– Вот эти психозы...
– Какие психозы? У него психозов, я считаю, нет (смеется). Я как нормальная мать-наседка буду защищать сына и говорить, что у него нет психозов, что у него все шикарно. Я могу много чего объяснить: он такой эмоциональный с детства, его заряжают эти психозы, он за счет них очень часто хорошо играет и у него многое получается за счет этих эмоций, которые он выплескивает. Когда он наоборот весь в себе, я даже понимаю, что что-то не так с ним, он все-таки сдерживает себя, и иногда у него не так залетает мяч, как хотелось бы.
Он там выскажется, что-то наговорится, и у него хоп – начинает неплохо получаться. Но это такой момент... Я думаю, он умеет уже себя контролировать. Но есть особенности, что его перегрузили этой информацией. Сказали бы ему наоборот: «Андрюх, тебе вот так (показывает большой палец вверх) это идет», – и он бы успокоился. А мне кажется, что он заострил внимание, потому что, может быть, многие ему об этом говорят, спрашивают – и он начал задумываться: «Неужели это так плохо?»
А я бы ему наоборот сказала: «Андрюх, вообще ни на кого не обращай внимания. Делай, как ты делаешь и всю жизнь делал». Потому что он не делает ничего плохого. Нет у него, по моему мнению, никаких сильных и весомых нарушений. Он не базарит там, не спорит – ну, один раз – с судьями... Нет, ну там (в полуфинале Дубае, с которого Рублева сняли за крик на линейного – Спортс’‘) обидно было, это вообще несчастный случай. Но он никого не оскорбляет, он ни на кого не нацелен – он сам с собой борется.
Мы знаем теннисистов, которые агрессивно ведут себя, и почему-то их агрессивное поведение, нацеленное на всех вокруг, никто не замечает и не оспаривает. А почему-то Андрюха как был с самого начала эмоциональный, так все эту волну и несут. А я считаю, что его эмоциональность очень приятная, очень интересно смотреть. Как я, например, люблю смотреть [Александра] Бублика – его эмоциональность мне тоже интересна.
– Как шоу?
– Ну конечно! Это какая-то игровая прелюдия, игровой момент. Нельзя зашоренным играть в этот теннис и в течение целого года ни разу нигде не разрядиться, не захватить вот этими эмоциями зал, болельщиков.
– Вам не кажется, что это два разных человека – в жизни и на корте?
– Это игровые эмоции, не жизненные эмоции. Андрей не любит проигрывать, он не может мириться со своим проигрышем – он с ним никогда не мог смириться с самого раннего детства. Если я как профессиональный, как детский тренер, знаю, как дети многие отпускают игру и не хотят бороться, сдаются, уходят с матча многие, начинают жаловаться на травму, то Андрей всегда боролся до самого последнего момента. Даже иногда чрезмерно много борется, что в итоге переламывает ход игры. И это его сделало игроком и спортсменом.
– Топовым.
– Да, еще ко всему прочему топовым. Поэтому я считаю, что это его основной игровой конек. Ну окей, да, такой он эмоциональный. Кому это мешает? Вот мне это не мешает. Никому из наших близких не мешает, а вот окружающие [рассуждают]: «Вот, если бы он перестал...» А откуда ему брать эту энергию? Как ему перезагрузиться? Ну такой характер, темперамент такой.
– Ему есть в кого это делать – я так делала в своей жизни. Я разбивала себе все время ракеткой все ноги. Ну что поделать, когда играла, вот такие у меня были эмоциональные переживания.
– Это помогало?
– Когда как. Статистики нет.
Эмоции, конечно, перехлестывают – как их остановить? Я, например, не знала как. Вот такой темперамент. Он, видать, и [передался].
