Героиня этого интервью — известная на Урале и за его пределами поэтесса и певица, обладатель нескольких литературных и музыкальных наград, автор многочисленных публикаций в «толстых» журналах и книги стихов «Эльмира и свинцовые шары». Критики и собратья по цеху (поэты) не обходят ее творчество стороной: обозревают и трактуют тексты, рассуждают о связи слова и мелодии, встраивают стихи Елены Оболикшты в то или иное литературное направление. Приведу две цитаты.
«Все эти мучительные и радостные состояния, все эти голуби, дожди, горящие дома и города — все они из наших снов, снившихся и не снившихся нам. Оболикшта как медиум транслирует область «ближнего запредельного», очень похожую на нашу жизнь и в то же время жизнь уже «не нашу». Постоянное пребывание на границе «нашего» и «не нашего», «своего» и «иного» и определяет специфику ее поэзии. Поэзии скользящего и неуловимого, желающего остановиться, но продолжающего движение».
Дмитрий Дзюмин
«В стихах Елене важно пробиться через обесценившиеся смыслы, значения, звукосочетания — к праязыку, к началу даже не языков, а нашего мировосприятия. К началу начал, где даже и нас еще нет, но «прерывистым выдохом изнутри / слово знает нас наизусть». Оболикшта позволяет словам быть собой — в точнейших мелодических сочетаниях, на границе всепонимания».
Евгения Изварина
Когда тебе говорят, что ты транслируешь область «ближнего запредельного» или что твои стихи пробиваются к началу начал, то голова может закружиться от собственной значимости. Впрочем, Елена уже проходила испытание медными трубами — ее высокими формулами с пути не свернешь. Да, Оболикшта требовательна к себе. Я бы даже сказал, что она придирается к своим возможностям и результатам работы:
— Лена, ты поэт большой величины, а еще и композитор, и певица. Однажды ты сказала, что поешь не очень-то хорошо... Я просто помню, что онемел. Но ты пояснила: есть музыкальные каноны, а у тебя — другое. Ты какие-то обертоны не берешь? (Я лезу не в свое дело, но Оболикшта кажется мне идеальной исполнительницей. Что не так? — Авт.).
— Я не имею ни классического вокального, ни эстрадного какого-то законченного образования. То есть я пою как придется, как карта ляжет, что ли. (улыбается). Именно это я и имела в виду. Я вышла из среды авторской песни, а российская авторская песня не предполагает музыкального профессионализма. Туда может зайти любой человек, если ему есть что сказать. После музыкальной школы по классу скрипки я вошла в это пространство. Разные прекрасные музыканты-исполнители и стали моими учителями, моим образованием. Я слушала, подбирала аккорды, насколько хватало моей музыкальной базы. То есть гитару я осваивала самостоятельно.
— Однажды ты переехала в Челябинск. Ты чувствуешь себя жительницей нашего региона или по-прежнему свердловчанкой, ставшей челябинкой?
— В разное время я по-разному ощущала эти пространства. Вот, например, Новоуральск, где я родилась и выросла, небольшой закрытый городок — это было одно состояние. Там время течет медленно, даже люди ходят медленнее, чем в мегаполисах! После переезда в Екатеринбург я почувствовала себя растерянной. Этот город заставляет выйти на неисследованную тобой территорию, на какую-то новую динамику. И эта динамика оказалась для меня слишком мощной, я никак не могла понять, как жить в этом городе. Словом, не было комфорта. Но однажды я зашла в магазин «Академическая книга» (на самом деле я часто туда заходила, это как бы традиция всех студентов философского факультета, где я и училась) и увидела журнал «Урал». Я открыла его и сразу прочитала четверостишие Романа Тягунова: «Что такое жизнь? — Сэлинджер во ржи. / Золотая клетка. Русская рулетка. / Полтаблетки лжи. / Прозы полтаблетки». И у меня появилось ощущение, что эти строчки описывают реальность, в которой я нахожусь. Потом в каком-то другом книжном магазине я увидела книгу «Роман Тягунов. Стихи». Та самая единственная его потрясающая книга, которую в поэтической среде знают все. Я купила ее. Так я и стала знакомиться с поэзией моего края. Следующей книгой стала «Антология современной уральской поэзии» (1996) под редакцией Виталия Кальпиди. Эта книга дала мне все ключи от города Екатеринбурга. Я сразу поняла, как в нем жить. Будто бы я раскодировала это пространство, но уютней мне не стало.
А Челябинск — это более мягкая, что ли, земля, более открытая, более теплая. Мне показалось, что я могу выдохнуть, могу проявить себя с какой-то новой стороны. Понимаешь, это очень субъективные ощущения, какая-то эзотерическая ересь (улыбается). Сейчас я чувствую себя иначе, юность и неуверенность ушли в прошлое — я могу вступить в диалог с разными пространствами и городами. Я могу подстроиться под их ритм, но я могу и предложить им что-то свое.
— А еще ты была женой Олега Синицына. Это мой наставник. Это знаковый человек для Челябинска. Скажи, что Синицын значит для тебя? Нет, я все понимаю: ты любила его, он отец твоего сына, но все же расскажи об Олеге как о фигуре в культурном пространстве Урала.
— С Олегом я познакомилась в 2007 году, когда приехала в Челябинск на фестиваль «Глубина». Я была в составе литературного клуба «Лебядкинъ», мы прибыли сюда большой командой. На открытии фестиваля Синицын спел свою песню «Белый тигр». А я его не знала, не знала, что Олег и организатор, и спонсор, и ведущий фестиваля. И автор песен, и певец замечательный! А главный приз конкурса — книга, которая будет напечатана в «Издательском доме Олега Синицына». То есть все нити вели к нему.
Так вот, я услышала гитару, услышала голос и подумала: какого-то местного известного рок-н-ролльщика позвали выступить. У него была очень интересная аккомпанирующая техника правой руки. Я такие вещи сразу замечаю. Мне тогда показалось, что Синицын — это такая гора, сила и мощь. И так просто к нему не подойдешь, не спросишь, который час. Люди, которые способны создать вокруг себя уникальное культурное пространство, всегда меня восхищали. Издатель, бизнесмен, музыкант, поэт — это огромная панорама деятельности. Я была восхищена.
Олег Синицын
И когда в конце фестиваля Сережа Ивкин попросил Олега дать мне гитару, то он посмотрел на меня, кажется, как на недоразумение. Типа: ей, гитару? Да, я была такой юной, незрелой, маленькой, а Синицын был горой.
Через несколько лет я поняла, что пора составлять первую книгу стихов. К тому времени Олег уже заинтересовал меня не только как издатель, но и как личность, поэтому выбор был очевиден.
Олег ушел. Как сказал Виталий Олегович Кальпиди, когда поэт уходит, мы не теряем его, мы приобретаем его уход. То есть мы осязаем это огромное пространство, которое осталось пустым, когда он ушел. Мы осознаем, насколько большим он был. В мужчинах я ищу силу, и Олег был таким — сильным, невероятно сильным. Мне кажется, он пожертвовал многим, чтобы нести меня на своих руках. И сколько мог — он нес меня.
— Почему последние несколько лет я вижу так мало твоих новых стихов? Семья все время отобрала? Или стихи есть (просто я ослеп)? Как вообще пишутся твои стихи?
— Последнее время действительно нет стихов. Это связано с тем, что поэзия для меня — это очень особенное состояние сознания, для него надо много пространства, много энергии и какого-то волшебного импульса. Я принадлежу к тому типу женщин (сама себе в этом только недавно призналась), с которыми происходит вот что: если в моей жизни появляется мужчина, то я вся — с руками, ногами и головой — заворачиваюсь в него, как в одеяло, и он заменяет все. Я знаю, что это неправильно, что нельзя взваливать на мужчину такую гигантскую ответственность. И получается, что для стихов, для храма (это было в самые тяжелые и противоречивые периоды моей жизни) уже места нет — все занято моим мужчиной.
А музыка, как ни странно, остается. За эти годы я сделала много песен. Например, проект с Виталием Кальпиди — это был интересный, энергоемкий и трудоемкий процесс. В результате появился диск «Смерть, с которой я дружил». Это такая программа стихов и музыки, диалог с текстами Кальпиди. В какой-то момент я действительно поняла, как могли бы на струнах звучать эти стихи, поняла их тональность и интонацию. Алексей Русских сделал саунд-дизайн записей. Эта работа — очень важный период моей жизни. Именно так. Сейчас я бы этот альбом перезаписала, потому что песни нереализованы в том виде, в котором они должны были бы звучать. Но это уже другой вопрос.
Еще я «на коленке» записала альбом на стихи Димы Машарыгина. Это была попытка перевести его завихряющуюся поэзию на язык музыкальных тонов, подобрать к этим словам адекватное звучание. Я, кстати, не думаю, что у меня на этом пути получается что-то выдающееся, но мне интересен сам процесс. И вообще, всякий раз, когда я читаю того или иного поэта, то задумываюсь: как бы он мог звучать на гитаре или под аккомпанемент другого инструмента или оркестра.
Есть песни, за которые мне не стыдно, да что там — я ими просто горжусь. Это композиции на стихи Виталия Кальпиди, Димы Машарыгина, Андрея Санникова, Яниса Грантса и других. Почему-то песни мне писать легко, а чтобы писать стихи, нужно поймать какое-то особое состояние внутри себя. Я не всегда могу его уловить. А сидеть и высасывать тексты из пальца я не буду.
Мы с Олегом Синицыным много выступали вместе. Он играл на бас-гитаре и привил мне любовь к этому инструменту. Мы пробовали разные формы, иногда подключая к музыкальной программе нашего сына. В какое-то время мы даже завели дома специальный шкаф для аппаратуры и гитар — не может же все это бесхозно и бесконечно лежать по всей квартире.
Олег Синицын, Елена Оболикшта с сыном
Эти годы я очень много работала (две ставки, постоянные занятия с детьми, да еще и отчетность), было много суеты, много каких-то семейных дел. Писать стихи для меня… Как бы это тебе сказать… Представь, что ты стоишь перед густым-густым лесом, какой-то непролазной чащей, ни одной тропинки нет, оттуда доносится вой диких зверей. Странно. Страшно. Сомневаешься. А я смогу пройти? Сколько на это потребуется сил? А времени?
Словом, стихи для меня — это заклинания. Каждая строчка должна быть безупречной, она должна проговариваться как молитва, она должна завораживать фонетикой, смыслом, это должен быть единственно возможный порядок слов. А еще стихи должны запоминаться, чтобы я их повторяла, и у меня проходила головная боль, например. Потому что текст — это батарейка. Ты вставляешь ее в нужный прибор, и он начинает работать. Так и со мной. В тяжелые эмоциональные моменты я применяю такую терапию: включаю на компьютере собственные песни, чтобы как-то себя поддержать. И почти всегда это срабатывает: я напоминаю себе, что я — есть, что у меня в карманах эти самые волшебные батарейки, волшебные заклинания, волшебные формулы, которые раскрывают внутри какие-то бездны и тайны.
От редакции:
В мае Елена Оболикшта лишилась любимого мужа — Олега Синицына не стало после продолжительной болезни. А вскоре и у самой Елены обнаружили серьезное заболевание — рак мозга. Мама 10-летнего ребенка перенесла сложнейшую операцию и оказалась в ситуации, когда ей требуется помощь.
Как можно ей помочь, Елена Оболикшта рассказала на своей странице в соцсети «ВКонтакте».
