Мнение, что перегрузка боевых кораблей в морском сражении является безусловным злом, очень распространено. Аргументы сторонников этого тезиса очевидны и логичны, ведь перегрузка увеличивает осадку корабля, тем самым:
1. Уменьшает запас его плавучести;
2. Сокращает скорость;
3. Снижает высоту главного броневого пояса относительно уровня моря, тем самым сокращая высоту защищенного борта. Это особенно критично для броненосцев и броненосных крейсеров эпохи русско-японской войны, так как у них ГБП и по проекту-то «высовывался» над ватерлинией в лучшем случае на десятки сантиметров, а при перегрузке и вовсе мог уйти под воду.
Именно поэтому многие любители военно-морской
истории полагают, что оптимальным решением будет ввод эскадры в бой в таком состоянии ее запасов, при котором корабли будут иметь водоизмещение, близкое к нормальному. Это позволит и прикрыть бронепоясом надводный борт на изрядную высоту, и развить максимальную скорость, да и плавучесть, очевидно, будет на высоте.
Я совершенно согласен с тезисом, что в подавляющем большинстве случаев перегрузка действительно вредна и опасна. Тем не менее, на мой взгляд, из этого правила возможны исключения. И одно из них как раз имело место в русско-японскую войну.
Рассмотрим влияние перегрузки на японские броненосные корабли на примере флагмана Х. Того – «Микаса».
Главный броневой пояс «Микасы» толщиной 173–222 мм имел длину 78 м, высоту 2,36 м, при этом по проекту в нормальном водоизмещении верхняя кромка бронеплит возвышалась над ватерлинией на 0,76 м.
Однако строительная перегрузка – удел не только отечественных боевых кораблей. Английские верфи также не укладывались в проектные веса, хотя у британцев эта проблема стояла менее остро. «Микаса» имел строительную перегрузку в 784 т, так что при нормальном водоизмещении броневой пояс возвышался над водой не на 76, но только на 44,6 см. Соответственно, с полным запасом угля и при совершеннейшем отсутствии эксплуатационной перегрузки главный броневой пояс «Микасы» возвышался над водой всего только на 11,76 см. Поскольку обычно эксплуатационная перегрузка все-таки есть, скорее всего, в полном грузу верхняя кромка японского флагмана еще сильнее сближалась с водой.
Возможно, с другими японскими броненосцами дела обстояли лучше – в нормальном водоизмещении броневой пояс «Фудзи» должен был возвышаться на 0,9 м, а «Сикисимы» — даже и на 1,1 м. Но наверняка и у этих броненосцев имелась некая строительная перегрузка, так что можно предположить, что у них в полном водоизмещении главный броневой пояс выступал над водой не более чем на 20-30 см.
Перегрузка – неочевидные достоинства
Как известно, Российский императорский
флот делал ставку на бронебойные снаряды. Которые вполне могли на дистанции 20–26 кабельтов пробивать цитадели японских броненосцев, при условии оснащения 12-дм снарядов пироксилином и трубками Бринка. В Японии не могли знать, что мы сами себе ударим по рукам, оснащая такие снаряды порохом и трубками обр. 1894 г., чем снизим дистанцию поражения цитадели до 4–8 кабельтов, и при планировании морского боя должны были исходить из наличия у нас полноценных бронебойных снарядов калибром 12-дм.
Очевидно, что чем выше над уровнем моря верхняя кромка броневого пояса японцев, тем больше площадь надводного борта, попадание в которую бронебойным снарядом угрожает энергетической установке японского корабля. Чем глубже корабль сидит в воде – тем ниже вероятность опасного попадания в цитадель. В результате получается, что, загрузив свои корабли топливом по самые горловины, японский адмирал получал:
1. Снижение вероятности поражения цитадели.
2. Дополнительную защиту благодаря доверху наполненным угольным ямам, расположенным за главным и верхним броневыми поясами.
3. Максимальную дальность хода.
Рассмотрим эти преимущества подробнее.
Вероятность поражения цитадели
Начнем с очевидного: если верхняя кромка броневого пояса «Микасы» выступает на 76 см над водой, то площадь надводной защиты цитадели – 59,3 кв. м., при 44,6 см – 34,79 кв. м., а при полном запасе угля и с учетом строительной перегрузки – 11,76 см и 9,17 кв. м. соответственно.
Разумеется, снаряд мог поразить цитадель, ударив чуть ниже «уровня моря», там, где сопротивление воды не снизило бы значительно его скорость. Но всё дело в том, что уязвимая зона «подводной» части цитадели была очень невелика. Как уже говорилось мною ранее, на дистанции, с которой цитадель могла быть поражена 12-дм снарядом, этот снаряд летел по очень пологой траектории. Так, например, чтобы поразить бронеплиту на 0,76 м ниже ватерлинии на дистанции в 20 кабельтов, снаряду 12-дм/40 пушки обр. 1895 г. следовало упасть в воду в 17,7 м от борта и преодолеть этот путь в воде, что могло снизить его скорость на плите до уровня, при котором поражение цитадели было бы уже невозможно. Кроме того, с учетом малого угла падения не исключен был рикошет от водной поверхности.
Соответственно, опасная зона, при попадании в которую снаряд мог добраться до машинных и котельных отделений, была очень узкой – высота броневого пояса над поверхностью воды и плюс от силы 70-100 см ниже уровня моря. И, конечно, снижение высоты броневого пояса над водой на более чем 40 см значимо эту зону сокращало. Но это только половина дела.
По данным уважаемого С. Балакина, высота горизонтальной части броневой палубы у «Сикисимы» и «Хатсусе» проходила на 5 см ниже верхней кромки бронепояса. Если у «Микасы» было так же, то при полном водоизмещении броневая палуба флагмана Х. Того находилась всего на 6,76 см выше уровня ватерлинии. А теперь давайте посмотрим на скосы «Микасы» внимательно.
В своих расчетах я исходил из того, что броневые скосы японского флагмана располагаются под углом 35 град. к поверхности. Однако по чертежу хорошо видно, что ближе к горизонтальному участку броневой палубы этот угол плавно уменьшается.
Но чем меньше угол к поверхности, тем больше отклонение от нормали попавшего в скос снаряда. А чем больше это отклонение, тем больше вероятность того, что снаряд скос не пробьет, а рикошетирует от него.
Всё вышесказанное свидетельствует о том, что перегрузка японских броненосцев существенно улучшала защиту их цитаделей. С броненосными крейсерами дело, очевидно, обстояло схожим образом.
Уголь в угольных ямах
Нормальный запас угля японских броненосцев различался незначительно и составлял 700 т или около того. Но вот полный запас «Сикисимы» и «Хацусе» стремился к 1700 т, а на «Асахи» и «Микасе» превышал 1500 т.
При этом расположение угольных ям было таково: частично они находились в непосредственной близости от котлов и машин, располагаясь под броневой палубой, а частично — выше броневой палубы, как это показано на схеме.
Так вот, хотя я, к сожалению, не располагаю данными о вместимости угольных ям японских броненосцев, но навскидку можно предположить, что нормальный запас угля размещался во «внутренних» ямах, наиболее близкорасположенных к энергетической установке.
Если мое предположение верно, то получается, что, вступая в бой в нормальном водоизмещении, японские броненосцы отказывались от дополнительной защиты, которую им давал уголь в верхних угольных ямах.
Между тем, такая защита была достаточно приличным дополнением к бронированию. Два фута угля приравнивались по стойкости к стальному листу дюймовой толщины, а расстояние между бортом и верхней частью скоса могло составлять 2,5–3 м. То есть, имея полностью засыпанное углем пространство между бортом и скосом, давало дополнительную защиту верхней части цитадели, в которую мог попасть русский снаряд, примерно в 104 мм стали или больше. Очевидно, что при полном заполнении ямы, 148 мм верхний пояс «Микасы» получал еще более сильное подкрепление. Однако, чтобы оно было, корабль должен был принять полный запас угля.
Дальность хода
Важность последнего параметра сложно переоценить. Казалось бы, зачем она нужна броненосцам Х. Того, сторожившим нашу 1-ю Тихоокеанскую эскадру, если его силы располагались в непосредственной близости у Порт-Артура, на Эллиотах? Но выход на перехват идущей на прорыв эскадры мог состояться в любой момент и, скорее всего, рано утром. Тогда следовало быстро догнать русские корабли и вступить с ними в длительный
артиллерийский бой. При этом Х. Того вполне допускал, что не сможет разбить наши главные силы до ночи. В этом случае японский адмирал планировал в ночь уходить к Цусиме, чтобы там, объединившись с крейсерами Х. Камимуры, встретить прорывающиеся во Владивосток корабли и дать им второе сражение.
Как известно, расход угля сильно зависит от состояния дымовых труб, которые в бою могут быть сильно повреждены. К примеру, «Цесаревич» на 12-узловом ходу тратил 76 т угля, но, согласно рапорту его командира, за 18 часов с момента выхода на прорыв из Порт-Артура (из которых с повреждениями труб он шел только 8 часов) израсходовал 300 т угля.
Очевидно, что если бы Х. Того ограничился нормальным запасом угля в 700 т, то при получении сходных повреждений его флагман, возможно, пришлось бы тащить к Цусиме на буксире. А затем экипажу, который и так устал после тяжкого боя и перехода, пришлось бы тратить силы как минимум на бункеровку, а то еще и на уборку, потому что падать раненным на грязные палубы, занося инфекцию в кровь, — удовольствие так себе.
И те же самые соображения довлели над адмиралом Х. Того перед Цусимой. Мало того, что он до последнего не знал, через какой пролив будут прорываться 2-я и 3-я Тихоокеанские эскадры, Цусимский или Цугару, и должен был быть готовым совершить быструю передислокацию. Так еще и, по аналогии с боем 28 июля, он не мог быть твердо уверен в том, что сумеет разгромить русский флот за один день, и должен был рассчитывать продолжать сражение на второй день, со всеми резонами относительно повреждения труб и повышенного расхода угля, указанными мною выше.
Итак, плюсы полного запаса угля вполне весомы. Какие же минусы влек за собой выход в бой в полном водоизмещении для японских кораблей? Как ни странно, эти минусы минимальны.
Недостатки полного водоизмещения в бою
У большинства японских кораблей линии имелся верхний бронепояс, простирающийся если не на всю длину цитадели, то на значительную ее часть, и вполне защищающий борта от поражения фугасными снарядами нашей среднекалиберной артиллерии 6-8 дм. А вот от крупнокалиберных фугасных снарядов верхний пояс защищал не слишком хорошо: теоретически даже 152 мм бронеплита не гарантировала защиты от 12 дм русского фугасного снаряда, что подтверждается практикой сражений в Цусиме и Желтом море.
Следовательно, если «Микаса» выходит в бой с 222-мм бронеплитами, возвышающимися над водой на 10–12 см или менее, а фугасный снаряд попадает в 148-мм плиту на 30 см выше, то повреждения будут серьезнее, нежели если бы «Микаса» вышел в бой в нормальном водоизмещении и его 222-мм пояс возвышался бы над водой на 44,6 см.
Но всё дело в том, что повреждения 148-мм пояса у ватерлинии, хотя и неприятны, но едва ли могли значительно сказаться на боеспособности японского броненосца. Да, плита могла быть пробита при взрыве снаряда при ее прохождении, но это вызвало бы только подтопление угольной ямы, напротив которой она располагалась. Нехорошо, конечно, но далеко не смертельно.
Да, на дистанциях применения фугасных крупнокалиберных снарядов флагман Х. Того в полном водоизмещении рисковал получить неприятный пробой брони верхнего пояса у ватерлинии, какового не было бы в нормальном. Но последствия такого попадания не являлись критичными и не шли ни в какое сравнение с риском повреждений котельных или машинных отделений.
Оконечности — другое дело, тут верхнего пояса не было, но и здесь наличие скольких-то выступающих над водой сантиметров пусть даже 99-мм брони являлось палкой о двух концах.
При использовании классических среднекалиберных фугасных снарядов, бесспорно, было бы полезнее иметь те же 76 см или хотя бы 44,6 см таких бронеплит над водой – попавший в них снаряд должен был взорваться на броне, не пробив ее. Конечно, крепление плиты могло пострадать, течи – возникнуть, но в целом 99-мм бронелист вполне мог защитить борт «Микасы» от образования значительной пробоины.
Но вот с нашими совершенно неклассическими фугасными 6-дм снарядами с их пироксилином и трубкой Бринка всё уже не так однозначно. Русский фугасный снаряд, снабженный «тугим» взрывателем, имел хорошие шансы либо взорваться в процессе ее преодоления, либо пройти за такую броню и взорваться сразу за ней. И в том, и в другом случае следовало ожидать, что борт получит более серьезные повреждения, нежели если он не будет бронирован вообще. В последнем случае наш 6-дм снаряд, в силу большого времени действия взрывателя, просто проделает аккуратное отверстие в обшивке и взорвется на изрядном удалении от борта. При этом, конечно же, внутренние носовые или кормовые помещения пострадают сильнее, но борта — меньше.
Получается, что наличие 99–102-мм пояса максимизировало воздействие наших среднекалиберных фугасных снарядов на борт корабля, но минимизировало внутренние разрушения, а отсутствие данного пояса – наоборот. В то же время у японцев в носовой и кормовой части над ватерлинией отсутствовали какие-то уязвимые для нашей 6-дм артиллерии места, поражение которых могло бы привести к серьезным повреждениям. Наибольшую опасность, пожалуй, представлял сценарий «Асамы», когда разрыв снаряда или снарядов обеспечивал доступ воде внутрь корпуса и при этом повреждал какие-то коммуникации, наподобие вентиляции, или же нарушал водонепроницаемость броневой палубы хотя бы и без пробития брони. В этом случае вода могла не только подтопить оконечность до уровня броневой палубы, но и просочиться в отсеки ниже. Однако весьма сложно сказать, что быстрее могло привести к такому сценарию – взрыв при преодолении брони или в глубине корпуса.
И то же самое можно сказать о крупнокалиберных отечественных фугасных снарядах 10–12 дм. С учетом того, что на дистанции около 40 кабельтов 12 дм снаряд сумел проделать большую дыру в 173 мм цементированной броне, поражение борта, защищенного 99–102 мм броней, могло просто разломать плиту и проделать в борту огромную пробоину. А вот если снаряд, пробив борт, взорвется внутри корпуса, то, с учетом конусообразного сектора поражения, повреждения получит противоположный борт, но не более чем осколочные. «Асаме», впрочем, хватило и этого, чтобы покинуть строй, но совсем трудно сказать, что могло случиться, если наши снаряды поразили бы тонкую защиту ее оконечностей. Повреждения от такого удара могли оказаться куда опаснее.
Как я уже писал ранее, броневая палуба в оконечностях «Микасы» была утоплена весьма глубоко в корпус, так что снаряды, поражавшие корабль по ватерлинии и проходящие вглубь корпуса, взрывались бы, не достигая ее. Перегрузка приводила к увеличению расстояния от ватерлинии до броневой палубы в оконечностях, что, с учетом конусообразного сектора поражения русских снарядов, дополнительно уменьшало шансы нанести ей повреждения.
В целом же защита оконечностей японских кораблей относительно тонкой броней теоретически представляла собой совершенно правильное решение, но вот применительно к нашим снарядам выглядит довольно неоднозначно: есть как плюсы, так и минусы.
Какие проблемы создавала перегрузка еще? Некоторое уменьшение скорости? Но даже и с ним японские корабли были все равно быстроходнее нашей линии. Потеря запаса плавучести? Это более весомо, но погруженная цитадель минимизировала шансы нанесения повреждений, которые повлекли бы за собой обширные затопления. Оконечности, разумеется, в случае боевых повреждений приняли бы больше воды, так как бронепалуба оказалась бы ниже уровня моря, чем это было при отсутствии перегрузки. Но по той же причине минимизировался шанс боевых повреждений, вызывавших затопления отсеков ниже броневой палубы. Торпеды? Безусловно, опасно, но с учетом того, что японский флот практически во всех случаях имел превосходство в легких силах, близкое к абсолютному, опасность минных атак была сравнительно невысокой.
Выводы
Всё вышесказанное и привело меня к парадоксальному, на первый взгляд, выводу – перегрузка кораблей японского флота вовсе не уменьшала, а быть может, даже увеличивала их стойкость по отношению к воздействию русской артиллерии. Таким образом, можно говорить о том, что, принимая бой в полном водоизмещении, японский адмирал минимизировал шансы своих кораблей получить тяжелые повреждения.
Продолжение следует...
