Мария Николаевна Ермолова (3 (15) июля 1853, Москва — 12 марта 1928, Москва) — одна из талантливейших актрис в истории Малого театра, по словам Станиславского — величайшая из виденных им актёров. Прославилась ролями свободолюбивых личностей, преданных своим идеалам и противостоящих окружающей пошлости. Заслуженная артистка Императорских театров (1902). Первая Народная артистка Республики (1920). Герой Труда (1924). С 1935 года её имя носит Московский драматический театр имени М. Н. Ермоловой.
Вечер 30 января 1870 года мог стать весьма неприятным для десятков зрителей, собиравшихся на бенефис актрисы Медведевой в Малом театре. Еще большее огорчение он мог принести самой бенефициантке: спектакль оказался под угрозой срыва из-за болезни исполнительницы главной роли, любимицы публики Федотовой. Впрочем, по прошествии десятилетий это кажется незначительным эпизодом, каких множество в театральной жизни. Да и пройди спектакль с участием Федотовой без срывов, вряд ли он был бы сегодня памятен даже специалистам. Однако усилия по спасению спектакля обернулись не просто удачно прошедшим бенефисом, а одним из звездных часов русского театра.
За несколько дней до спектакля, когда Медведева судорожно искала исполнительницу главной роли, к ней заехала дочь подруги, юная ученица балетного отделения Московского театрального училища. «А у нас есть девочка, которая замечательно играет, – Машенька Ермолова», – сказала она после того, как актриса поделилась с ней своими неприятностями. Что бы сделала другая артистка? Пропустила эти слова мимо ушей? Предложила подающей надежды балерине заехать к ней, чтобы продемонстрировать свои якобы имеющиеся драматические способности?
А скорей всего просто отмахнулась бы от неуклюжей попытки ангажировать свою подругу. Но то ли восхищение девочки одноклассницей повлияло на нее, то ли положение было совсем критическим, а может быть, просто от понимания того, что в искусстве случаются чудеса, актриса не поленилась сама съездить в Театральное училище. Девочка понравилась ей и получила для разучивания текст пьесы. И когда через несколько дней она начала читать монолог, глаза Медведевой увлажнились. «Вы будете играть Эмилию!», – только и могла произнести она. (Для своего бенефиса Медведева выбрала пьесу Г.-Э. Лессинга «Эмилия Галотти».)Такая же реакция была и у зрителей. Едва на сцену вышла шестнадцатилетняя дебютантка и зазвучал ее глубокий, мощный голос, по воспоминанию современника, «идущий из груди и отдающийся в сердце», зал разразился аплодисментами. А после спектакля Ермоловой устроили овацию. «Я думала, что меня вызовут раз. Меня вызвали двенадцать раз», – записала она в дневнике.
Детство
Актриса Мария Ермолова родилась 3 (15) июля 1853 года в семье, много лет связанной с Малым театром. Ее дед Алексей Семенович, бывший крепостной скрипач князей Волконских, получив вольную, поступил в театр гардеробмейстером. Дети его стали актерами, танцовщиками. Один из сыновей – Николай – написал даже несколько пьес, поставленных здесь в 50-е годы. Однако, не снискав лавров ни как актер, ни как драматург, он спустился в суфлерскую будку, чтобы (простите за каламбур) подняться до должности главного суфлера. Разумеется, это не очень радовало честолюбивого Николая Алексеевича. «Жизнь – испытание», – учил он детей.Семья жила в подвальной квартире в тихом углу патриархальной Москвы, в Каретном ряду. Там царили покой и благочестие. Совсем в другой мир попадала Маша, когда отец брал ее с собой в театр. С ранних лет девочка узнала мир кулис. И уже в четыре года заявила: «Я стану великой актрисой». Вскоре она научилась читать, и отцовская библиотека открыла Маше бурный мир. Любовь к чтению сохранится у нее на всю жизнь.
Когда девочке исполнилось девять лет, ее отдали в балетную школу. Легенда гласит, что занятия танцами дарили ей лишь муки, да и сама она, угловатая и неграциозная, не была украшением класса. Из одного жизнеописания великой актрисы в другое переходит эта версия, утешительная для молодых актеров, которые слышат нелицеприятные оценки профессионалов и мечтают о подарке судьбы в виде заболевшего в день премьеры актера. В действительности Маша подавала надежды и как балерина, ведь в этом искусстве артистизм может скомпенсировать недостаток чисто танцевальных способностей. Да и ей балет дал многое: знаменитую гордую стать ее будущих героинь и необыкновенную выразительность взгляда и жеста – в минуты, когда не звучал ее завораживающий голос.Так или иначе учителя сулили девочке большое будущее на сцене вне зависимости от жанра, в котором ей предстоит выступать. Правда, иного мнения придерживался знаменитый артист Самарин, к которому отец привел ее для оценки драматических способностей. «Пусть пляшет у воды (т.е. в кордебалете – О.М.)», – вынес приговор мастер сцены, дав ей несколько уроков. Впрочем, девочку это отнюдь не охладило. Она продолжала разыгрывать сцены из современных драм и классических трагедий вместе с подругами. А потом настал 1870 год…
Юность
Через два года актриса Ермолова окончила училище и была принята в труппу Малого театра. Оказавшись после первого же выступления в центре внимания публики и критики, она не могла не оказаться столь же центральной фигурой злобных сплетен завистников и особенно – завистниц, которых невольно потеснила. К счастью, ведущие актеры театра сразу заметили одаренную девочку и приняли ее в свой круг. Среди них была, между прочим, и Гликерия Федотова, болезнь которой и позволила состояться удивительному дебюту.
Особенно тепло приняли ее в доме Щепкиных, где собирался кружок московской интеллигенции, центром которого были племянник великого актера Михаила Щепкина – Митрофан Павлович и его жена Калерия Петровна. Юная актриса, не имевшая ни жизненного опыта, ни систематического гуманитарного образования, оказалась среди ученых, литераторов, общественных деятелей. Общение с ними стало ее «университетами».
Вообще, актриса Ермолова была чужда богемного мира. Знакомые говорили, что ее чаще можно видеть закутанной в платок, за печкой, с книжкой в руке, чем на более привычных для актеров сборищах, для которых полтораста лет спустя было найдено весьма точное определение – «тусовка». Читала она с карандашом в руках. Книги Ермоловой испещрены ее замечаниями. Особенно интересно взять в руки пьесы, в которых она играла: значительная часть работы над ролью находила отражение в пометках, оставляемых ею на полях, а иногда и прямо в тексте.
Замужество
Мария Николаевна рано вышла замуж за блестящего юриста Шубинского, который купил для них роскошный особняк на Тверском бульваре.Брак этот был скреплен взаимной любовью. Да и не могло быть иначе: только сильное чувство могло соединить дочь бедного суфлера и юношу из богатой дворянской семьи. Но вскоре стало ясно, что семья не сложилась. Винить в этом некого. Просто очень уж разными людьми были они.
В этом особняке, Ермолова прожила до конца своих дней. Здесь у неё в гостях перебывал весь цвет русской культуры второй половины 19-го и начала 20-го века. Именно здесь художник Серов работал над её знаменитым портретом.Много лет прожили Шубинские под одной крышей, относясь друг к другу с уважением и ведя каждый свою жизнь. Гораздо позже Шубинский был избран депутатом Государственной Думы, что дало ему возможность переехать в Петербург, где у него появилась другая семья. После революции он эмигрирует...
Кто знает, не сказалось ли на отношении к Катерине то, что саму Ермолову жизнь поставила в сходную ситуацию и она не поддалась искушению. А поклонников (и блестящих) у актрисы было немало.
Катерина была одной из немногих ролей Ермоловой в пьесах Островского. Уж очень несхожи были взгляды на искусство у этих двух художников. Пожалуй, «Гроза» – единственная настоящая трагедия, написанная драматургом, видевшим жизнь в неразрывном сплетении трагического и комического. Обычно он сам ставил свои пьесы на сцене Малого театра. И почти никогда не включал Ермолову в число «своих» актеров. Сама речь его героинь зачастую просто «не ложились» на язык, привыкший к текстам трагедий европейских авторов. Впрочем, это как раз и имел в виду Островский, говоря: «Западный репертуар портит русского артиста».Еще сложнее было для Ермоловой воспринять то направление, которое появилось в искусстве в конце XIX века. Чужда была ей проза Чехова: очень уж различны были их позиции, взгляды на творчества. А вот пьесы его приняла. Сам Антон Павлович считал ее актрисой старомодной, хотя исполнение ею роли Татьяны Репиной привело его в восторг. Тут важно отметить, что непонимание Ермоловой нового искусства не означало неприятия, столь часто встречающегося у маститых художников по отношению к начинающим. Вот надпись, которую сделала актриса Ермолова на фотографии, подаренной Александру Таирову: «Вы – по новой вере, я – по старой, но это не мешает нам быть друзьями, потому что искусство, как и солнце, освещает всякие пути, лишь бы честно служили ему и искренно веровали в него!»Зато Станиславский и Немирович-Данченко были ее горячими поклонниками и даже приглашали Ермолову в МХАТ, но она не изменила (а верней – никогда не изменяла) родной сцене, разве что для гастролей. В одной из таких поездок она сыграла «Бесприданницу» со Станиславским в роли Паратова. Воспоминание великого актера и режиссера об этом спектакле многое говорит о ней: «Я почувствовал себя великим человеком». Таково было ее воздействие не только на зал, но и на партнеров: не за счет них она блистала, а поднимала вместе с собой к высотам искусства.
Последние годы
Шли годы, наступил новый век. Но не убывало, а росло число поклонников великой актрисы. Одним из самых верных был актер Художественного театра Санин (он, кстати, всегда фотографировался, лежа у ее ног). После одного из спектаклей «Орлеанской девы» он подарил ей настоящий средневековый меч, найденный у антиквара. Актриса не могла даже поднять оружие, с которым управлялась ее героиня. Меч этот и сегодня хранится в Доме-музее Ермоловой в Москве.
Особого разговора заслуживает прощание с Марией Николаевной. Обласканная советской властью (первая народная артистка, Герой Труда), она оставалась глубоко верующим человеком. И даже ведя яростную борьбу с религией, власти не осмелились запретить ее похороны с соблюдением всех христианских обрядов.
Еще удивительней было отношение к ней церкви. Вообще, религия отрицательно относится к актерской профессии, считая, что лицедейство губит душу. Ермолову же не только отпели первые лица московской церкви, но и в речах, произнесенных ими, звучало признание ее роли именно в просветлении душ зрителей.
Что же тут удивительного: лицедейства не было ни в малейшей степени в творчестве Ермоловой.
