Все мои игрушки умещались в секретер, что висел на стене. Именно поэтому они были одушевленными и обладали именами. Юла, например, была Юлькой. Она, кстати, не вышла из «оборота» и когда я подросла: мы играли в дочки-матери, и юла заменяла нашим куклам то машину, то самолет. Не хотелось бы, чтобы сказанное было воспринято как смертельная тоска по тем временам. Нет, грущу я лишь по миру, который почти всю эпоху застоя был абсолютным.
Но все же ограниченность выбора придавала игрушкам особую ценность: мы их берегли, а кукол — неистово любили. Как любили и пупсов, для которых делали мебель из спичечных коробков. Когда их обклеивали цветной или бархатной бумагой, получались изысканные вещицы — диваны, кресла, столы, серванты! В коробку из-под обуви, «кукольный дом», стены которого были украшены остатками настоящих обоев, мы устанавливали «перегородки», а потом меблировали «комнаты».
До сих пор считаю шедевром выдумки торшер: в пустую катушку втыкался стерженек от ручки, все это обматывалось нитками, а сверху надевался «абажур» — полупрозрачная «гармошка» из пузырька с но-шпой, не знаю, как она называется «по науке»... Да кто его знает, хорошо все это было или плохо! Кто-то скажет: бог мой, какая убогость! Может, и так. Но мои дети не помнят игрушек из своего детства. А мои — до сих пор занимают в моем сердце особую нишу...
Уже взрослой я нашла на своей даче целый мешок со старыми игрушками — их затопило в подвале по весне. Нам пришлось прощаться... Я прощалась с каждой игрушкой лично, еле сдерживая слезы. Юла распалась у меня в руках, и я поняла секрет появления искр: они высекались двумя кремнями и кресалом — по тому же принципу, что и в зажигалке. Теперь я точно знаю: советские игрушки делали гении...
