После громких терактов в России обсуждают меры по защите граждан. Одна из них коснулась никабов – этот предмет мусульманского гардероба и раньше призывали запретить, но теперь дискуссия докатилась до верхних эшелонов власти. И вскрыла куда более глубокие противоречия, прежде всего среди самих верующих.
Прецедентное решение
Обычно джума-намаз – пятничная коллективная молитва – проходит в радостной атмосфере. В последние недели это чувство сменилось тревогой, рассказывает житель Махачкалы Рустем Галаев: «Не все еще успокоились после случившегося. Лично я иду до мечети оглядываясь – как бы не вышло неприятного. В нашей мечети люди встревожены».
Сказываются июньские события: 23-го числа в Махачкале и Дербенте произошел крупнейший за несколько лет теракт. Вечером в воскресенье боевики практически одновременно атаковали синагоги в обоих городах, здания подожгли, а охрану и полицейских убили. Затем направились к православным храмам. В дербентской церкви Покрова Богородицы убили настоятеля протоиерея Николая Котельникова, известного в регионе священнослужителя. Четверо террористов были ликвидированы во время перестрелки с силовиками. Всего погибли 22 человека – в основном сотрудники правоохранительных органов. Еще 40 пострадали. Также за однозначный запрет высказались глава Совета по правам человека при президенте Валерий Фадеев и председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин. Последнего раскритиковал глава Чечни Рамзан Кадыров, призвав не сравнивать мусульман с террористами.
«Если высокопоставленные чиновники уровня Александра Ивановича будут позволять себе делать такого рода заявления, это может закончиться крайне плохо для общественно-политической ситуации в стране», – предостерег Кадыров.
Во Франции почти каждый год власти вводят новые ограничения на религиозную одежду, отметил в беседе с «Профилем» руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН Роман Лункин. Государство там защищает светские принципы в обществе, в вузах, учреждениях, на улицах. «В значительной степени это также ограничение влияния ислама на жизнь общества, показатель недоверия к той части мусульман, которая не подписывает и сейчас декларацию светскости, – добавляет он. – В России, конечно, также много сторонников такого рода светскости, да и Конституция ее провозглашает, правда, наряду с традиционными ценностями».
Есть еще одно сходство – в обеих странах число последователей ислама растет. Для Франции эту религию нельзя назвать традиционной – очень многое завязано на этнической принадлежности верующих. В России последние годы мусульманская община тоже трансформируется под влиянием миграционного фактора.
«Я уже 25 лет тружусь в муфтияте и наблюдаю изменения. Если в начале нулевых в мечети приходили преимущественно населяющие Россию народы, те же татары или башкиры, то с начала десятых этнический состав гораздо шире. В основном за счет верующих из Центральной Азии», – говорит муфтий Подмосковья Рушан Аббясов.
Из-за этого возникают различные барьеры, прежде всего языковые и культурные. «В итоге мы в своем совете обсуждаем вопросы с авторитетными у той или иной общины людьми, аксакалами. Через них объясняем, как себя вести, решаем проблемы», – делится муфтий. Религиозная инфраструктура, которая создавалась преимущественно в 90-е и 2000-е, оказалась не готова к такому притоку верующих, считает он. Отсюда и наболевшая проблема – не хватает мечетей, из-за чего вне поля зрения муфтиятов появляются нелегальные молельни. И это еще одна точка напряжения.
На фоне всего этого проблема никаба надуманная, считает Роман Лункин. «Мусульмане сами между собой должны это решать, без вмешательства светского законодателя. При запрете может возникнуть масса вопросов, выходящих за рамки здравого смысла. Во Франции, например, как следствие возникло множество протестных движений. России не нужно искусственно провоцировать разделения», – убежден эксперт.
