Едешь и ощущаешь себя не знаю даже кем: то ли ты просто невольный свидетель чужой жизни, то ли — уже почти участник: говорят громко, внятно, как бы призывая к содействию. Я почему-то всегда думаю, как высока на самом деле степень этого психологического обнажения и при этом психологического одиночества человека, если он ничтоже сумняшеся выворачивается наизнанку при чужих людях. О, морские звезды, у вас есть последователи...
Но мой спутник... Он влетел в автобус возле зоопарка, продолжая разговор. Не отрывая телефон от уха, воткнул в него зарядное устройство и продолжил вещать невидимому собеседнику:
«...Так я и говорю, не знаю, что ей еще нужно. Работаю, деньги не великие, но стабильняк. В спортзал хожу, слежу за собой, бреюсь, моюсь, все дела. Анализы нормальные, я на диспансеризацию хожу, что не ходить-то, если бесплатно. В кино ее пригласил, фильм скучный был, невозможно, там мужик бабе изменил, и началось, короче... Говорю — Лена, давай уйдем, может, по пиву, а она ни в какую, сидела смотрела. Потом говорит — пошли гулять, а жара, какой гулять, я бы домой под вентилятор, а ей типа надо движухи. Ну, короче, так тупо все, не могу...»
Эх, Лена, Лена. Какой кавалер пропадает! Даже анализы у него нормальные. Меня разобрал дикий хохот, но пришлось сдерживаться — неприлично же...
«Так понимаешь, Ев, я вообще не знаю, что ей надо. На 8 Марта цветы дарил. Презентик. В рестик водил, все дела. Какая ей движуха-то еще нужна? По городу шататься? Что я тут не видел? Или, может, в музей еще пойти? Да там умрешь от скуки, Ев. Я понимаю еще, показывали бы что-то интересное, ну мумий каких-то, а так что — бумажки за стеклом, письмо Пушкина Пестелю или что. А еще, говорит, прикинь, болтаю много. А мне когда болтать, Ев, я ж работаю, это сейчас вон отгул дали...»
Я не сразу поняла, что он говорил с роботом-секретарем Евой... Чьим? Не знаю. Наверное, люди уже не слушают... И мне стало немного страшно. И я понимаю Лену...
