Жители Латвии, мягко говоря, не в восторге от перспективы принимать у себя беженцев из африканских стран.
Казалось бы, в Латвии к беженцам должны относиться с пониманием – в 1944 году тысячи латвийцев отправились в эмиграцию в Западную Европу, США, Канаду и даже Южную Америку. Но нет – большинство современных граждан страны не готовы радушно встречать чужеземцев. Почему? Где наше гостеприимство и толерантность? В интервью газете «Вести Сегодня» ситуацию комментирует политолог Кристианс РОЗЕНВАЛДС.
Наш номер — второй
— Почему информация о том, что Латвии придется принять 250 – всего 250! – беженцев вызывает такую волну недовольства. Но ведь 250 человек – это совсем мало даже для маленькой Латвии...
— Во-первых, не все верят, что беженцев будет только 250, есть опасения, что их будет больше, потом к ним приедут родственники, и счет пойдет уже на тысячи. Но самая главная проблема такова: мы, латыши, в своей стране все еще живем не как хозяева, в отличие, от наших соседей — литовцев и эстонцев. Мы даже в собственном доме всегда выходим на игровое поле не как команда-фаворит, а как команда, играющая под вторым номером, которая должна защищаться, а не побеждать. У нас такая психология, мы живем не с философией победы, а с философией удачи — а вдруг и нам повезет...
И еще: мы даже на своих смотрим с презрением, это у нас давних пор заложено – любой начальник уже по определению является чужим, это сохранившийся с давних времен образ надсмотрщика, который кем-то поставлен над нами и работает против нас. И совершенно все равно, кто этот начальник, – наше латвийское правительство или Евросоюз. Они начальники – значит, чужие...
-... И все они нас обижают!
— Да, все они нас обижают. И мы всего боимся, но проблема состоит в том, что у нас действительно есть все основания бояться. Если мы говорим о беженцах, то мы понимаем: из-за того, что мы всегда играем под вторым номером, мы и сейчас не являемся хозяевами ситуации, и уж, тем более, мы не сумеем «поставить» приезжих из других стран в рамки нашей жизни. И нам опять придется перед кем-то «прогнуться», а мы этого интуитивно боимся. Более того, мы видим, что приезжих не всегда удается «удерживать в рамках» и более зрелым нациям – проблемы в этой сфере есть во Франции, Норвегии, Швеции. А нам до них далеко...
— И что в такой ситуации делать?
— Это сложно, но я бы посоветовал мыслить шире – мы должны сами разработать свою идеологию, которая будет интересна всем живущим в Латвии, и привлечь тех, кто в нее приедет. Но поскольку мы как команда играем под вторым номером, мы опасаемся, что это нас кто-то куда-то интегрирует, а не мы кого-то... Возьмем ту же Данию! Маленькая страна, по размеру сравнимая с Латвией, но в ней умеют иммигрантов и датскому языку обучить, и интегрировать в датское общество. А мы только и делаем, что друг друга запугиваем.
Как сохранить латышскую среду?
— А вам не кажется, что все мы, жители Латвии, занимаем потребительскую позицию. Сами мы хотим жить в Ирландии или Великобритании, а видеть в родной Латвии выходцев из других стран не хотим!
— В принципе такое отношение к чужим в той или иной степени свойственно всем странам мира. И это относится не только к иммигрантам, но и, например, к новым бизнес-проектам. Я сейчас участвовал в реализации нескольких проектов вместе с предпринимателями и убедился в этом. Пока речь идет о теоретической возможности, все согласны – конечно, нам нужен новый завод, ведь это новые рабочие места, это инвестиции в наш регион... Словом, все супер. Но когда начинается обсуждение конкретного места для этого завода, тут уже возникает пауза – да, завод нужен, но не в нашем поселке, не в нашем городе, не в нашем районе. Или новая гостиница – конечно, ее надо строить, нам так нужны туристы, но не в этом районе, лучше у соседей. В США для такого отношения есть даже специальное понятие NIMBY: «Not in my yard!» — «Не в моем дворе!». И с приезжими то же самое: теоретически никто ничего не имеет против, но «не в моем дворе».
— Как вы можете прокомментировать высказывания о том, что Еврокомиссия, определяя для Латвии квоту на беженцев, должна учесть количество уже принятых иммигрантов, а это, по мнению некоторых наших политиков, все, кто прибыли в страну за последние 60 лет?
— Как можно сравнивать русских, несколько поколений которых живет в Латвии, и имигрантов первого поколения?! Но видите ли, тут нельзя не учитывать очень важный для всех латышей и для меня, в том числе, лингвистический образ жизни. Я хочу говорить с продавщицей в магазине на латышском языке, я хочу сделать заказ в кафе на латышском языке, я хочу обращаться на латышском языке к шоферу такси, водителю трамвая и так далее.
Никто не против того, что в Латвии есть чужой язык, что люди общаются на нем между собой, это ни у кого не вызывает опасений. Но поскольку в Латвии по-прежнему живет множество людей, не владеющих латышским языком, это заставляет беспокоиться о сохранении латышской среды. А я хочу, чтобы латышской среде ничто не угрожало. Возможно, если бы в Латвии был накоплен позитивный опыт проведения политики интеграции, эти опасения не были бы такими острыми. Во Франции все иммигранты знают французский язык, и ему ничего не угрожает. В Латвии такой уверенности нет, отсюда и столь острая реакция.
Мы даже в собственном доме всегда выходим на игровое поле не как команда-фаворит, а как команда, играющая под вторым номером, которая должна защищаться, а не побеждать.
В Латвии по-прежнему живет множество людей, не владеющих латышским языком, это заставляет беспокоиться о сохранении латышской среды.
Как можно сравнивать русских, несколько поколений которых живет в Латвии, и имигрантов первого поколения?!
