В эфире Первого канала отец Жанны, Владимир Борисович и Ольга Орлова рассказали о последнем дне Жанны, передает «Комсомольская правда».
«В день, когда она умерла, приехали врачи из Китая. Они очень долго ехали, потому что сначала кого-то спасали, потом долго ехали. Я их встретил в 3:30 утра. Они приехали, посмотрели, сказали, мол, месяц назад мы бы еще могли что-то сделать. А сегодня уже мы отказываемся браться. И в этот день она умерла.
Я за пять дней понял, что она умрет. У нее уже начались необратимые изменения. Она уже начала мучиться, чувствовала боль. А до этого, по словам врачей, она ее не чувствовала — просто спала. А тут у нее началась температура, которую мы стали пытаться сбить. Но ничего не получалось. Думали, что какая-то инфекция была. До этого сын заболел — у него была температура за 40…Решили, что это от него перешло на нее. Сдали анализы — оказалось, инфекции никакой нет. Водкой обтирали — на 15-20 минут сбивалась температура до 38 градусов, а потом опять 40. Врачи сказали, что опухоль повлияла на тот участок мозга, отвечающий за температуру. Назвали это «злокачественной гипертермией».
А в последние дни началась агония. Я попросил Олю и Ксюшу, чтобы они домой не уезжали. В 10:07 Ксюша записала все показатели. Я отвернулся и тут она говорит — «Все, она больше не дышит». Ушла тихо, спокойно. Мне показалось, что сердце еще стучит. А врач говорит — сами послушайте. И я послушал через стропоскоп — и так и вышло», — рассказал отец Фриске.
Ольга Орлова думает, что Жанна решила попросить прекратить все манипуляции и дать ей спокойно уйти:
«Мы остались в комнате втроем — сестричка из онкоцентра, подруга Жанны, Ксюша, и я. Она как будто выгнала в эту минуту родителей — тетя Оля и дядя Вова вышли. А мы сели рядом с ней, обтирали ее, уговаривали — «давай, малыш, борись». И я никогда не видела такого, чтобы в каждую секунду температура росла на один градус. И она дышала так… Я говорила девочкам — мне кажется, она хочет, чтобы мы все ее оставили в покое и отпустили. Потому что мы делали много экстренных мер — вливали ледяной раствор внутрь, еще что-то. И ровно после этой фразы она сделала еще два вздоха и все. Мне, казалось, что она еще дышит. Вошел дядя Вова, и я ему говорю — «Все»».
Владимир Борисович вспомнил момент, когда дочь с ним попрощалась:
«За два месяца до этого она не говорила уже, разве что очень тихо. Был очень хороший день, я подошел к ней, сел. Она взяла меня за руку и сказала: «Папочка, я тебя очень люблю». Больше она ничего никому не говорила. Видимо, простилась. Но она реагировала на то, что происходило — когда мы ругались, у нее пульс повышался».
