Нас никогда не отпустит память о депортации. Слишком больно, жестоко, несправедливо… Наотмашь был сбит человек слепой безликой рукой власти, цинично попрано достоинство народа. И слишком долго жгло невысказанное – эти 13 лет ссылки и умолчание трагедии до 1990-х годов. Потому незалеченная рана стала рубцом, который отзывается болью до сих пор.
Депортация и ее последствия в жизни репрессированных народов исследуются историками, социологами, культурологами, литературоведами. Особым свидетелем этой народной трагедии является сибирское поколение детей. Как им, невинным жертвам, удалось выдержать участь отверженных? Сила их духа поражает, а их человеческое самостояние и профессиональная состоятельность восхищает.
Одним из таких тихих стоиков был народный художник Калмыкии Цебек Манджиевич Адучиев. Так странно писать о Цебеке Манджиевиче: «Был». Он ушел от нас в этом декабре, ушел тихо, и 13 декабря в последний путь его проводили родные и несколько художников. Ушел, как и жил, несуетливо и скромно, но выполнив к 83 годам все жизненные обязанности. Стал художником, потому что был верен своему призванию, и художником неординарным, его долго не признавали. Оставил на земле потомство, которое будет продолжать род Адучиевых. И оставил нам книгу о времени, о родных, о том, как «закалялась сталь» сибирского поколения калмыков. Книгу «Вблизи рассвета» он издал в 2019 году, но писал ее в памяти в последние двадцать, и даже больше, лет. Когда заболел сам, и когда ушел из жизни брат Володя, он сел писать: «Мне наконец-то удалось освободиться от всего стороннего, ненужного, что отвлекает от главных моих устремлений. Оставшись наедине с собой… В памяти всплывают картинки прошлого. Да, память остается с нами. Память человеческая… Тяжела ноша, легка ли, от нее невозможно избавиться». Книжечка Адучиева – это летопись наших сибиряков, которые умели и могут находить в жизни прекрасное, дружить, состоялись творчески вопреки многому. Есть в его книги очень сокровенная глава «Родные». В память о трагедии народа, в память о Цебеке Манджиевиче мы с вами сегодня прочтем страницы из этой главы.
«В Кемеровской области умерли сестры Галя и Люся, потом отец. Мать, будучи тяжелобольной, вместе со мной и сестренкой пыталась добраться до своих братьев, но надо было долго ждать разрешения спецкомендатуры на выезд.
Впоследствии мы с Володей нашли своего брата Гору. Он с семьей всю жизнь прожил в селе Лесное (старое название Керя) Астраханской области. Много лет он терпеливо, не теряя надежды, ждал встречи с нами. Когда узнал, что калмыки возвращаются на родину, устроился работать на 17-ю пристань в Астрахани, куда прибывала из мест ссылки часть калмыцких семей. Каждого из приезжающих мужчин он приглашал в свою каюту, чтобы угостить, и расспрашивал о нашей семье.
Спустя годы мы встретились. Как передать чувства, охватившие нас? Мы были как скованные. Перед нами стоял наш родной старший брат Гора со своей русской женой Леной. Мы с Володей зеркально отразились в их детях. Младший Миша был похож на меня, а Люба – на Володю. Мы были в шоке, разглядывая друг друга. Спазм сдавил горло. Слезы, слезы… Мы стояли и ничего не могли сказать… О боги, возможно ли такое? Когда нас грузили на машины, чтобы увезти в Сибирь, Гора находился в соседней русской деревне в семье тети Моти и дяди Леши, которые вскормили и вырастили его. Мой брат Усов Георгий Никифорович».
Памяти близких, оставшихся в сибирской земле, в 2013 году он написал картину «Сибирь далекая». В выбранной еще в юности технике монохромной живописи он создает почти абстрактную картину сибирской тайги. Темно-синяя панорама лесного массива как будто дышит, и мы слышим дыхание оставленных в этой глуши душ. В бликах синего цвета разных оттенков, в просветах между темными стволами деревьев мелькают тени. Величие таежной природы и скорбное молчание.
И летопись «Вблизи рассвета», и абстрактная картина сибирской тайги – лишь часть наследия, оставленного нам народным художником Калмыкии Цебеком Манджиевичем Адучиевым.
БулгунГаряева
