Поклонись земле — она прокормит
Андрей САСИН: «Хваленые американские крестьяне живут беднее, чем у нас в Новокорсунской»
Фермерское хозяйство Андрея Сасина крупнейшее в станице Новокорсунской и устойчиво находится в числе лучших Тимашевского района и Кубани. Наш разговор с известным фермером — о том, чем сегодня живут земледельцы, о чем мечтают и к чему стремятся.
К этому интервью мы шли несколько месяцев. Встретиться и поговорить постоянно что-то мешало: то весенние полевые работы, то уборочная, то временные нестыковки. Но когда мы узнали, что двадцать четвертого декабря Андрей Сасин отмечает пятидесятилетний юбилей, поняли, что такой шанс упускать нельзя.
В течение всей встречи, а она длилась несколько часов, Андрей Александрович часто повторял: «Я просто работаю». Так начинались ответы на вопросы о том, как удалось за двадцать лет с нуля создать крупное и успешное сельхозпредприятие. Почему в условиях жесткой конкуренции фермер Сасин не только остается на плаву, но и прирастает землями? Как удалось стать авторитетным земледельцем, не имея профильного образования? И так далее. Разговор получился. Правда, совершенно не юбилейным в привычном понимании этого слова, а по-житейски мудрым.
Посадить дерево, построить дом
— В первую очередь примите поздравления. Андрей Александрович, если оценивать жизнь мужчины по старой поговорке о том, что он должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына, у вас всё сложилось?
— За поздравления спасибо. По достижению, если смотреть только на фактическую сторону, то с лихвой. Деревьев посажено много. Свой первый дом я построил, когда мне было шестнадцать лет. Есть сын — Андрей Андреевич Сасин. Он прямо сейчас, когда мы с вами в теплом кабинете общаемся, работает в ремонтных мастерских, готовит технику к весне. Его начальник говорит, что нормально работает. Так что обязательная программа выполнена. Но это если сверяться со списком. В этой же поговорке очень глубокий смысл. Посадил дерево — значит, пустил корни. Построил дом — это твоя родина. Вырастил сына — оставил свой след на этой планете. Тут разговор очень философский. Я часто на подобные темы думаю, но ответов меньше, чем вопросов, нахожу. Наверное, молодой еще слишком.
— Кстати, о возрасте. Чувствуете, что вам пятьдесят лет?
— Я где-то вычитал или услышал, что мужчины останавливаются в каком-то возрасте и в нем остаются до конца. Не в плане развития, а по внутреннему состоянию. И знаете, это верное замечание. Есть люди, которые рождаются стариками: они с детства рассудительные, осторожные, часто с хитринкой. А есть такие, что у них и в восемьдесят глаз горит, как у подростка. Наше счастье, что вторых большинство. По крайней мере, вокруг меня. И я не понимаю, что должен отвечать, когда меня спрашивают об ощущениях мужика с полтинником за плечами. Силы есть. Энергии — через край. Планов тоже хватает — успеть бы.
— Вы сказали, что первый дом построили в шестнадцать лет. Как это получилось?
— Мы переехали с мамой сюда в 1990 году из Сунженского района Чеченской Республики. Проще говоря, бежали с тем, что могли в руках унести. В Новокорсунской к тому времени уже жила моя старшая сестра, потому сюда и прибыли. Мама пошла работать на ферму дояркой. Я школьник. Но на Кавказе же вырос, где пятнадцатилетний пацан уже взрослый. А учитывая, что мои корни идут от сунженских казаков, то меня воспитывали еще жестче. Тем более я был единственным мужчиной в семье. Значит, обязан построить дом для мамы.
Земля была, руки-ноги на месте, на здоровье не жаловался, работы не боялся. В общем, взялся за дело и меньше чем за год построил дом. Небольшой, но нам хватало. Потом, когда уже пошел в бизнес, я его продал, но до сих пор, как мимо него проезжаю, что-то теплое в груди разливается. Родина, одним словом.
Век учись
— Дом вы строили, когда в школе учились, получается?
— Вот чем не могу похвастать, так это успехами в учебе. Я очень любил историю и сейчас добираю книгами то, что в детстве не успел. Математика тоже хорошо шла. Да и по другим предметам, думаю, у меня бы не было больших проблем, но тогда стояла задача для семьи просто выжить и школа, естественно, не входила в число моих первоочередных задач. У меня вообще с академическими науками не очень складывается. Ведь я так и не получил высшее образование. Всё время что-то мешало, времени было жалко и прочее. Сейчас я понимаю, что мог бы сделать меньше ошибок, добиться большего, но не жалею. По сути, я учусь на практике в режиме «двадцать четыре на семь». Сельское хозяйство развивается так быстро, что тут по-другому нельзя: слетишь с дистанции.
— Говорите про ошибки и недостигнутые высоты, а сами за двадцать лет с нуля создали хозяйство с пашней в пять с половиной тысяч гектаров и сотнями единиц техники. Скромничаете?
— В плане учебы на чужих ошибках я абсолютно русский человек. Сам не умею и людей таких не знаю. Сказку помните, где богатырь стоит перед камнем на распутье и читает: «Направо — богатым будешь, налево — коня потеряешь, прямо — убьют»? Ведь эти надписи на камне как раз и написаны по чужим ошибкам. Куда богатырь идет? Правильно, прямо. Потому что мало ли что там написано. И ведь всегда победителем выходит. Раненый, уставший, но непременно с принцессой и полцарства и в придачу. Вот это как раз и есть тот самый русский характер.
В 2004 году я начинал даже не с нуля, а с минуса. Не было ни земли, ни нормальной техники, ни денег. Пошел к людям и стал у них под честное слово просить, чтобы они мне на год свои паи в аренду дали. Сейчас я понимаю: это был единственно верный шаг, а тогда казалось безнадежной авантюрой. Так мне удалось получить в аренду триста гектаров земли. Почему люди мне поверили? Потому что я всегда держал свое слово. Они видели, как я работал пацаном. В армию отсюда уходил. Вернулся и пять лет на птицефабрике слесарем отработал. Потом занимался металлоломом и тоже всегда честно дело вел. Этот капитал доверия и сыграл главную роль в тот момент, который и определил мое будущее в сельском хозяйстве. Предвосхищаю вопрос о том, как пашню до пяти с половиной тысяч гектаров увеличил: честным отношением. С каждым пайщиком, который хочет сдать землю в аренду, я по несколько раз встречаюсь, мы разговариваем, часто вожу по полям и мастерским. Ведь человек отдает в мои руки свою землю и хочет быть во мне уверенным. Это совершенно правильный подход, и я его приветствую. И потом каждый пай я обязательно выделяю в натуре, чтобы хозяин знал, где конкретно находится его земля,— это очень важно.
Новокорсунская — лучшее место на Земле
— А что можно сказать про день сегодняшний для сельского хозяйства? Времена очень непростые.
— Мы понимаем, что хорошо жили, когда смотрим в прошлое. Вот сейчас я вспоминаю, как у нас была возможность за полчаса оформить краткосрочный кредит под пять процентов годовых. Это было совсем недавно. Мы, я говорю не только о себе, а обо всех знающих фермерах, смогли в тех условиях кардинально обновить парк техники, внедрить технологии, обучить людей. С сегодняшней позиции — рай земной. Но ведь и тогда никто не говорил, что этот год был легким, прибыльным и успешным. Всегда есть трудности, а их масштаб понимаешь только в сравнении с другими проблемами.
Сейчас у нас нет кредитных денег и надо жить на свои. Это сложно, требует переформатирования деятельности, внесения изменений, что всегда неприятно. Но в то же время я не вижу каких-то явных предпосылок к тому, что развитие прекратится. Оно может замедлиться, но не остановиться. Я много где побывал и могу с уверенностью сказать, что в плане сельского хозяйства мы не отстаем от передовых стран, а кое в чем и опережаем. Есть, конечно, ряд направлений — семеноводство, животноводство, овощеводство, где нам есть к чему стремиться, но всё достижимо. А что касается жизни на селе, так те же хваленые американские крестьяне живут беднее, чем у нас в Новокорсунской.
— Прямо вижу, как некоторые читатели засмеялись, когда это прочитали...
— Я не привык верить рекламе. Пока сам не увижу, не поговорю, никогда не делаю выводов о людях и событиях. В Штатах я был шесть раз. Ездил в составе делегаций фермеров, в ознакомительные турне, на мероприятия и могу сказать, что витрина, о которой судят о жизни за океаном, и действительность — две большие разницы. Первое: так, как работают американские фермеры, у нас не работают нигде. От зари до зари и еще ночь прихватывают. У них нет понятия отпуска у моря. Мало кто из них за всю свою жизнь выезжал дальше границ своего штата. Но есть витрина: обычный механизатор в сельском хозяйстве получает сто двадцать тысяч долларов в год. То есть десять в месяц. Огромные деньги.
Когда же я стал разговаривать с этими простыми работягами, которые, кстати, прекрасно относятся к русским, в отличие от политиков, выясняется, что после уплаты налогов, оплаты страховки, кредита, лизинга, «коммуналки» у человека остается полторы тысячи долларов —сто пятьдесят тысяч рублей. Это совершенно сопоставимая зарплата с нашими механизаторами. Вот только из этих денег американский парень должен еще зуб полечить, ребенку на учебу дать и продукты, которые намного дороже наших, купить. И получается такая картина: на обложке — симпатичный домик, хороший трактор, машина, а внутри — человек, который не может свести концы с концами и в кабале у банков на три поколения вперед, хоть и пашет без перерыва на обед.
А диванным защитникам западных ценностей могу сказать, что, прежде чем что-то хвалить или хаять, надо самому всё увидеть, изучить, не полагаясь на мнение тех, кто тоже вряд ли разговаривал с тем американским фермером, как я. Не перестану утверждать, что Новокорсунская — это лучшее место на Земле. Для меня уж точно.
— И всё же, Андрей Александрович, юбилей — это не только возможность выслушать добрые слова в свой адрес, но и возможность сказать что-то самое важное.
— Ну тогда я словами из фильма «Офицеры» скажу: «Будем жить!»
