Родители Булгакова происходили из старинных семей священнослужителей и купцов Орла и Карачева, города Орловской губернии: Булгаковых, Ивановых, Покровских, Турбиных… Иван Авраамович Булгаков, дед со стороны отца, был сельским священником в Орле. Другой дед, со стороны матери, Михаил Васильевич Покровский, был протоиереем Казанского собора в Карачеве.
Булгаковы существовали в Орловском уезде с давних пор. Писцовая книга XVI века содержит имена уже тогда живших здесь носителей этой фамилии.
В Ливнах Орловской губернии, также в семье священника, родился известный философ, публицист и богослов Сергей Николаевич Булгаков. В 1905 году в Москве он основал Религиозно-философское общество памяти В.С. Соловьева. Там случилось памятное знакомство философа с отцом Михаила Булгакова – Афанасием Ивановичем, будущим преподавателем Киевской духовной академии. В семье писателя верили в родство с С.Н. Булгаковым.
Семейные хроники Булгаковых позволяют утверждать, что интерес писателя к тайнам личности, к природе явных и скрытых сил, движущих историю и развитие цивилизации, у него наследственный. Как и любовь к литературе. В семье прививали высокую культуру чтения, и планка соответствия образу просвещенного интеллектуала была поднята максимально. Н.А. Булгакова-Земская вспоминает: «В семье все очень много читали. Все, начиная с матери, прекрасно знали русскую литературу. Знали и западную… Читали Горького, Леонида Андреева, Куприна, Бунина… Достоевского мы читали все, даже бабушка, приезжавшая из Карачева…»
Культурный и интеллектуальный бэкграунд, интерес к исследованию скрытых духовных метаморфоз, пронизывающих нашу жизнь, повлияли на Михаила Афанасьевича как на писателя и сподвигли его идти дальше по пути исследования таинственных глубин личности, а его творения, как и его судьба, проникнуты немеркнущим, несказанным отсветом этих тайн.
Это в полной мере относится к роману «Мастер и Маргарита», судьба которого не менее драматична, чем линия жизни его создателя – Мастера, и также полна загадок. Расскажу об одной из них.
Работа над одним из лучших романов XX века продолжалась 12 лет. К тому времени все пьесы Булгакова были запрещены, его нигде не печатали, не было ни единого предложения о литературном сотрудничестве.
К работе он приступил в конце 1928 года (по другим данным – в 1929-м), а окончательное название произведение обрело в ноябре 1937-го. Всегда яростная в отношении писателя критика переросла сначала в травлю, а в феврале 1929 года, после отрицательной «оценки» творчества писателя Сталиным, в беззастенчивые непристойные оскорбления. Репрессивная удавка на шее литератора затягивалась. Это привело к тому, что 18 марта 1930 года Булгаков сжигает первую редакцию романа, как и его герой Мастер.
В 1932 году Михаил Афанасьевич возвращается к работе. Булгаков рассказывал в письме Викентию Вересаеву: «Уже в Ленинграде, и теперь здесь, задыхаясь в моих комнатенках, я стал марать страницу за страницей наново тот свой уничтоженный три года назад роман. Зачем? Не знаю. Я тешу себя сам! Пусть упадет в Лету!»
При жизни писателя роман издан не был. И ни малейшего основания быть уверенным в том, что это когда-нибудь произойдет, ни у него, ни у кого-либо другого не было.
Писателю приходилось уничтожать и другие свои произведения, но удивительным образом спустя десятилетия то вдруг находился суфлерский экземпляр пьесы, то обнаруживалась копия рукописи, конфискованной в 20-х годах при обыске.
Все помнят ставшую крылатой фразу, вложенную Булгаковым в уста Воланда: «Рукописи не горят!» Отчасти он иронизировал, потому что горят, да еще как – ведь свою-то он сжег… Но писатель чувствовал: то, что создано искренне, уничтожить невозможно. Михаил Афанасьевич был уверен: «Созданное создано, даже если оно не сохранилось».
Елена Сергеевна четверть века берегла единственный экземпляр рукописи, а отважные исследователи годами, как мудреную головоломку, слово за словом восстанавливали утраченные фрагменты, казалось, потерянных навсегда ранних редакций. И роман вернулся из небытия: сначала из огня, потом из репрессивного многолетнего забвения, а затем стали появляться черновики и первые редакции!
Чудо неопалимой рукописи оказывается еще более удивительным, если проследить ее предысторию. Речь пойдет о писателе и его романе, который, по мнению ведущих литературоведов, оказал значительное влияние на Булгакова и роман «Мастер и Маргарита», однако до сих пор крайне мало известен читателям. Это Яков Эммануилович Голосовкер, философ, поэт, писатель, переводчик, и его «Сожженный роман», в первом варианте названный «Запись неистребимая». Он был создан 1925–1928 годах, то есть раньше «Мастера и Маргариты».
По всей видимости, Булгаков и Голосовкер были знакомы. Прямых свидетельств тому нет, но смысловые и сюжетные параллели в «Мастере и Маргарите» и «Сожженном романе» указывают на этот факт.
В 1936 году Голосовкер был арестован по доносу. Перед арестом самые ценные рукописи, в том числе «Запись неистребимую», он отдал на хранение своего другу – художнику Митрофану Берингову. И надо же такому случиться… в приступе белой горячки Берингов сжигает бумаги, все целиком, до последней строки.
Писатель работал над восстановлением рукописи, но в 1943 году часть произведения вновь погибает в пожаре вместе с домом, где оно хранилось. Голосовкеру опять пришлось возвращать роман к жизни. Дважды он восстанавливал его по памяти, и он вернулся из небытия под новым названием «Сожженный роман».
При жизни автора произведение не было опубликовано. Оно вышло в свет в начале 90-х за границей сразу на трех языках: немецком, французском и польском и имело успех. В России «Сожженный роман» опубликовали в 1991 году.
Рукописи горели, но не сгорали, потому что истину уничтожить невозможно: написанное от чистого сердца обретает бессмертие. Такова, наверное, разгадка этого чуда. Однако меж страниц романа таится еще много секретов, ждущих своего увлеченного читателя.
