Программа «Еще не вечер» сетевого телевидения «Вечерней Москвы» регулярно встречает интереснейших гостей. В нашей студии мы уже обсудили и альтернативную экономику, и проблемы литературы, говорили о болезнях и психологии социума. А вот о музыке не говорили ни разу. Пора исправить эту ситуацию. Гостем очередного выпуска стал Александр Костромин — аккомпаниатор-гитарист, педагог, художественный руководитель Московского центра авторской песни.
Его ласково называют ходячей и поющей энциклопедией авторской песни: Александр Костромин помнит наизусть бессчетное количество текстов и мелодий, легко вспоминает даты написания моря произведений, прекрасно владеет гитарой, аккомпанирует на концертах многим бардам, например, много лет сотрудничает с Александром Городницким. Мы поговорили с ним о том, как и когда зародилась авторская песня и что за время переживает она сейчас. Знаменитая «Бригантина» была написана осенью, вот и наша программа символично началась с этой песни. Ну как тут не подпевать!
— Александр Николаевич, в последние два года было несколько очень значимых для бардовского движения дат: прошло столетие Михаила Анчарова, которое отметили совсем не так, честно говоря, как хотелось бы, в этом году прошли юбилеи Окуджавы, Визбора…
— И не только: кажется, в этом году у всех юбилеи — 90 лет Аде Якушевой, Новелле Матвеевой, Евгению Клячкину, по 80 лет стукнуло физфаковцам-однокашникам Сергею Никитину и Сергею Смирнову.
— И имена все знаковые! Кстати, нашей газете дал свое последнее интервью незабываемый Евгений Данилович Агранович. Но на этом бардовская тема практически ушла из газеты, и не только из нашей. Простите, если невольно обижаю вас: почему сегодня о бардах говорят так мало?
— Думаю, это вполне естественно, если рассматривать бардовскую песню с точки зрения социологической, то есть пытаясь ответить на вопрос, зачем и кому она была нужна. Все это известно, новостей никаких нет, но сегодня эта прослойка населения растворилась в окружающем мире. Нет-нет, она не исчезла совсем, она есть, но не значима, как говорится, для текущей обстановки. Как вы понимаете, я говорю о прослойке российской интеллигенции. Где она сейчас, что она, кто она?..
— Тем не менее весной этого года на концерте в Доме кино, посвященном 90-летию Юрия Визбора, я видела в зале море молодых людей, а рядом со мной сидела девушка, знавшая все слова песен Визбора наизусть.
— В смысле доступности информации и этих «знаний» сейчас обстановка несопоставимо лучше, чем в далекие 1960-е. Тогда бардовские песни распространялись через магнитофонные записи ужасного качества, за которыми, правда, все гонялись. А сейчас подошел к компьютеру, нажал кнопочку — и получил результат.
— Но надо знать, что именно написать в поисковике, Александр Николаевич! Ан-ча-ров. Виз-бор. А девушку, соседку по залу, я спросила, откуда она знает слова. Ну конечно, спасибо родителям! Но уверена: она без этого уже не сможет, и ее дети будут знать бардов. Но давайте начнем с начала — откуда вы, барды, вообще взялись?
— Тут надо рассматривать два аспекта. Первый, основной: это литературная песня. А сколько нашей песне лет? Примерно триста, нам же надо обернуться к временам Ломоносова и Сумарокова.
— «Оду на восшествие…» Ломоносова помню. Сумароков — первый русский литератор, но… какие песни-то были?
— Были, были. И Алексей Мерзляков с его «Среди долины ровныя» — это почти оттуда, ну пусть не из конца XVIII века, но из самого начала XIX. Замечательная песня. Но это — у нас, на русской почве. Если же рассматривать историю бардовской песни в мировом масштабе, то мы приходим к царю Давиду, который свои псалмы пел под свой же собственный аккомпанемент на лире или арфе.
— Почему-то представила себе вопрос в кроссворде: «По горизонтали, первый бард, пять букв, царь… » Ответ — Давид. Я бы погибла от хохота.
— Но и он не первый! До него тоже кое-что было. Ведь началось все, когда первый человек взял палку, начал стучать ею по дереву, отстукивая некие ритмы и накладывая на это то ли слова, то ли звуки — это и была первая авторская песня. Я без шуток — вот откуда корни всего этого.
— А авторская песня и бардовская — синонимы?
— Вообще барды — это ирландцы, кельты, отдельная культура. Если смотреть с этой точки зрения, то какие мы барды? Но называли эти песни бардовскими или даже менестрельскими, и «виновато» в этом радио «Юность» — это там в начале 1960-х открылась передача «Барды и менестрели». Кстати, многие их тех, кто вроде бы относится к бардам в современном понимании, взять того же Булата Шалвовича Окуджаву, сильно не любили, когда их так называли. Окуджава, например, всегда подчеркивал: «Я — поэт!» Но не так давно в одной энциклопедии я встретил определение: «Бард — поющий поэт». Это объяснение давалось там под номером один, а потом уже шли рассуждения про кельтов и все такое. Так что если рассматривать бардов как поющих поэтов — то все сходится, и это и будет авторская песня. Ее представители — Анчаров, Высоцкий, Окуджава, Галич, Матвеева, Ким и иже с ними.
— Она сильно менялась, авторская песня?
— Чтобы говорить об этом, нужно вспомнить о тех разрывах, что случились в плавном культурном течении в нашей стране. Один из них — это 1917 год, революция, когда вся дворянская культура у нас как бы рухнула…
— Что значит «как бы», почему не просто рухнула?
— Потому что именно так. Обломки, но оставались, и на них возник сначала Пролеткульт, и что-то затем произросло из него. А потом постепенно «самовозросла» та самая интеллигенция, о которой мы упомянули в начале разговора. Еще Ленин говорил: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество». Вот какая была «установка», хотя попробуй-ка, прими на себя подобный груз знаний! Но — тем не менее. А вторая «установка» дается через другие слова вождя: «учиться, учиться и учиться». И в стране началось всеобщее образование, ликвидация безграмотности, открылись рабфаки и вечерние школы, и к середине 1930-х годов уже наработался новый, активный, готовый к творчеству пласт молодой интеллигенции, который был готов к тому, чтобы создать эту самую авторскую песню. И в начале нашего разговора в эфире прозвучала легендарная «Бригантина», от которой и ведет отсчет современная авторская песня. А родилась эта песня на свет 30 сентября 1937 года, «во дворе» дома № 1/2 по улице Правды — неподалеку от вашей редакции. Так что мы, по сути, на родине авторской песни!
— Да, эту историю вы рассказали в прошлом году нашему еженедельнику. Но ее стоит напомнить.
— Это стихотворение как песню Павел Коган написал за один вечер вместе с другом Георгием Лепским, игравшим на рояле. И происходило это на улице Правды, в несохранившемся деревянном доме, что входил в состав располагавшегося там в то время поселка Наркомфина. Мы с Георгием Соломоновичем Лепским общались много позже, он пережил войну. Так что я в данный момент — этакое «передаточное звено», поскольку играю «Бригантину» как минимум близко к оригиналу. Кстати, во фразе «в флибустьерском дальнем синем море» слово «синем» вставил в песню Евгений Агранович, заставший приятелей в момент творческих терзаний. «Бригантина» — это особенная песня. В 1960-х она стала неким «общим местом» для всех, кто интересовался авторской песней. Ее запел Визбор, причем неправильно, тут же нашлись те, кто ему об этом сказал. И вскоре вышел первый посмертный сборник стихов Павла Когана, убитого в 1942-м под Новороссийском.
— Спасибо создателям «Бригантины», а также женщине, подтолкнувшей Когана на написание текста — он влюбился в Елену Каган, прославившуюся под фамилией Ржевская. А Евгений Агранович когда-то меня «убил»: я спросила, кто эта «ненаглядная певунья» из песни «Я в весеннем лесу…»? И он ответил, что никакой певуньи не было… А песня стала гимном разведчиков.
— Хотя написана она была не для разведчиков, а под образ уголовника-медвежатника, который после войны оказался где-то за границей, а потом вернулся домой и, конечно, исправился. Это был фильм «Ночной патруль», и играл этого уголовника, Огонька, Марк Бернес. Но потом для Огонька написали другую песню. Агранович же, хотя и был журналистом, служил под началом Рокоссовского. А маршал активно занимался судьбами так называемых перемещенных лиц. Например, брал их на свой страх и риск в действующую армию, что позволяло им как бы искупать свою «вину». Про них-то эта песня и была написана. Потом она вошла в фильм «Ошибка резидента», где ее спел Михаил Ножкин, отчего ее авторство часто приписывают ему. Агранович, кстати, вышел на сцену в 79 лет. И продержался на ней до 90…
— Удивительный человек… Но вернемся чуть назад. Вы сказали про эпоху Ломоносова и Сумарокова, а потом мы оказались в 1917 году. Ну а между этими-то датами точно что-то было. Какой-нибудь Аполлон Григорьев, например…
— Конечно! И поскольку мы обсуждаем корни бардовской песни, давайте посмотрим, а когда же зародилась русская песня под гитару? Вот, читаем у Толстого в «Войне и мире», что милейший дядюшка играет на гитаре, которая уже «давно пылилась у него на шкафу». А на дворе 1812 год. Но, видимо, не очень-то давно она и пылилась: появление русской семиструнной гитары обычно датируется 1798 годом, когда была издана «Школа игры на семиструнной гитаре» Андрея Сихры (Андрей Осипович Сихра, 1773–1850 — российский гитарист, композитор и педагог. — «ВМ»). Он придумал нашу семиструнку и обучал игре на ней учеников. Один из них — Михаил Тимофеевич Высотский — тоже написал самоучитель игры на этом инструменте, и мама Владимира Семеновича Высоцкого всегда подчеркивала, что ее Володя осваивал гитару по Высотскому. Михаил Тимофеевич был виртуозным гитаристом, но прославился двумя вещами. Первая: он обучил игре на гитаре московских и петербургских цыган.
— Как это?!
— Цыгане-молдаване графа Орлова, что обретались также неподалеку от нынешнего местоположения вашей редакции, в Петровском парке, играть на них не умели. Но когда появились цыганские хоры, инструмент остро понадобился — нужен был аккомпанемент. Вот музыкальным от природы цыганам и придумали дать в руки гитару. И Илью Соколова — вспомните «Соколовский хор у Яра», — и Ивана Васильева, автора знаменитой «Цыганочки», учил играть лично Высотский. А вскоре талантливые цыгане выработали свой стиль. Основу же их песенного репертуара составляли песни на стихи генерала Александра Андреева.
— Потрясли сейчас, вот честно!
— Михаил Высотский учил не только цыган. Был у него и еще один интересный ученик — Михаил Лермонтов. Из отрывочных сведений известно, что поручик Лермонтов брал в руки гитару и напевал под нее свои стихи.
— Бард Лермонтов?
— А почему бы и нет? А в Царскосельском лицее учился Николай Корсаков, который сочинил несколько песен на стихи «однолицеиста» Саши Пушкина. В Царском селе в то время квартировал гусарский полк, в котором служил Денис Давыдов, который точно пел песни на собственные стихи. Единственное, чего я не знаю наверняка, брал ли он в руки гитару сам, или пел под аккомпанемент другого человека.
— Итак, мы вспомнили Лермонтова, Давыдова…
— Аполлон Григорьев должен быть перечислен в этом ряду непременно! Он-то ходил с гитарой по компаниям и пел всякие «Две гитары» и прочее, описывая в стихах, заметим, «с детства памятный напев» того самого Соколовского хора.
— А время Вертинского, после 1917 года, имеет отношение к авторской песне, или это другое ?
— Ну, как сказать… Лермонтов, Давыдов — представители дворянской культуры. А Вертинский — это уже разночинцы. Конечно, все привыкли слышать Вертинского в сопровождении рояля. Но есть фотография, на которой знаменитый Черный Пьеро в узнаваемом сценическом костюме держит в руках… гитару. Да, и в начале своей творческой деятельности Александр Николаевич регулярно выступал с ней!
Примерно в те годы, когда возникла упомянутая нами советская интеллигенция, в одном из шанхайских интервью Вертинский гордо говорит примерно следующее: «Я представляю собой уникальное явление в мировой культуре, поскольку сочетаю в себе таланты поэта, композитора, певца и актера. И еще неизвестно, когда родится другой человек, который сможет объединить в себе эти четыре ипостаси…» Но вскоре таких «сочетающих» стало немало — возьмем того же Высоцкого.
— А почему в середине прошлого века произошел такой «взрыв» популярности бардов?
— Мне кажется, тут нужно говорить о двух моментах. Первый: завершилась Великая Отечественная война, и победа в ней вызывала законную эйфорию. Ее испытывали все. Все были полны и ожиданий: сейчас жизнь наладится, заживем! Потом прошел ХХ съезд, произошло развенчание культа личности Сталина, случилась оттепель, подарившая творческое «послабление» в первую очередь в смысле цензуры. Плюс ко всему появился магнитофон. Может быть, кто-то не знает, но шрифт каждой пишущей машинки был индивидуален, что позволяло в эпоху самиздата определить, на какой именно перепечатаны те или иные тексты. А на пленках «Магнитиздата» никаких «опознавательных деталей» не было. То есть в послевоенное время и в начале 1960-х сошлось много факторов…
— …которые бардов и вынесли на самый верх общественного интереса. А образ, Александр Николаевич? Бард — это же такой бородатый мужик в растянутом свитере, стоит посреди тайги и поет у костра. Или это рафинированный интеллигент типа Окуджавы?
— Окуджаву однажды вывезли на какой-то слет, и это был кошмар — он замерз, его согревали какой-то телогрейкой, усадив у костра, и он сказал потом, что ни за что больше никуда не поедет... Были и такие барды, и сякие, и яркий образ создал Высоцкий в фильме «Вертикаль». А Александр Городницкий рассказывал, что он начал писать песни по заданию комсомольского бюро — для очередного какого-то конкурса художественной самодеятельности. Композитор написал какую-то музыку, но певица отказалась ее исполнять, и Городницкий был вынужден придумывать что-то свое. Это произошло, кстати, в 1954 году, тогда же, когда Агранович написал «Я в весеннем лесу…» То есть происходило и самостоятельное зарождение авторской песни, возникающее будто само по себе и в разных местах. В этих песнях была большая потребность у людей.
— Спрос родил предложение.
— Да, но надо еще понимать важную деталь: все эти песни писали очень сильные, плотные литераторы. Все — Анчаров, Визбор, Якушева, Городницкий — все это люди выдающегося литературного таланта.
— И песни были какие-то… дружественные…
— Хорошее слово, да и как тут не вспомнить Визбора? В первом номере за 1966 год еженедельника «Неделя» была размещена первая серьезная публикация на бардовскую тему: перед Новым годом там провели круглый стол, на который пригласили Визбора, Анчарова, Галича, Кима, народную впоследствии актрису Людмилу Иванову, написавшую песню «Ниточки».
— Иванову? Шурочку из «Служебного романа»?
— Да, она была талантлива и в этом, а муж ее, Валерий Миляев, написал песню «Приходит время, с юга птицы прилетают». Так вот, на этом круглом столе определили, что бардовская песня — это звучащая, музыкально интонированная литература. И Визбор сказал, что для людей важны разные песни, и под оркестр, и без него, но особенно важны песни-друзья. Это песни, которые можно спеть за столом. И тебе споют в ответ. Песни, для которых не нужно быть виртуозом игры на гитаре или иметь сумасшедший по силе голос, достаточно души и отношения к тому, о чем поешь. Но чтобы этого было достаточно, важна идея, яркий текст, хорошее интонирование мелодическое.
— Барды этим и брали, и берут. Но раньше они собирали стадионы. А сейчас?
— Количество всяких слетов и фестивалей огромно. В редком городе нет чего-то такого, что связано именно с авторской песней. Знаменитости наши все состоялись, что важно, и сегодня, я повторюсь, все это гораздо более доступно, чем раньше, и рано или поздно попадает на человека, которому это нужно. А кому нужно — вопрос. Но среди действующих авторов много талантов. Но мы их почти не знаем. Иногда наткнешься в той же сети, охнешь — вот же оно!
— Центростремительного движения нет?
— Увы, есть только центробежное. Мы разлетаемся в стороны, вплоть до атомизации общества. Даже дружба стала другим понятием…
— Выходит, молодых не зацепить?
— Им трудно. Нас-то американским масскультом не давили. Музыка — это язык подсознания. У нас акцент ставится на первую долю, у американцев — на вторую. Кому-то это покажется бредом и ерундой, но это на самом деле способ мощного воздействия. Внедрили несколько другой ритм в сознание, а он практически исключает возможность адекватного разговора. Я уже не говорю о том, как много зависит от того, какую музыку ты слушаешь — Моцарта, Вагнера или условного Боба Дилана.
— Но центр ваш — жив. И это хорошо!
— Да, и в нем учат играть на гитаре, а по четвергам всегда концерты.
Александр Николаевич Костромин родился 13 сентября 1951 года, аккомпаниатор-гитарист, исполнитель авторской песни, педагог, худрук Московского центра авторской песни, редактор и составитель сборников авторской песни.
Окончил почвоведческий факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Во время учебы был лидером университетского КСП.
В Московском центре авторской песни ведет класс гитары. Редактор и составитель нескольких десятков сборников авторской песни. Профессиональный турист-походник. Обладает способностью быстро и качественно соорудить лагерь: поставить палатки, натянуть тент, разжечь костер при любой погоде.
