Старожил г. Якутска, ветеран физкультурного и профсоюзного движения Якутии Е.К. Суровецкий
Музей истории города Якутска при поддержке Sakhalife.ru и любезном согласии Ульяны Аскольдовны Суровецкой продолжает публикацию рукописи уроженца г. Якутска Е.К. Суровецкого. Евгений Кузьмич жил в XX веке, необыкновенном, бурном, он стал свидетелем и участником эпохальных изменений в Якутске и в стране в целом: разрушался старый мир и строился новый. Суровецкий писал впоследствии, в глубоко почтенном возрасте: «Уж слишком необычны были эти события, как сказка, как фантастика в нынешнем видении». Е.К. Суровецкий (1913-2000) — почетный гражданин города Якутск, один из организаторов профсоюзного и физкультурного движения в Якутии, первый председатель Совета клуба старожилов г. Якутска, возглавлял Якутский республиканский совет ветеранов спорта, заслуженный работник народного хозяйства ЯАССР, кавалер ордена «Знак Почета».
Предыдущую публикацию читайте:
Улица Нагорная находилась на окраине города, ведущие к ней улицы, были почти безлюдны, да и сама улица Нагорная даже заросла зеленой травой, поскольку прохожие здесь были редкостью, а по средине улицы протянулась чуть заметная колея, проложенная тоже редко проезжающими телегами. Лишь шумные стайки ребятишек вечерами оживляли эту улицу. Я шел задумавшись, никого вокруг на улицах не было.
Наш двор в 1924-1934 годах. (аннотация Е.К. Суровецкого)
Тут из боковой улицы вышли три парня. Ничего не подозревая я спокойно продолжал идти, не обращая на них внимания. Поравнявшись со мной, они вдруг дали мне подножку и свалили на землю, я упал на спину, один из них сел на меня верхом, держа в руках какой-то железный прут. Тут-то и помогло мне джиу-джитсу. Я сбросил с себя сидящего на мне парня, вскочил и расправился со всеми тремя, когда они попытались напасть на меня. Приемы применил болевые и они с криками от боли убежали. Через дружбу с Михайловым и Брянцевым, в ходе занятий с динамовцами, я познакомился со многими членами этого общества и работниками ГПУ. Я уже упоминал заместителя начальника ОГПУ Дзениса, Жору Брянцева, знаком был, правда шапочно, с начальником ОГПУ Зединым. Среди членов «Динамо» хорошо познакомился с Василием Милехиным. Он сначала служил в ОГПУ на Алдане, затем его перевели в Якутск. Был он сильным легкоатлетом, метателем гранаты, бегуном и гимнастом. Среднего роста, коренастый, хорошо физически развитый, общительный. Мы с ним вдвоем даже выступали несколько раз с акробатическими номерами на сценах, он работал нижним, унтерманом, как мы тогда называли, а я верхним гимнастом: держал он хорошо, я легко стоял на руках в его руках, на голове, делал сальто с его подачи и т.д. Позднее, в 50-х годах он работал главным инспектором Всесоюзного Комитета физкультуры, приезжал в Якутск, мы с ним встретились в гостинице, распили бутылку шампанского с лимоном, а в 1978 году встретились на первой Всероссийской конференции ветеранов спорта в Москве. В футбольной команде «Динамо» Серпокрылов, Чевозерцев, Неугодов, Брянцев, Михаил Михайлов, вратарем стоял Лифшиц, интеллигентного облика человек, близорукий, ходил в очках, но в воротах стоял неплохо.
1932 г. Футбольная команда «Динамо». Стоят справа: 1. Вратарь Лифшиц; 2. М. Михайлов; 3. Н. Петров; 4. Г. Брянцев; 5. Чевозерцев. 6. Серпокрылов; 7. Неугодов (аннотация Е.К. Суровецкого)
Серпокрылов был еще хорошим легкоатлетом, пловцом, Неугодов на II Всеякутской спартакиаде в 1935 году в беге на 100 метров установил рекорд того времени, пройдя дистанцию за II, 4 секунды, но рекорд не был засчитан из-за попутного ветра. Футболист Коля Петров был постоянным охранником первого секретаря обкома ВКП(б) Певзняка. Был тогда такой порядок, что первого секретаря всегда охраняли работники ГПУ. Певзняк часто ходил на улице пешком, сзади него или рядом шли один или два охранника. Петров был одним из таких постоянных охранников. В органах ГПУ служил один работник по фамилии Аллахвердов. Я с ним не был знаком, но по рассказам членов общества «Динамо», с которыми я занимался, это был страшный человек. Он был начальником отдела, который они называли «комната №6». Именно он вел дела о «врагах народа», об антисоветской пропаганде и т.д. В то время были выпущены пластинки граммофонные Утесова, Вертинского, Козина и других. Многие из этих пластинок были объявлены «вредными», например, «Гоп со смыком» Утесова, «Друг гитара» и «Кунаки» Вертинского и другие. Эти пластинки в магазине не продавали, с рук тайком продавали по цене, доходившей до 800-1000 рублей. По указанию Аллахвердова работники ГПУ их отбирали, где обнаруживали, Аллахвердов брал пачку пластинок и ударом о колено разбивал их в дребезги. У Брянцева были такие пластинки, я их слышал, пытался в более поздние годы найти, но их почему-то и до сих пор не выпускают. Весной 1933 года в Якутск приехал по направлению, после окончания физкультурного техникума инструктор Ларьков. Его назначили инструктором в ГорСФК с разрешением преподавать в техникумах. Парень веселый, свойский, он неплохо показал себя на работе в коллективах физкультуры. Но меня, да и весь ГорСФК и ЯВСФК он здорово подвед. По характеру он оказался довольно авантюрным, непродуманно, скороспело решал многие вопросы. Ему вдруг осенью 1933 года пришла мысль – организовать лыжный переход Якутск – Алдан, к 10-летию Алдана, которое должно было отмечаться в конце ноября 1933 года. Такой переход требовал длительного времени для подготовки, а до юбилея Алдана оставался лишь один месяц. Я категорически возражал против такого скоропалительного перехода, но Ларьков заручился поддержкой у ответсекретаря Якутского Высшего Совета физкультуры Федора Никифорова, где и было принято решение, организовать такой поход. Ларькова назначили организатором и руководителем перехода. Надо было подобрать пять человек, физически подготовленных спортсменов. Но за лето и осень никто еще серьезно на лыжах не тренировался. Кое-как Ларькову удалось кроме себя подобрать еще двух человек: Султанова и второго, фамилию которого не помню. Команда никак не подбиралась, а поскольку решение уже получило силу, то с Ларькова и с меня, как заместителя председателя ГорСФК стали требовать ускорения и даже предупредили об ответственности за срыв. Что было делать? Чтобы не сорвать перехода включились в команду Яша Аржаков и я, хотя и мы не имели еще необходимого уровня тренированости. ЯВСФК не проработал перехода ни методически, ни организационно. Детальный маршрут не составили, решили просто по карте, что надо идти существовав авшим в то время зимником — дорогой на Алдан через ИСИТИ – Чуран, до ИСИТИ по реке Лене, от ИСИТИ на Чуран и там до поселка Незаметного, центра Алданского золотопромышленного района, позднее получившего название г. Алдана, по горам. Одежды специальной не было, только сшили из коричневой фланели форму: рубахи-жакеты с нагрудными карманами и брюки. На левой рукаве нашивка со слолвами «Якутск-Алдан», ноябрь 1933г.». Не продумали графика перехода и отдыха по суткам, питание – самое скудное: консервы-тушонка, сухие галеты, масло, сахар, в термосах у каждого по литру чистого спирту на случай обморожения. Все это в тяжелом рюкзаке за спиной, лошадей не предусмотрели, по пути следования продукты не разбросаны. В рюкзаке кроме пищи и другие необходимые вещи: мыло, полотенце и т.д. В общем переход был не подготовлен, организован кустарно, технически неграмотно. Я еще пробовал протестовать против такого перехода, но меня даже слушать не захотели. Пришлось идти. Перед выходом я в спецчасти ОГПУ получил два револьвера-браунинга.
Сохранившаяся сейчас часть здания по ул. Дзержинского, где в 20-30-х годах находилось ОГПУ (аннотация Е.К. Суровецкого)
Один оставил себе, второй дал руководителю перехода Ларькову. Считалось, что могут быть в пути нежелательные встречи, ведь тогда уже шли раззговоры о вредительстве, о врагах народа. Кроме того, на Алдан из Китая проникали контрабандой спиртоносы-контрабандисты, хунхузы – грабители, подстерегавшие возвращающихся с скупленным золотом спиртоносов, а также грабивших приисковых рабочих. Поэтому и порекомендовали нам вооружиться револьверами. Провожали нас с речами, с музыкой. Но переход, увы, окончился провалом. Идти было до неимоверности трудно. Чтобы за девять дней успеть дойти до Незаметного надо было делать в сутки по 80-90 километров. В первые дни мы делали по 50-60 клм., идя от станка к станку, от деревни до деревни, по руслу реки Лены, а затем стали делать по 80-90 клм. Пройдя две-три деревни мы стали нанимать в колхозах, у сельсоветов лошадей, в сани сложили свои рюкзаки. Этим обычно занимался Ларьков, как руководитель перехода. Дни были короткие, зимние, но мы выходили часов в 8-9 утра, когда было еще совсем темно, на ночевку становились часов в 10-11 вечера. Уставали до-нельзя. Придя на станок и присев передохнуть, мы через десять-пятнадцать минут с трудом вставали, так как перегруженные переходом ненатренированные мышцы ног сводило судорогой, они становились как деревянные и чтобы встать приходилось руками растирать голени и бедра и все равно при разгибании мышцы страшно болели. За время короткого ночного сна мы просто не могли достаточно отдохнуть и утром выходили в дальнейший путь без чувства бодрости, с чувством не прошедшей до конца усталости. На одной из остановок, во время ужина, часов в 8 вечера Яша Аржаков предложил мне выпить для бодрости по рюмке спирта. Я отказался, а Яков выпил. Поев мы пошли дальше. До следующей деревни было около 25 километров. Но после 5-6 километров хода Яков совершенно ослаб от этой злосчастной «рюмочки», его совсем развезло и мы вынужденны были положить его на сани следующей за нами лошади. Мы расчитывали на следующем станке передохнуть немного и затем продолжить наш путь, несмотря на поздний вечер, так как время поджимало нас, мы не успевали к юбилею Алдана. Но Яков был неспособен продолжать путь и пришлось на этом станке переночевать. В дороге, уже в горах за Чураном, нас догнала грузовая машина, следующая на Алдан. Учитывая, что своим ходом мы опаздываем к юбилею Ларьков убедил нас сесть на эту машину и проехать два отрезка пути, 45-50 клм., чтобы войти в график и успеть на Незаметный к установленному времени. Тут я допустил слабость видя, что мы действительно опаздываем, согласился и это потом сыгрпало роковую роль в итогах нашего пробега. Трудность перехода усиливалась и тем, что в эти дни стояли сильные морозы, 50-53 градуса, а по реке постоянно к тому же дул встречный ветер. Лицо очень быстро замерзало, были уже и обморожения. Тогда в одной из деревень мы купили зеленую фланель, другого цвета не было. Сшили из нее мешков-масок, прорезали отверстия для глаз и рта и надели на голову. За время перехода от станка к станку вокруг прорезей для глаз от дыхания образовывались большие ледяные наросты, а от рати – большая ледяная борода. И вот в таком виде, в зеленых масках, с ледяными глазами и бородой мы входили в плохо освещенное помещение очередного станка. Увидев наши страшные обличья все в избушке испуганно шарахались, не зная, что и подумать об этих страшных пришельцах. Но мы быстро снимали маски и улыбаясь обращались с приветствиями к присутствующим. Все облегченно вздыхали и приветливо улыбаясь, приглашали нас пройти к железной раскаленной пчеке, отгреться. О нашем переходе они уже были наслышаны. Начинались расспросы, мы объясняли, кто мы. Известное якутское «длинное ухо» – «кепсее», которое обычно очень быстро распространяет по республике все новости, не могло сообщить о всех подробностях, поэтому наши беседы были всегда оживленными, вызывали большой интерес. Питались мы, как правило, тем, что захватили с собой, редко удавалось прикупить что-либо. А наша пища – неизменные тушонка, галеты, масло-утром, днем и вечером – до того за эти дни приелись, что я лет десять не мог после этого смотреть на мясную тушенку, на галеты. В пути нас нагнала правительственная делегация Якутской АССР, следовавшая на автомашинах в Алдан, на юбилей. Вместе с ними мы сидели около разогретой железной печки, беседовали. Среди них были секретарь обкома партии, не помню кто, председатель ЯЦИК Н.С.Емельянов, другие члены правительства. Я стоял около печки, Емельянов держа в руках портянки, просушивая их жаром печки, спросил меня, почему-то с немножко несмешливой улыбкой: «Ну, как, едем?» Я ответил, что да, идем, стараемся успеть. Я не понял тогда, почему говоря с нами члены делегации иронически улыбались. И только после возвращения обратно в Якутск узнал причину этого. Прежде всего им стало известно, что несколько десятков километров мы проехали на автомашине. Но это не главное. Главное заключалось в том, что наш руководитель пробега Ларьков, без нашего ведома, вел себя совершенно недопустимо по отношению к председателям попутных сельсоветов. Отправляя нас с очередного поселка-станка, говорил нам, что вы идите, а я найму лошадь для наших продуктов и догоню вас. Оставшись один Ларьков не просил, а грубо требовал от председателя сельсовета дать ему лошадь. Когда же тот начинал объяснять, что у него сейчас нет поблизости свободной лошади Ларьков вынимал револьвер и угрожая им заставлял его забирать у кого-либо лошадь и отдавать нам. Мы об этом узнали только после возвращения в Якутск, когда на ЯВСФК обсуждались итоги лыжного перехода. В общем худо и бедно, мы добрались до поселка Незаметного во время, успели к юбилею. Там нас встретили торжественно, пригласили на вечер, посвященый юбилею Алдана, возили по приискам, где мы рассказывали о своем переходе, о значении физкультуры и спорта. Обратно в Якутск, мы как и было предусмотрено, возвратились на автомашине, шедшей с почтой с Большого Невера. Последствия перехода для нас, как и следовало ожидать, были печальны. 21 января 1934 года ЯВСФК обсудил его итоги. В постановлении отметили, что переход Якутским ВСФК был действительно совершенно не подготовлен, прошел кустарно, спортивно-технически безграмотно, участникам был дан рекордсменский срок перехода, 10 суток. Старший пробега Ларьков по-существу не руководил пробегом и не показал личного примера, вследствие чего группой допущены в пути поступки, дискредитировавшие советскую физкультуру. За все это ответсекретарю ЯВСФК Ф.Никифорову указали, заместителю председателя ГорСФК Е.Суровецкому, как участнику перехода, знавшему об этих поступках, но не сообщившему в ВСФК и самому тоже допустившему эти действия, объявлен выговор, он снят с должности зам. Председателя ГорСФК и оставлен инструктором до последнего. Такой финал был совершенно правомерен, я не случайно перед переходом возражал против его организации, но не проявил настойчивости и конечно правильно поплатился за это. Но надо иметь в виду, кем я фактически был тогда. Рабочий паренек, двадцати лет, токарь, выдвинутый на роль городского физкультурного руководителя и проработавший в этой роли всего лишь несколько месяцев, неопытный, функции и методы работы руководителя городского масштаба для меня были еще совсем туманны. Но, любопытно, в январе 1934 г. меня наказали, понизив по должности, а уже в ноябре 1934 г. повысили, переведя на работу республиканского уровня в ЯВСФК.А вообще это было единственное за всю мою жизнь наказание за работу, больше никогда за все 56 лет работы взысканий я не получал.
Так с 1 февраля 1934 года я стал работать оргинструктором и методистом Якутского ГорСФК. Но я в Якутске пользовался широкой известностью как физкультурник и организатор и вот, в феврале 1934 г. Совет ДСО «Динамо» и управление ОГПУ пригласили меня работать в «Динамо». Я согласился, уже прошел в медпункте обследование, был признан годным по всем статьям и собирался уже оформляться и выходить на работу в «Динамо». Однако этот номер не прошел. Узнав об этом ГорСФК и ВСФК возмутились тем, что «Динамо», как они выразились, переманивает лучшие кадры инструкторов физкультуры, и за подписью председателя ЯВСФК, председателя ЯЦИК; а Н.С. Емельянова направили в «Динамо» председателю Зедину, начальнику ОГПУ, возражение и отозвали меня обратно. Пришлось мне продолжить работу в ГорСФК.
В этом здании в 20—30-х годах размещался горисполком. Здесь я работал в 1933-1934 гг. в ГорСФК (аннотация Е.К. Суровецкого)
Работая в городском совете физкультуры я одновременно продолжал с Михаилом Паршиным и Сашей Гетманом выступать на вечерах с номерами партерной акробатики и на гимнастических снарядах. У меня сохранились, например, билеты на вечера: 8 марта на торжественный вечер в зале Дома Советов, 1 мая в коллективе ЯЦИК, 18 сентября по приглашению ЯЦИК выступали на торжественном заседании правительства, посвященном дню Красного Воздушного Флота, 1 сентября на вечере-концерте Горкома комсомола, посвященном 20-летию МЮД, на вечере ударников-пионеров. Летом 1934 г. в нашем доме случилось чрезвычайное событие. К нам в гости пришел старый партизан Черкашин, вместе с Максимом воевавшим в отряде Строда. Я до позднего вечера был на стадионе, отчим Максим был на работе. Черкашин сидел у нас, ждал Максима. Как мне рассказывала мать, поздно вечером вдруг в дом вошел какой-то пьяный мужчина, стал буянить, полез в драку на Черкашина, а характер у Черкашина был горячий, партизанский, он сначала пытался утихомирить пьяного, но тот ударил его, тогда Черкашин вынул наган и выстрелил в этого пьяницу. Выстрел оказался точным, сразу на смерть. Черкашин пошел в милицию, чтобы сообщить об этом.
Продолжение следует…
В тексте максимально сохранены стиль и пунктуация автора.
Сообщение Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение появились сначала на Сетевое издание SAKHALIFE.RU.
