О́скар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд «Я — один из тех, кто создан для исключений, а не для правил», написал о себе писатель, драматург и поэт Оскар Уайльд. 16 октября исполнилось 170 лет со дня его рождения. Хорхе Луис Борхес сказал о нем: «Простой и очевидный факт состоит в том, что соображения Уайльда чаще всего верны». А философ Эвальд Ильенков, читатель Уайльда, сказал не о нем, по другому поводу, «вообще», но то же самое, что и сам Уайльд: «В истории — и не только человечества с его культурой — всегда происходит так, что явление, которое впоследствии становится всеобщим, вначале-то возникает именно как единичное исключение «из правила», как аномалия, как нечто частное и частичное. Иным путем вряд ли и может возникнуть хоть что-либо новое. История имела бы весьма мистический вид, если бы все новое в ней возникало разом, сразу, как «общее» для всех без исключения, как внезапно воплощающаяся «идея»...». Ну, и знаменитая формула Бориса Пастернака: «Талант - единственная новость…» Из всего этого и будем исходить. В.К. Не все могут быть хорошими, но в каждом всегда есть что-то хорошее. Никогда никого не суди скоро, потому что у каждого святого есть прошлое, а у каждого грешника есть будущее. Всю жизнь я пытался найти двенадцать человек, которые не верят в меня… и пока что нашел лишь одиннадцать. Только недалекий человек не судит по внешности. Если вы хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на неё, но не слушайте. Женщина начинает с сопротивления мужскому наступлению и заканчивает перекрыванием путей для его отхода. Никогда не любите того, кто относится к вам, как к обычному человеку. Тайна любви выше тайны смерти. За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки. Человек должен вбирать в себя краски жизни, но никогда не помнить деталей. Детали всегда банальны. - Хорошего влияния не существует, мистер Грей. Всякое влияние уже само по себе безнравственно, - безнравственно с научной точки зрения. - Почему же? - Потому что влиять на другого человека – это значит передать ему свою душу. Он начнёт думать не своими мыслями, пылать не своими страстями. И добродетели у него будут не свои, и грехи, - если предположить, что таковые вообще существуют, - будут заимствованные. Он станет отголоском чужой мелодии, актёром, выступающим в роли, которая не для него написана. Цель жизни – самовыражение. Проявить во всей полноте свою сущность – вот для чего мы живём. А в наш век люди стали бояться самих себя. Они забыли, что высший долг – это долг перед самим собой. Разумеется, они милосердны. Они накормят голодного, оденут нищего. Но их собственные души наги и умирают с голоду. Мы утратили мужество. А может быть, его у нас никогда и не было. Боязнь общественного мнения, это основа морали, и страх перед Богом, страх, на котором держится религия, - вот что властвует над нами. Между тем, мне думается, что, если бы каждый человек мог жить полной жизнью, давая волю каждому чувству и выражение каждой мысли, осуществляя каждую свою мечту, - мир ощутил бы вновь такой мощный порыв к радости, что забыты были бы все болезни средневековья, и мы вернулись бы к идеалам эллинизма, а может быть, и к чему-либо ещё более ценному и прекрасному. Но и самый смелый из нас боится самого себя... Если не в каждом сидит Дориан Грей, то его портрет - уж точно. Большинство из нас — это не мы. Наши мысли — это чужие суждения; наша жизнь — мимикрия; наши страсти — цитата! Общественное мнение торжествует там, где дремлет мысль. Патриотизм — это великое бешенство. Мне кажется ужасным унижением иметь душу, контролируемую географией. Убийство - всегда ошибка. Никогда не следует делать того, о чем нельзя поболтать с людьми после обеда. В наш век газеты пытаются заставить публику судить о скульпторе не по его скульптурам, а по тому, как он относится к жене, о художнике — по размеру его доходов и о поэте — по цвету его галстука. Вульгарность — это просто-напросто поведение других людей. Другие — вообще кошмарная публика. В России нет ничего невозможного, кроме реформ. Я не переживу XIX столетия. Англичане не вынесут моего дальнейшего присутствия. Религия — очень распространенный суррогат веры. Нет никакого бога, кроме зеркала, которое ты видишь перед собой, ибо это Зеркало Мудрости. И в нем отражается все, что .в, небе и что на земле. Только лицо смотрящего него не отражается в нем. Оно не отражается в нем, чтобы смотрящийся в него стал мудрецом. Много есть всяких зеркал, но те зеркала отражают лишь Мысли глядящего в них. Только это зеркало - Зеркало Мудрости. Кто обладает этим Зеркалом Мудрости, тому ведомо все на земле, и ничто от него не скрыто. Кто не обладает этим зеркалом, тот не обладает и Мудростью. Посему это зеркало и есть бог, которому мы поклоняемся. Оскар Уайльд с женой Констанс Ллойд и сыном Сайрилом Материнство — факт. Отцовство — мнение. Лучший способ сделать детей хорошими – это сделать их счастливыми. Дети начинают с любви к родителям. Взрослея, они начинают их судить. Иногда они их прощают. Образование — восхитительная вещь, но следует помнить хотя бы время от времени, что ничему тому, что действительно следует знать, обучить нельзя. Воспитанные люди всегда противоречат другим. Мудрые — противоречат самим себе. Оскар Уайльд в детстве Большее число репетиций в костюмах необходимо также затем, чтобы объяснить актерам, что есть формы движения и жестов, которые не просто соответствуют каждому стилю одежды, но поистине порождаются ею. Экстравагантная жестикуляция в восемнадцатом столетии, к примеру, явилась неизбежным результатом широких кринолинов, а суровое величие Берли объясняется в той же мере его плоеным воротником, как и его разумом. К тому же, пока актер не чувствует себя в костюме как дома, он не чувствует себя как дома и в своей роли. О значении красивого костюма в создании художественного темперамента у зрителей и наслаждения красотой, как таковой, без которой невозможно постичь великие шедевры искусства, я сейчас говорить не буду, хотя стоило бы отметить, как ценил Шекспир эту сторону проблемы при постановке своих трагедий, которые всегда игрались при искусственном освещении, в театре, затянутом в черное; но я пытался доказать, что «археология» — не педантический метод, а метод художественной иллюзии и что костюм — это средство выявления характера без его описания и создания драматических ситуаций и драматических эффектов. И по-моему, жаль, что столь многие критики принялись поносить одно из важнейших движений на современной сцене прежде, чем движение это достигло какой бы то ни было степени совершенства. Однако я уверен, что так и будет, как уверен и в том, что в будущем мы потребуем от наших критиков более высокой квалификации, не ограничивающейся тем, что они помнят Макреди или видели Бенджамина Уэбстера: мы действительно потребуем от них, чтобы они развивали чувство прекрасного… И если они не будут поощрять, то пусть хотя бы не мешают движению, которое среди драматургов горячо одобрил бы сам Шекспир, поскольку его метод — иллюзия истины, а его результат — иллюзия красоты. Я согласен отнюдь не со всем, что я изложил в данном эссе. Со многим я решительно не согласен. Эссе просто развивает определенную художественную точку зрения, а в художественной критике позиция — все. Потому что в искусстве не существует универсальной правды. Правда в искусстве — это Правда, противоположность которой тоже истинна. И так же как только в критике искусства и через нее мы можем постичь платоновскую теорию идей, так только в критике искусства, через критику искусства мы можем воплотить гегелевскую систему противоречий. Истины метафизики — это истины масок.
