Фрагменты беседы с Александром Ширвиндтом и его сыном Михаилом, записанной журналистом Евгением Додолевым в 2017 году, публикуются впервые.
— Александр Анатольевич, Михаил, как вы считаете, что у вас есть общего, помимо фамилии?
— Александр Ширвиндт: У нас общее — моя жена и его мама. Мои внуки — его дети. Его внуки — мои правнуки. Масса общего!
— А если говорить о воспитании?
— А. Ш.: Я занимался скрипкой. Это мука была страшная! Пять с половиной лет я учился в музыкальной школе. До этого я дома пиликал, в сортир прятался.
— Михаил, а вас не мучили?
— Михаил Ширвиндт: Мучили. Я играл на пианино...
— Я не вижу на столе любимого ингредиента вашего отца — чеснока.
— А. Ш.: Ты пришел сюда гадости говорить?
— Я хочу какую-нибудь эмоцию получить.
— М. Ш.: Папа очень любит чеснок, но декларирует, что он его не ест. Если он где-то в кафе, он спрашивает: «Так, тут есть чеснок?». Наивные официанты говорят: «Да, немножко есть». — «Это я не буду!». Он ест его в промышленных количествах.
— А. Ш.: Теперь рассказываю правду. Была война, чтобы вы знали, Великая Отечественная война. Основная еда была — очень тоненький, черный-черный хлеб, намазанный очень тоненьким слоем сала, и на нем, нарезанные как шайбы, были чесночинки. И мы это полтора года круглые сутки ели.
— Очень вкусно. Без водки все это?
— А. Ш.: Мне было пять лет.
— М. Ш.: Он не умел тогда доставать водку, не знал где.
— А. Ш.: Нет, я просто скромно пил тогда. И с тех пор я возненавидел этот продукт. То, что я его обожаю, — это домыслы врагов.
— Мне Роман Карцев рассказывал, что его однажды Аркадий Райкин отправил со сцены во время репетиции, потому что он накануне чесночка поел…
— М. Ш.: Я же успел с Аркадием Исааковичем поработать. Он действительно чеснок не выносил.
— А. Ш.: Все мои замечательные партнерши, Люсенька Гурченко покойная, да и сегодняшние, они все обожают чеснок, я вам скажу. Если, не дай бог, что-то такое лирическое играть, и не дай бог целоваться... Но самое страшное, они ели чеснок и в это время вспоминали, что вечером у них со мной спектакль, и начинали судорожно его чем-то заедать, маскировать какими-то спреями. Это еще страшнее. Это что-то страшное, какой-то дюшес с чесноком. Ужас. Любочка Полищук тоже обожала чеснок. Леночка Васильева, Аленочка Яковлева, они все чесночницы, но знают, что это чревато. Если пахнет от мужика водкой, а от бабы чесноком — увольнение.
— От мужика водкой — нельзя? Это что-то странное.
— А. Ш.: На сцене не хотелось бы.
— Самому никогда не приходилось?
— А. Ш.: Нет. Я не ханжа. Я не могу. Ныне покойный Юрий Васильевич Яковлев, гениальный артист, вот он никогда без чуть-чуть коньячку... Его замечательный тембр опускался до бархатного, и он играл. Есть такие артисты, которые могут. Я, к сожалению, нет, у меня начинает все сыпаться. Поэтому я судорожно дожидаюсь конца спектакля.
— Я знаю, что родитель вас рано стал приучать к никотину. По-моему, это был подарок — блок сигарет и зажигалка.
— М. Ш.: Да, было такое.
— Сколько вам лет было?
— М. Ш.: Лет 16, грянул мой день рождения. Видимо, подарить было совершенно нечего. Я утром проснулся. Дома никого. На буфете лежит блок сигарет иностранных и зажигалка, типа подарок. Я курил уже лет десять к этому моменту. И вот я вечером достаю сигарету, закуриваю и... получаю, как всегда!
— От мамы?
— М. Ш.: Нет, от отца. Папа же сказал, что он не ханжа. Вот яркая демонстрация.
— Я думаю, что обидно было сыну читать одну из ваших книг, потому что там прямым текстом сказано, что вы хотели дочь.
— А. Ш.: Сейчас же принято делать из мужика бабу?
— М. Ш.: Не до такой степени, чтобы я тебе пошел навстречу и у тебя появилась дочь.
— М. Ш.: Когда у отца заканчивался спектакль, было два возможных варианта его звонка маме. Первый: «Будь в напряжении». Это значит, я сейчас заеду, и мы едем куда-то. Либо: «Сервируй!». Это значит, что сейчас приедет половина театра выпивать. Если «в напряжении», то папа приезжал часов в 10 вечера, забирал мамашу, и они уезжали, а мы с бабкой уже, как две мертвых лисы, лежали в кроватях прикинувшись. Как только захлопывалась дверь, я говорил: «Вставай». Она была слепая, но такая тусовщица! Мы шли на кухню, пили чай, блины ели, то есть отрывались по полной программе. Потом, когда я уже стал повзрослее, приходили мои сознательные друзья и подружки, уже мы стали выпивать.
— А. Ш.: Сколько они украли у нас напитков!
— М. Ш.: Бабка всегда присутствовала на этих тусовках.
— Более или менее понятно, какой отец Александр Ширвиндт. А какой он дед?
— М. Ш.: Это заслуга моих детей, что они его таковым сделали. Я обожал существование во дворах. У меня были прекрасные друзья, мы играли во все, что угодно, лазили на телефонную станцию, воровали провода... С родителями не пересекались, если меня не брали на гастроли театра. Папа делал вид, что он на меня орет, я делал вид, что я этого боюсь. Мои дети, в силу того, что дворов у них нет, были вынуждены чаще пересекаться с дедушкой, они сразу свили из него веревки. Почему я так не смог в свое время? Он перед ними заискивает, он на них пытается покрикивать, но у них не забалуешь. В общем, они сидят не то чтобы у него на шее… Я даже не знаю, как объяснить. Лучше ты скажи, кто ты у них.
— А. Ш.: Г***но.
— Самокритично.
— М. Ш.: Какую-то надо сюда милую эмоцию добавить.
— А. Ш.: Милое г***но.
— Я к чему спрашиваю? Что есть общего у внуков с дедом, помимо генетики?
— М. Ш.: Мы пытались разделить с ним увлечение рыбалкой. Поехали вместе в Швецию ловить рыбу. Снимаешь не задорого дачку на берегу, и ближайшая цивилизация в 40 минутах езды — маленький городочек какой-то. Дети, вроде бы, воодушевились: «В Швецию поедем». На третий день они стали выть. С утра ходили и говорили: «У нас лимона нет». Я говорю: «Есть». — «Где?». То ли они его выбросили, потому что действительно нет. И мы едем за лимоном, а дедушка встает в четыре утра и ловит. Однажды мы, как всегда, поехали за лимоном, дедушка сидел на рыбалке. Был мой день рождения, должны были гости приехать, и надо было готовить рыбу. Пошли посмотреть, что там дедушка наловил. Дедушка уже спит. Мы достаем судок, полный рыбы...
— А. Ш.: Садок.
— М. Ш.: Садок, полный рыбы. Лещи какие-то, окуни. Ни разу такого улова у него не было. Вау, круто! Я опускаю садок обратно в воду. Вдруг я вижу: ух ты, какая крупная рыба плывет прямо у берега, и еще, и еще... А у этого садка с обеих сторон калиточки такие. Я нижнюю штуку наткнул на какую-то корягу, калитка открылась, и полусонные рыбы стали уплывать. Я бросился в воду...
— Руками ловили?
— М. Ш.: Руками. Но они уже оклемались, и все ушли. Время 12 часов дня. Жара. Я говорю: «Так, быстро сели, перелавливаем». Впервые в жизни все сели ловить рыбу. Самое смешное, что мы достаточно много поймали, хотя уже ни клева, ничего, но настолько нам нужна была эта рыба. И мы садок заполнили худо-бедно.
— То есть от Александра Анатольевича скрыли?
— М. Ш.: Так и не знает до сих пор.
— Вот узнал наконец.
Евгений Додолев — известный журналист и медиаменеджер, в настоящее время ведущий авторских программ на каналах «Россия 1» и «Москва 24».
