Переплетение линий их краев, что подолгу остаются темными, образует удивительные рисунки, а иногда и карты неведомых стран и государств. Проплывающие по центру реки пузатые кораблики с подсвеченными разноцветными пузами и боками разгоняют по сторонам льдин-беглецов, почти не нарушая картин у берегов. Потом все присыплет снежком, картины исчезнут, чтобы затем все повторилось: потеплеет, они разбегутся, а потом снова сойдутся вместе.
Кто-то верит в приметы, я нет. Единственный экзамен в университете я провалила, отправившись на него с пятаком под пяткой. Сместившись куда-то вбок, пятак доставлял мучения, и лицо у меня было такое, что суровый профессор, и без экзамена понимавший, что я и логика несовместимы, задал вопрос: «Что это у вас с выражением лица? Предмет не нравится? И почему вы трясете ногой?!» Я вспоминаю об этом с улыбкой, но сейчас.
А тогда, после провала, я тоже стояла на мосту, смотрела на льдины и ощущала себя самым несчастным человеком на земле, тем паче что логику сдали даже последние двоечники. Жизнь доказала, что та двойка была справедливой... И много раз!
Вот и сейчас: нет никакой логики в том, чтобы стоять на мосту и смотреть на льдины. Или зависнуть, как я люблю, напротив какого-нибудь дома, и радоваться, если рисунок горящих окон на нем превращается в «лицо», да еще и с улыбкой. И зачем видеть в башенке фигурку гнома в колпачке... Глупо и не по возрасту. Но я ищу эти фигурки и «лица». И улыбки из окон. И смотрю на льдины, хотя замерзла уже изрядно.
А логика… Это прекрасный предмет. Я его пересдала, и быстро. Но мы-то с суровым профессором знаем, что у меня по ней — двойка. Просто, может, это не так страшно, как казалось тогда. Потому что никакой логики в фантазиях нет. Но как трудно было бы жить без них.
