В издательстве «Альпина Паблишер» выходит книга «Один на один с жизнью» психолога и гештальт-терапевта. «Сноб» публикует отрывок.
Если жизнь как долг — это принятие неких обязательств, миссии, то жить, чувствуя себя жертвой («стратегия жертвы»), человек начинает, когда ощущает, что у него очень мало сил и возможностей для выбора собственного пути и принятия на себя ответственности за этот выбор. Тогда происходит отказ от самостоятельного построения собственной жизни, восприятие себя как раба обстоятельств. В рамках экзистенциальной философии и психотерапии нередко говорят об авторстве жизни — присвоении себе той жизненной истории, которую мы пишем своими поступками и словами. И соответственно, мы можем говорить и об отказе от авторства: тогда, имея на руках «текст», созданный нашими действиями, мы заявляем: «Мы тут ни при чем. Писали не мы. Нас заставили. Нам диктовали». И за пределами сознания остается то, что диктовать-то нам действительно могли, но выбирали, писать под диктовку или нет, все же мы сами.
Путь жертвы мы выбираем не только тогда, когда нам кажется, что у нас мало сил, но и когда у нас отсутствует самосострадание, которое смягчает удары судьбы при неверно принятых решениях. Не желая принять собственное несовершенство, мы используем других как «громоотвод», защищающий от унижений и самообвинения: «Это не я что-то делаю не так, меня вынудили». Или просто перестаем пытаться что-то сделать, застывая в бессилии в надежде на спасение, потому что, если начнешь действовать, будешь совершать ошибки, а за них твой внутренний палач жестоко накажет. Иными словами, первые и самые жестокие палачи для себя — мы сами, что во многом определяет сильное желание отказаться от ответственности. Когда она теснейшим образом связана в сознании с чувством вины и наказанием, неизбежно возникает искушение переложить это бремя на кого-нибудь другого.
Жизнь с чувством, что ты жертва, это не просто переживание бессилия, неспособности что-то изменить в своей жизни и постоянные жалобы на то, что что-то не получается. Можно ныть, страдать, испытывать беспомощность, ворчать, бояться, стыдиться, быть в депрессии и доходить до полного истощения, но все это не означает, что человек обязательно ощущает себя жертвой и соответственно себя ведет. Поскольку мы существа не самодостаточные, а нуждающиеся и уязвимые, периодически ощущать себя неспособным справиться с проблемами нормально. И даже реально не справляться, отступать и сдаваться тоже нормально. Переживания уязвимости и слабости сами по себе не определяют жертвенность как жизненный путь.
Ощущение, что ты вечная жертва обстоятельств, как ответ на экзистенциальный вызов свободы, начинается с момента, когда все или большинство наших усилий будут направлены не на борьбу с жизненными трудностями, а на поиск людей, которые будут решать наши проблемы за нас. Причем я хочу подчеркнуть: все или большинство усилий, потому что время от времени любой человек обращается за помощью и даже предоставляет другим решать те проблемы, с которыми не справляется в одиночку.
В ситуации, когда мы хронически считаем себя бессильными жертвами обстоятельств (то есть выбираем стратегию жертвы), мы теряем гибкость и веру в собственные силы и перекладываем ответственность за собственную жизнь на других людей, бога, карму, стихии и прочие внешние силы.
При всем разнообразии определений слова «жертва» в данном контексте верно будет следующее: жертва — это человек, чувствующий, что на него воздействуют какие-то конкретные негативные внешние силы, которым он не может противостоять, или в целом ощущающий себя неспособным изменять собственную жизнь, не устраивающую его. Главное здесь — ощущение себя объектом, неспособным влиять на что-то. Для восприятия себя как жертвы характерны три особенности:
Итак, получается такая логическая цепочка, ведущая к ощущению себя жертвой: наличие страдания → неспособность прекратить его самостоятельно → запрет на прямое обращение за помощью и поддержкой (или на принятие этой помощи, если предлагают). Помните из прошлой части ситуацию с травлей, когда я по факту оказался жертвой, так как не мог самостоятельно остановить ее и обратиться за помощью? И только через три года дошел до той точки отчаяния, когда смог преодолеть мощный внутренний запрет на обращение за помощью и попросил перевести меня в другую школу.
Такое поведение я называю бессильной пассивностью: мы ничего не предпринимаем, поскольку не верим, что можем что-то изменить. Подобная полная потеря надежды часто является признаком глубокой депрессии человека, который потерпел поражение в своих попытках отвечать на экзистенциальные вызовы. В состоянии бессильной пассивности люди могут жаловаться на то, что им не нравится, злиться — но не предпринимать больше никаких усилий, кроме жалоб. Самый безнадежный и печальный вариант бессильной пассивности — когда человек не принимает даже ту помощь, которую ему непосредственно предлагают.
Не менее часто встречается другая реакция — назовем ее условно активной пассивностью. Это особая стратегия жертвы, отказавшейся от ответственности за свою жизнь: заставлять других людей включаться в ее жизнь, то есть делать что-то за нее. Именно эта стратегия вызывает у окружающих злость и раздражение.
Как формируется стратегия «активная пассивность»? Давайте разберем на примере детского сада. Там регулярно устраивают выставки работ детей, но на самом деле эти работы очень часто делают по вечерам родители (в начальных классах школы это презентации, сделанные теми же несчастными родителями, поскольку для ребенка они слишком сложны). Родительское участие здесь — это уже не помощь, а полное выполнение работы за ребенка. А куда деваться? Попробуй не сделай... И родители, и дети боятся, что окажутся хуже других, и старшие полностью берут на себя выполнение работы, а дети соглашаются на это.
Иногда дети, которые постоянно терпят неудачу при попытках самостоятельно решить какую-либо проблему или которым близкие недостаточно в этом помогают, обнаруживают, что их пассивность может активизировать взрослых. Беззащитность ребенка, слабость, растерянность или же неспособность выполнить слишком сложное задание может побуждать взрослых делать все за него. Какой жизненный урок он получает? Простой: не надо просить помощи, чтобы справиться с трудностью. Некоторые дети опытным путем выясняют, что если на помощь не спешат приходить (а прямо об этом просить нельзя — будут ругаться или стыдить), то гораздо эффективнее заплакать или устроить истерику — родители или другие взрослые возьмутся за выполнение нужного им задания. В итоге у ребенка формируется та самая стратегия жертвы активная пассивность (то есть активность, которая направлена не на решение проблем, а на активизацию действий других людей для того, чтобы они взяли это решение на себя). Кстати, ничего ужасного в этом я не вижу, если эта стратегия не становится основным способом решения всех или почти всех жизненных проблем и не задействуется, когда человек может справиться сам. Разумеется, опыта детского сада и школы недостаточно, чтобы сформировать устойчивую стратегию активной пассивности.
Это лишь наглядный пример тех условий, в которых она может формироваться. Если ребенок терпит неудачи значительно чаще, чем достигает успеха, и единственный простой и очевидный выход — «спастись» с чужой помощью, то соблазн прибегнуть к этой стратегии становится все сильнее. Особенно это усугубляется наличием рядом «спасателя», которому невыносима мысль о неудаче или недостаточном успехе своего ребенка, а также наличием окружения, которое поощряет подобную стратегию: если не можешь все и сразу сделать сам, ищи того, кто это сделает за тебя.
Еще один фактор, способствующий формированию активной пассивности, — установка «не будь эгоистом, заботься не о себе, а о других». Детей учат забывать о себе, не думать о своих потребностях — иными словами, замедляют сепарацию и пытаются превратить ребенка в функцию, обслуживающую родителей и других взрослых. «Заботиться о себе нужно в последнюю очередь». А это значит не только делать для себя что-то по остаточному принципу, но и не обращаться к другим людям с просьбами, чтобы они делали что-то для нас. Однако, так как мы существа безнадежно социальные, невозможно полностью подавить наше стремление к другим людям и желание что-то получить от них. Очень часто из-за нашей неосознанной потребности в этом вместо честного и прямого обращения за помощью в ход идут манипуляции, призванные возбудить в другом человеке чувство вины («все из-за меня» или «человеку плохо, а я ничего не делаю!»).
Способствует формированию активной пассивности еще один феномен, который я для себя называю «синдром отнятого успеха». Это ситуация, когда человеку не дают почувствовать, что он добился успеха, даже когда этот успех есть. Когда я учился вождению, мне попался инструктор, который незадолго до этого угодил в аварию вместе с предыдущим стажером. Он постоянно нервничал и предпочитал перестраховываться, не давая мне принимать решения. Выглядело это так. Мы движемся по трассе, я хочу перестроиться на другую полосу, чтобы объехать препятствие, но едва успеваю об этом подумать (даже не сказать об этом и не начать выезжать), как он произносит: «Нужно же перестроиться!» И я обнаруживаю, что все удовольствие оттого, что я сам (!) принял решение, улетучивается. Он как бы отнял у меня решение.
Поскольку это происходило постоянно, вскоре я обнаружил, что начинаю ждать, когда он даст очередную команду, и боюсь действовать самостоятельно. Ситуация усугублялась тем, что в тех редких случаях, когда я все же опережал команду, он реагировал очень нервно, особенно если я делал ошибку, которую уже совершал. В результате я завалил экзамен, а потом нанял другого инструктора, более спокойного и неторопливого. С его помощью я еще довольно долго привыкал действовать самостоятельно, не ожидая команд. Свободу и ответственность потерять бывает очень легко, а вернуть намного сложнее.
В 1999 году группа американских психологов и социологов во главе с Шэрон Парсонс провела в штате Луизиана очень известное в научных кругах исследование. Оно было посвящено изучению распространенности различных теорий заговора. Исследование проводилось в бедной афроамериканской общине. Выяснилось, что более 85% членов этой общины верили в конспирологические теории о том, что правительство США и всякие тайные организации мешают им нормально жить — злонамеренно или просто пренебрегая их интересами. Увлеченность этим идеями не зависела ни от возраста, ни от пола, ни от образования. Единственным, от чего зависела степень приверженности этим идеям, было то, насколько человек верил, что может влиять на политические процессы в стране. Иными словами, если он верил, что принимает реальное участие в жизни общества, он меньше увлекался конспирологическими теориями.
Рассматривая стратегию жертвы, нужно сделать одну важную оговорку: в ряде случаев пассивная надежда на другого и признание своего бессилия оправданны. Во всех антитеррористических инструкциях пишут, что, оказавшись в заложниках, нужно не изображать героев, а подчиняться требованиям террористов и надеяться на помощь, поскольку в данной ситуации действие может привести к результатам намного более трагическим, чем бездействие. Кроме того, многие люди цепенеют от ужаса, когда к ним применяют насилие или угрожают им, — это автоматическая реакция: бессилие и беспомощность не зависят от сознательной воли человека. Что уж говорить о систематическом домашнем насилии. Так что претензии, которые часто предъявляют жертвам насилия («Ты должен был защищаться!»), неверны. Кто-то может защищаться, кто-то не может — люди разные.
Очень важно понимать контекст, в котором выстраивается поведение, похожее на стратегию жертвы. Нужно помнить, что еще одним фактором, формирующим пассивность человека в отношении собственной судьбы, может быть опыт ужасающего бессилия перед совершенным над ним в прошлом или совершаемым сейчас насилием, эмоциональная травма. И поэтому бесполезно обвинять и стыдить людей, которые, по мнению активных «делателей жизни», ничего «не хотят» делать со своей жизнью и только «ноют». Это никогда не помогает, только делает хуже. Если вас очень сильно раздражает чужая пассивность, лучше просто отойти в сторону.
Важно понимать, что не все ситуации, в которых мы отказываемся от ответственности, являются проявлением активной пассивности. В отношениях между людьми можно часто увидеть делегирование ответственности, которое не имеет отношения к стратегии жертвы. Постоянно принимать решения, нести на себе бремя выбора очень тяжело, и совершенно естественно иногда отдыхать от этого. Если я иду в фитнес-клуб, там за все отвечает мой тренер. Пусть он сам думает, какие мне нужны упражнения, в каком порядке и количестве. Когда я иду в поход с инструктором-руководителем, я подчиняюсь ему, если он грамотно выполняет свою работу и не мешает получать удовольствие от природы.
Даже самые властолюбивые люди, стремящиеся все контролировать, устают от бремени ответственности, поэтому мы часто слышим, что какой-нибудь суровый и авторитарный лидер дома превращается в подкаблучника. Если это устраивает обоих супругов, то почему бы и нет? А кто-то, например, находит отдушину в сексуальных БДСМ-играх. Для меня гибкость человеческой психики, способность перемещаться от одного полюса к другому (доминирование → подчинение или ответственность → беспечность) — признак большего душевного здоровья, чем застывание в какой-либо роли. Самым жестким, негибким и даже жестоким лидером будет тот, кто не в состоянии расслабиться и кому-то довериться.
