообщался с Владиславом Красновым и узнал его отношение к событиям 1991 года.

В 1991 году Россия пережила три дня, которые кардинально изменили ход истории страны. 30 лет назад в лексикон советских и российских граждан вошли понятия «путч» и ГКЧП.

Но именно в августе 91-го произошло еще одно событие, о котором мало кто сегодня вспоминает, — первый съезд соотечественников. Тех, кто покинул Советский Союз, перебрался заграницу, кого считали диссидентами и предателями. Одним из участников встречи был Владислав Краснов. Профессор уехал в 1962 году в Швецию, а потом в США. Сейчас все больше времени он проводит в России, в Перми.

Корреспондент Федерального агентства новостей пообщался с русским ученым и узнал его отношение к событиям 1991 года и мнение о том, как изменились отношения между странами за последние 30 лет.

— Расскажите о вашем отношении к событиям 1991 года и о том, что тогда изменилось.

— Я был не только свидетелем, но и косвенно участником этих событий. Я тогда приехал в Москву по приглашению Ельцина на первый съезд соотечественников. Само по себе событие, конечно, уникальное, поскольку, как вы помните, большевики и Ленин боролись с белой эмиграцией, две сотни ведущих русских философов, которые не были согласны с большевизмом, были высланы из страны. И с тех пор не было контакта между интеллектуальными силами. Русская мысль распалась в соответствии с теорией Владимира Ильича на дореволюционную демократическую Россию и советскую большевистскую. Так разделилась и русская культура.

— То есть вы относите себя к белым эмигрантам? 

— Вполне. Кто-то говорил — перебежчик, а ведь можно сказать — просто остался за границей. Тогда это была Швеция, в 1962 году. Чуть позже я перебрался в Америку.

— Каким вам запомнился тот приезд в 91-м?

— По времени все совпало с путчем. Мы остановились в гостинице «Москва». На 18 августа была запланирована встреча в Успенском соборе Кремля. В нашей делегации были, конечно, не только русские, но и калмыки, евреи со всего мира и другие. Я думаю, больше 400 делегатов. И когда мы выходили из гостиницы, уже заметно было движение на Красной площади. Причем я чувствовал себя, как казалось, более подготовленным к этим событиям, чем другие белые эмигранты. Некоторые действительно испугались, а кое-кто вовсе уехал обратно и не стал дожидаться конференции.

-— Что вы ощутили в тот момент?

— Радость. В первую очередь, что вернулась гласность. Тогда стало ясно, что коммунизму приходит конец. И когда Ельцин выступил перед нами 22 августа и сообщил, что теперь страна будет жить не под красным флагом, а под национальным триколором, были такие горячие аплодисменты. Многие сразу решились выступить, выходили на сцену, благодарили его. В своей книге до этого я уже предсказывал, что такие события произойдут, и я был безумно рад.

— А когда получили приглашение, какие были эмоции, как это вообще произошло?

— Я был профессором Монтерейского института международных исследований в Калифорнии. Мы находились в постоянном контакте с консульством СССР в Сан-Франциско. Существовал обмен студентами даже, наш институт был не исключением. И вот в апреле 91-го года я получил факс с приглашением в академгородок Новосибирска. То есть инициатором первой такой встречи выступила не Москва, еще раньше это сделали студенты и аспиранты из Новосибирска. Кстати, очень интересна причина, по которой не только я получил тот самый факс. Дело в том, что клуб веселых и находчивых всегда давал приз победителям, которые ездили в Сочи или Ялту, а в 89-м году в КВН выиграли представители Новосибирска, и им дали впервые поездку в Париж. Они поехали и в метро увидели человека с бородой, похожего на русского священника. Разговорились с ним по-русски, он пригласил их в гости. Потом было застолье, хорошие тосты и песни, причем одни пели, скажем так, белогвардейские, а другие — советские. И оказывалось, что мелодия то одна, слова разные. То есть политика разная, а дух русского народа один. И возникло чувство братства.

— Ваше отношение к тому, что произошло после 1991 года и далее? Вам не кажется, что при всех плюсах, которые вы видите, например гласность, есть и много пострадавших?

— Я не сторонник тех реформ, которые проводились при Ельцине и его команде. Россию обучали из-за границы, пытались обучать, это факт. Но эта программа была составлена Андреем Шафером из Гарвардского университета, и она была составлена в нарушение американского закона. США и раньше поддерживали заграничные страны, но была стратегия, по которой предоставлялись разные варианты развития событий, и потом специальная комиссия выбирала лучшее из вариантов. Но в данном случае этого сделано не было. Каким-то образом Клинтон предоставил свободу действий Гарвардскому университету, и получилось совсем не то, к чему стремились.

— За то время, пока вы были в эмиграции, никогда не возникало желание перевезти туда своих родителей, родственников?

— Нет, я не собирался, и думаю, что они не захотели бы поехать. У всех есть естественная привязанность, и у меня она была, просто я думал, что Россия попала в западню, закрылась и вместо того, чтобы понять мир, коммунисты сами себя изолировали, создали искусственное общество. И вот в нем мне было жить тесно. И я хотел помочь через свои книги, свои работы.

— Россия сегодня — это то, чего вы ожидали в 1991 году?

— Думаю, больше не похоже, но я считаю, что развитие России однозначно есть, в том смысле, что в эти годы страна сохранила стабильность. Для государства это очень важно. Что касается экономических реформ, думаю, слишком большое влияние олигархов не дает завершить начатое. При этом мы за последние 30 лет разве мало взяли от Запада хорошего, начиная от технологий? Мы много от них переняли, разве нет? Мне кажется, что обе стороны — коммунисты и антикоммунисты — должны сесть за стол переговоров. Проанализировать, что было сделано правильно в Советском Союзе, например социальная медицина, а что неправильно: закрытое общество, отсутствие гласности и т. д. Владимир Путин дал в обращении к Федеральному собранию определение, что такое патриотизм — это не какая-то идеология, выдумка, теория, а чувство любви к Родине, знание ее традиций, истории, религии, а это всегда диалог и спор.

— Как вы оцениваете сегодня взаимоотношения между Россией и США?

— Я очень сожалею, что отношения ухудшаются, несмотря на то что сейчас в России гораздо больше свободы, чем когда-либо в советское время, то есть американцы должны бы это уважать, но этого не происходит. Надеюсь, временно. Культурный обмен должен быть больше, необходимо расширять возможности для американских туристов, чтобы они могли приезжать сюда, а я почти не вижу американских туристов и, кстати, наоборот. Вместо этого закрываются консульства, и теперь я уже более критично отношусь и к американским действиям, в том числе после введенных санкций.

Свое «бегство» из СССР профессор Краснов называет миротворческой миссией. Говорит, что делал все, чтобы улучшить отношения между странами, искал варианты для встречи и диалога. И сегодня он видит, как похорошела страна, конкретно Пермь, в целом люди довольны своей жизнью, а главное — верят в будущее.