Почти 40 лет своей ярчайшей карьеры бельгийский дизайнер Дрис ван Нотен наглядно и без лишней экзальтации показывал, что такое настоящая мода. А уходя на пенсию, оставил нам оптимистическое завещание, в которое хочется верить.
19 марта Дрис ван Нотен объявил, что оставляет пост креативного директора собственного бренда Dries Van Noten, основанного в 1986 году. Эта новость спровоцировала целую волну скорбных и одновременно восхищенных постов в социальных сетях. Казалось, нет в индустрии моды человека, которого поступок бельгийца оставил равнодушным. В этом мире, полном жесточайшего прессинга, внезапных увольнений — за примерами далеко ходить не надо, буквально через пару дней работы в Valentino лишился всеобщий любимец Пьерпаоло Пиччоли — и дизайнеров, которые держатся за свое место до последнего вздоха, уход по собственному желанию в тихую деревенскую жизнь — явление крайне редкое.
Хотя совсем уж неожиданным такой демарш назвать нельзя: когда в 2018 году Дрис ван Нотен продал бренд испанскому концерну Puig, ходил слух, что в контракте прописано — пять лет они его не могут сместить с должности, а по истечении этого срока он уйдет сам. Но слухи — одно, а оставление собственного дома на пике формы, с прекрасными финансовыми показателями и не самой обширной, но безраздельно преданной армией фанатов — совсем другое.
Впрочем, дизайнер всегда умел идти особенной дорогой. Саму траекторию его карьеры — от самого улыбчивого участника «Антверпенской шестерки» до дизайнера, на плечи которого возложена неблагодарная обязанность из сезона в сезон доказывать превосходство старой школы над стилистами нового поколения, — банальной не назовешь. Как и удивительное отношение к его вещам: фашиониста самых разных мастей — от молодых инфлюенсеров до Анны Винтур — жонглируют его архивами, надевая платья и жакеты из коллекций 20-летней, 10-летней и 5-летней давности без всякого видимого стилистического усилия. Про многих модных классиков обожают говорить, что их вещи вне времени — и обычно это просто красивые слова. Тем более удивительно, что ван Нотену удалось с ним, безжалостным и вечно ускользающим, договориться по-хорошему.
Главный секрет дизайнера, по его собственным словам, «в терпении садовника»: у Дриса свой собственный дом с великолепным садом под Антверпеном. Тот, кто ухаживает за садом, всегда работает на будущее, причем такое, в котором ему самому, возможно, места уже не найдется. А еще он всегда готов к тому, что на каждом этапе что-то может пойти не так. Рецепт отменный и полный протестантской скромности, но рискну добавить к нему кое-какие приправы.
Начало цветения Dries van Noten пришлось на 90-е и ранние нулевые, золотой век современной моды, когда зрители рыдали на показах Александра Маккуина, задыхались от восторга на театральных шоу Джона Гальяно для Dior и потрясались разгулу фантазии Карла Лагерфельда для Chanel. И ван Нотен от этой феерии не отставал. Он соединял сложные технические и сценографические решения с драматическими саундтреками, от деконструированного Дэвида Боуи до раннего Канье Уэста и работ бельгийских минималистов, создавал для своих тонких и интеллектуальных образов идеально настроенное окружение из декораций и при этом всегда трогательно заботился о том, как будут чувствовать себя и участники шоу, и зрители.
Его показы были чуть ли не единственными в расписании недель моды, на которых всегда кормили, причем один раз, в промозглую погоду, совершенно непредсказуемым и негламурным гуляшом. Только тот, кто сам переживал многодневный фешен-марафон, может по-настоящему оценить невиданную широту этого жеста. Критик Тим Бланкс признавался в своих соцсетях, что не смог сдержать слез над этим гуляшом.
Модели тоже вспоминают о работе с командой ван Нотена с нежностью — он был готов ради них в последний момент изменить сценарий. Так случилось на показе весна-лето в 2014 году, когда в конце шоу девушки должны были выстроиться вдоль стены, а гости — подходить к ним максимально близко и фотографировать. Дрис понял, что это доставит дискомфорт моделям, и отказался от этой идеи.
«Я рассказываю историю людей через свою одежду, я должен уважительно относиться к тем, кто ее показывает, они очень важная часть этой истории» — так просто он объяснял свой подход еще в те времена, когда о ментальном и физическом комфорте в модной индустрии не принято было кричать с трибуны.
Громкие заявления — и вдохновляющие надписи на футболках — вообще не путь Дриса. Он умел говорить о феминизме при помощи сложного, но не «ломающего» фигуру кроя; о постколониализме — бережно собирая самые разные этнические мотивы, а не паразитируя на них; о прошлом — со светлой ностальгией; о будущем — с искренним восхищением и любопытством. И вело его вперед тончайшее колористическое чувство, позволяющее соединять неожиданные цвета в гармонические сочетания, и идеально настроенный внутренний камертон, который не давал прорваться ни одной фальшивой ноте в его стройную симфонию.
«Я чувствую, мне пора уступить дорогу талантам следующего поколения», — написал ван Нотен в прощальном письме. И за этим звучит не только желание наконец уже стать «благостным стариком, ухаживающим за прекрасным садом» — так он описал свою идеальную пенсию в интервью автору этого текста для российского Harper's Bazaar за апрель 2016 года, — но и твердая уверенность в том, что новые голоса в моде должны и будут звучать так же чисто, как его собственный когда-то. И это внушает надежду, казалось бы, давно увядшую на fashion-ландшафте, полном безликих коммерческих коллекций, бездумной погони за повесткой и желания усидеть на слишком большом количестве стульев. Если Дрис в современную моду верит, то кто мы такие, чтобы с ним спорить.
