Сотни российских политзаключенных встречают Новый год в колониях и СИЗО: под присмотром надзирателей, с четким распорядком дня и без близких людей рядом. Но даже в таких условиях людям удается найти для себя маленькие радости.
«Бумага» публикует монологи трех уже вышедших на свободу политзаключенных из Петербурга — художницы Саши Скочиленко, политика Андрея Пивоварова и предпринимателя Дмитрия Скурихина — о праздновании Нового года в бараках, об импровизированных праздничных столах и о способах самоподдержки.
петербургский политик, осужден за руководство движением «Открытая Россия» и освобожден в августе 2024 года во время обмена политзаключенными
— У меня были три разных Новых года в заключении. Первый из них — 2022-й в краснодарском СИЗО — был самым богатым с точки зрения бытовых условий, еды, комфорта. Мы вдвоем с сокамерником — через передачки и магазин — затащили кучу всяких овощей и фруктов, нарезали салатов, достали лимонад, сделали шоколадный торт, на который убили две огромные банки сгущенки. Из-за того, что я сидел на спецблоке, мои соседи считались уважаемыми людьми, к ним было другое отношение, хорошую еду было легче достать. Да и зэки готовились к Новому году: намывали камеры, засылали продукты тем, у кого ничего не было.
Хотя телевизора и часов у нас не было, ровно в полночь мы узнали, что наступил Новый год. Одномоментно начался шум, вся тюрьма гудела без перерыва, камеры перекрикивались, люди кричали: «Жизнь ворам!» и «Свобода пацанам!». На протяжении 50 минут было слышно, как взрываются фейерверки у жилых домов по соседству — будто канонада из петард.
Но морально в тот Новый год было тяжелее всего, потому что ты только попал в тюрьму из дома. Ты понимаешь, что праздник семейный, то есть тебе на самом деле эти мясо и сыр не нужны, тебе хочется побыть с близкими, пообщаться с сыном. Буквально через 15 минут после Нового года меня накрыла хандра. Мы с сокамерником поели, а поговорить нам было не о чем. Мы молчали и понимали, что это не праздник, так быть не должно.
Второй Новый год — 2023-й — у меня был на этапе. Тогда меня «порадовали» новостью. У поезда я заметил, что к моему личному делу прилеплена новая бумажка. Я спросил: «Видно, куда я еду?» Я тогда был уверен, что в Петербург, поближе к родным. Но мне ответили, что в Карелию.
В ночь на 1 января меня закинули в волгоградское СИЗО в камеру с двумя молодыми парнями: один — вор, другой — мошенник. Ребята были голодными, а у меня во время этапа крысы колбасу из сумки погрызли. Вам покажется, что это выкидывать надо, но в тюрьме так не делают — мы аккуратно обрезали съеденные крысами куски. Весело не было, но я уже относился ко всему как тюремный житель: посидели, в шахматы поиграли, колбасу поели. На фоне играло радио «Маяк», благодаря чему мы встретили полночь, а затем легли спать.
Новый 2024 год я отмечал в карельской колонии в одиночной камере, на строгих условиях содержания. Праздничный день практически ничем не отличался от обычных, разве что на час больше разрешили смотреть телевизор. Помню, я спросил у сержантов, будет ли праздничный ужин хотя бы. Он ответил: «Конечно, оливьешку сделают». Может, пошутил. Но дали нам вечером 31-го мерзейшую перловую кашу — худшую из тех, что у них была.
Отбой был в десять вечера. В 21:20 нам выключили кино по телевизору и включили запись, на которой начальник колонии поздравлял нас с Новым годом. Обращение Путина показали уже 1-го числа. Никаких криков в полночь в карельской колонии не позволялось.
Утром на завтрак дали один блин со сгущенкой — и это единственная поблажка. Но было много писем. Они радовали. Ведь есть люди, которые стараются заранее писать письма, чтобы они пришли как раз к празднику.
художница и музыкантша, экс-сотрудница «Бумаги», осуждена за «фейки» об армии и освобождена в августе 2024 года во время обмена политзаключенными
(монолог по просьбе Саши взят из телеграм-канала ее группы поддержки)
— Новый [2023] год мы с соседкой отметили весьма скромно. Обе читали вcё 31 декабря. Меню СИЗО в этот день было вовсе не праздничным — на ужин дали что-то вроде кислой капусты, так что мы сами готовили себе новогоднее угощение и порезали овощной салат. В планах был крабовый, но крабовые палочки не пропустили в передачке, да и яйцо не удалось раздобыть.
Ближе к десяти мы включили радио и немного потанцевали под транс и техно (наш неуклюжий компромисс между танцевальной попсой соседки, от которой у меня кровь из ушей, и джазом с радио «Эрмитаж», которым я мучаю свою сокамерницу). Одна женщина прислала мне в письме новогодние наклейки, ими мы еще с утра украсили камеру. Увы, вскоре их пришлось снять, так как украшения в камере нелегальны.
Около двенадцати из всех щелей стал доноситься властный мужской голос — все три корпуса СИЗО одновременно смотрели обращение президента. Мы тоже включили старый, ловящий всего три канала через толстые слои помех, телевизор. Моей соседке к празднику обещали принести новый, но, к моему великому удовольствию, не принесли. Я сама когда-то писала статью про новогодние обращения президента и даже выступала с ней на конференциях, и мне было любопытно посмотреть динамику. У меня возникло много мыслей по поводу циничного решения оператора обрезать головы стоящим в верхнем ряду солдатам, неизобретательно расставленным в мизансцене школьной фотографии, но омрачать ими соседке праздник я не стала.
Я пила кофе с кока-колой, а моя соседка — просто колу (она предпочитает некрепкие напитки), мы чокнулись под бой курантов, и со всех сторон послышались салюты и крики заключенных. Мы тоже с радостью покричали в окно: «С Новым годом!», — выпили чаю и съели вкуснейший безглютеновый брауни, испеченный для меня в веганской кондитерской «Кролик, беги!».
Особую остроту и пикантность новогодней ночи придавало то, что этажи время от времени посещал дежурный и проверял, спят ли заключенные после отбоя. Когда он подходил к глазку нашей камеры, мы плюхались на кровати, отвлекаясь от празднования, и делали вид, что спим (равно как и другие заключенные в эту ночь). Это напоминало атмосферу детского лагеря. После курантов я подарила соседке подарки и около часа взаправду легла спать, а моя соседка празднично до пяти утра читала любовный роман.
владелец бывшего «протестного» магазина в Ленобласти, осужден за «дискредитацию» армии и освобожден в июле 2024-го после отбытия срока
— Многие ребята в «Металлострое» [колонии] легли спать в час ночи, до этого времени разрешали смотреть телевизор. Кричать было нельзя, но поздравляли друг друга, хоть и без особого энтузиазма. Блатные делали себе какой-то праздничный стол. Но я всю ночь спал.
Так вышло, что я приехал в колонию 25 декабря [2023 года]. Сперва я несколько дней провел на карантине, а 28 декабря оказался в отряде — то есть, прямо накануне Нового года. Новичков, как правило, гоняют на всякие уборки, и мне предложили либо чистить снег, либо убираться в КДС — комнатах длительного свидания (зэки называют их Кэдос — по звучанию напоминает греческий остров, как будто Родос).
Так как я хотел в КДС пригласить свою жену, я согласился убираться там, подумал: «Посмотрю хоть, как это выглядит». Целый день 31-го я убирал 15 номеров и изрядно вымотался. Когда я притащился в отряд, я умылся и еще до полуночи завалился спать.
Зато я сходил на разведку и узнал, что комната длительного свидания на территории нашей колонии — это такой маленький отельчик, я бы дал ему две звезды. Вполне приемлемо. После уборки я решил, что жену туда можно приглашать. Остальные три месяца я жил, считая дни до свидания.
Портреты бывших политзаключенных: Андрей Пивоваров, Саша Скочиленко, «Бумага»
Обложка: «Бумага»
Поддержите нашу работу — а мы поможем искать решения там, где кажется, что их нет
Что еще почитать:
