Антироссийские настроения во многих постсоветских республиках привели к тому, что от этих республик отворачивается значительная часть граждан России. Все громче звучат голоса экспертов, которые призывают россиян не питать иллюзий насчет братских народов Украины, Латвии, Литвы, Эстонии.
Об уважении к украинству, национальных интересах России и сотрудничестве с Прибалтикой порталу RuBaltic.Ru рассказал знаменитый российский писатель и публицист Захар Прилепин.
— Г-н Прилепин, в 2014 году Вы объявили перемирие российской власти. Какова судьба этого перемирия спустя четыре года: Вы его продлеваете, прекращаете или готовы установить прочный мир?
— Это просто фраза, брошенная мной в определенном контексте. Понимаете, я никогда не воевал с российской государственностью, но у меня всегда были вопросы к определенным тенденциям, к тому порядку вещей, который установился в 1990-е годы. Либерализм, особенно в российском изводе, я не воспринимаю, смириться с ним мне крайне сложно. Поэтому любые либеральные тенденции вызывают у меня разные чувства, от неприятия до раздражения. Это было и это остается. Но я отдаю себе отчет в том, что являюсь сыном своего государства, и против некоторых вещей выступать никогда не буду в принципе.
Я думаю, что это традиционная позиция русского писателя. У Александра Сергеевича Пушкина и Сергея Александровича Есенина была масса вопросов к действующей системе власти, и при этом их связь с Родиной была нерасторжима.
Сегодня мы видим и либеральных психопатов, которые кричат, что все продались Кремлю, и государственных патриотов которые чуть что — обвиняют всех в «оранжизме». И с одними дураками не о чем говорить, и с другими. Поэтому мы живем в сложном мире, каким он всегда был и остается до сих пор.
— Пару лет назад мы наблюдали попытки начать культурный диалог между Украиной и Донбассом. Украинский «17 канал» организовывал телемосты с Донецком и Луганском. Во время одной из передач общались донецкие и украинские писатели, а член Союза писателей ЛНР Елена Заславская по приглашению Сергея Жадана даже приезжала на конференцию в Харьков. Но на этом все закончилось. Это закономерный итог? Диалог невозможен?
— Диалог возможен с определенной частью украинской культурной элиты. Но эти люди не станут вслух говорить о своих взглядах, потому что им за это в буквальном смысле могут нанести очень серьезные увечья.
Я веду тайную переписку с рядом украинских деятелей культуры, очень заметных и очень известных. Они прекрасно все понимают, хотя и вынуждены молчать (пример Олеся Бузины у всех перед глазами). В отличие, кстати, от российских культурных деятелей, которые могут говорить все что угодно и поддерживать не только отдельных людей вроде Савченко и Сенцова, но и украинскую агрессию на Донбассе (ныне политический деятель Украины Надежда Савченко была осуждена в РФ за причастность к убийству журналистов ВГТРК, украинский режиссер Олег Сенцов осужден российским судом по обвинению в терроризме).
Очень сложно вести конструктивный диалог, когда у вас такая колоссальная разница в реальных демократических институтах, в возможностях открыто высказывать свое мнение. Но как только произойдет какое-то замирение или переформатирование украинской власти, мы вдруг выясним, что у нас на Украине огромное количество друзей и деятелей культуры, которым отвратительна была позиция условных Бориса Херсонского или Андрея Куркова (украинские писатели, известны своей антироссийской позицией).
— Во время одного из телемостов украинские и донецкие писатели сошлись во мнении: если ты разговариваешь на языке ненависти, то лучше тебе вообще ни о чем не писать. Вы задавались вопросом, на каком языке нужно писать — на языке мира или языке войны? Или этого разделения не существует?
— Разумеется, язык ненависти существует. Взять того же Аркадия Бабченко — он только на этом языке и разговаривает. «Не скорблю» — его второе имя.
Меня же с 2014 года самые ретивые патриоты (которые до Донбасса, как правило, ни разу не доезжали) обвиняют в украинофилии, в призывах поддерживать украинскую культуру; условно говоря, в том, что я любитель вышиванки. Потому что я с самого начала был уверен: с украинцами нужно вести диалог. Нужно поддерживать Украину, украинскую культуру и украинство как таковое. И я не воспринимаю тезис о том, что украинство придумано как антироссийская идеология. Мне это кажется чуждым и ложным.
Чем спокойнее мы будем говорить о том, что уважаем и верим в украинство Ковпака, Леси Украинки, Тараса Шевченко, в украинство того полумиллиона галичан, которые воевали в составе Красной армии, и тех украинцев, которые в гражданскую войну были на стороне «красных» и брали власть в Киеве, тем скорее мы сможем найти язык понимания.
Радикальная уверенность в том, что на Украине все сошли с ума, неадекватна. Это нездоровое мироощущение людей, которые зачастую не знают внутриполитического украинского расклада. Я убежден, что даже сейчас до половины населения понимает чудовищность майдана и отвратительность происходящего в Донбассе.
— То есть ксенофобия присутствует не только в украинском обществе, но и в российском?
— Сравнивать некорректно. Все-таки в процентном соотношении количество агрессивных, возбужденных и психопатичных людей на Украине гораздо выше. Там оно измеряется в сотнях тысяч, а у нас — просто в сотнях. У нас есть 25 блогеров и небольшое количество сочувствующих им людей, а на Украине — многотысячные зигующие колоны и колоссальное количество откровенно инфицированной интеллигенции. Но, повторюсь, огромные массы украинского населения смотрят на это с болью, ужасом и недоумением.
— Комментируя события в Армении, Вы говорили, что эта страна в экономическом плане не нужна России, но ею нужно заниматься. Это утверждение распространяется и на другие постсоветские страны?
— Наши армянские слушатели сильно возбудились, когда я озвучил, на каком месте в торговом балансе РФ находится Армения, и заявил о сложности использования там военных баз. Они решили, что это моя категоричная точка зрения, и принялись обвинять меня во всех смертных грехах. Но я, по сути, пародирую российскую власть, которая о постсоветском пространстве (или о большей его части) рассуждает сугубо материальным образом.
На самом деле я полагаю, что любого рода экспансия (культурная, дипломатическая, географическая) — вещь благая вне зависимости от материальных расчетов. Это неизбежная задача России. Нам от нее никуда не деться, таков наш крест.
— Сейчас популярна другая точка зрения, особенно в контексте стран Балтии: дескать, России больше и в голову не придет присоединять Прибалтику, кормить ее, вкладывать в нее ресурсы...
— Я не разделяю такой подход. Американские и европейские игроки отчего-то не стыдятся кого-то кормить, и у них нет никаких сложностей с размещением в этих странах военных баз, НКО, культурных центров. А мы вдруг стали такие экономные!
Вы должны были заметить: Советский Союз, что называется, кормил колоссальную часть планеты, а потом мы весь этот балласт с себя сбросили. Но я бы не сказал, что мы стали во много раз лучше жить. Сегодня сложно сопоставлять российский уровень жизни и советский, хотя очевидно, что уровень социальной защиты у большинства населения раньше был выше и стабильнее. Поэтому все призывы кого-то сбрасывать и от чего-то отказываться — от лукавого.
Я за взаимодействие с Прибалтикой. К тому же давайте представим (как говорится, чисто гипотетически), что у Путина с Трампом сложатся такие договоренности, при которых президент США заявит: «Прибалтика нам больше не нужна, забирайте ее вместе с Украиной». И что мы ответим? «Нет, нам тоже не нужна»? Она нам нужна, потому что потом придет другой американский президент и скажет: «Прибалтику никто не забрал, размещу-ка я там самую большую бомбу и поставлю четыре армии». И нам с этим придется иметь дело.
Если можно чем-то пользоваться и что-то контролировать, то это нужно делать.
Россия сегодня заходит не только в Азию, но и в Африку. Как говорил президент Владимир Путин, у России нет границ. Можно еще вспомнить Райнера Рильке: «Все страны граничат друг с другом, и только Россия граничит с Богом». Если Россия граничит с Богом, то Прибалтика находится где-то посередине.
