Чем дальше отстоят от нас Октябрьская революция и вся история Гражданской войны, тем больше слышится призывов в родном Отечестве начать пресловутую «декоммунизацию». Вот и недавний скандал с переименованием улиц, случившийся в милой провинциальной Тарусе, вышел на федеральный уровень. В конце октября городская дума Тарусы с подачи главы района Руслана Смоленского вернула улицам в историческом центре дореволюционные названия. Площадь Ленина стала Соборной, улица Ленина — Калужской, улица Урицкого — Лесопильной, Луначарского — Кирпичной, Пионерская — Огородной. Улица Каляева превратилась в Боголюбскую, улица Розы Люксембург — в Посадскую, а Декабристов — в Городскую набережную. При этом улицы, появившиеся в советское время, свое название сохранили. Проснулись коммунисты — не позволим, говорят, улицу Луначарского в Кирпичную переименовывать! В итоге пришли к компромиссу — под новыми названиями будут написаны прежние с приставкой «бывшая». Это общемировая практика — в сербской столице Белграде можно встретить до 8 старых названий одной улицы, написанных под современным топонимом. Но если с Лесопильной еще куда ни шло, то вот, например, таблички с именами цареубийц Каляева и Войкова, садистки Землячки и фанатика Урицкого давно следовало бы снять по всей стране. Ведь на улицах с именами террористов и убийц нельзя воспитать нормальных и грамотных людей. И чем скорее это произойдет, тем больше достойных имен из советской эпохи останется в русских топонимах. Пока же мы видим упорное нежелание узкой группы коммунистических ортодоксов идти даже на минимальные компромиссы в очевидном — признании необходимости примирения в российском обществе спустя 100 лет после окончания Гражданской войны и готовности поступиться хотя бы именами радикалов с террористическим прошлым в своем идейном багаже ради сохранения памяти основных столпов Советского Союза. Ведь в противном случае их нежелание смириться с малым обернется возможной потерей всей советской героики, сохраненной в названиях городов и школ, улиц и проспектов, поселков и деревень по всей стране. Новому поколению граждан России, мало заставшему советское время, все это не близко, и вопрос о смене топонимов в стране обязательно встанет. Боголюбская и Соборная улицы всегда будут актуальны, в то время как многочисленные проспекты 25-летия Октября и 40-летия пионерии уже давно абсолютному большинству ничего не говорят, выглядят издевательством над здравым смыслом. Люди стремятся вернуться к истокам, познать изначальную историю своей родины, это заметно даже в популярных ныне детских именах — Матвей и Всеволод, Мирон и Макар, родители хотят дать своим детям другую судьбу — той страны, которая могла бы быть до 1917 года. 14 ноября в ознаменование 100-летия Русского Исхода — отбытия последнего парохода с белогвардейцами из Крыма — в Севастополе намечено открытие памятника гражданскому примирению. Монумент представляет собой колонну, увенчанную фигурой Родины-матери, к которой склоняют свои колени с правой стороны белогвардеец, с левой стороны — красноармеец. Инициатором установки памятника выступило Российское военно-историческое общество под руководством главы Службы внешней разведки Сергея Нарышкина. При этом севастопольский союз ветеранов выступил с резким осуждением монумента, фактически приравняв белых к фашистским коллаборационистам. Что, признаться, у многих вызвало неподдельное удивление. Подобная реакция, равно как и движение местных общественников Тарусы или жителей московского района Войковский за сохранение имен убийц в топонимике, говорит только об одном — настоящего национального примирения даже спустя 100 лет после окончания Гражданской войны в России пока так и не произошло. А значит, все еще впереди. Когда наследники идей Ленина будут просить прощения перед потомками белой эмиграции хотя бы для того, чтобы в России не повторилась судьба восточноевропейских «ленинопадов». Когда российское общество придет к своему «пакту Монклоа» — заключенному между испанскими правыми и левыми взаимному соглашению о прощении за зверства периода Гражданской войны 1930-х и правления Франко. Вопрос лишь в том, что пресловутый пакт Монклоа был заключен в 1977 году, спустя два года после смерти диктатора. А у нас даже спустя 100 лет потомки участников репрессий в Сибири просят изъять их имена из публичного доступа, сохранив анонимность дедов, очевидно, из-за опасений за собственную безопасность! А ФСБ, вместо того чтобы открыть, наконец, архивы 1920–1940-х, пролить свет на подлинные масштабы репрессий и потерь среди гражданского населения, лишь продолжает увеличивать сроки давности. Чего бояться-то? Не говорю о том, что среди волн русской эмиграции за рубеж было много разных людей, некоторые из них из чувства ненависти к большевикам поначалу даже сочувствовали Гитлеру — и это тоже нужно признавать, не закрывая глаза и не записывая всех скопом в «фашисты». Просто потому, что их трагедия Исхода и репрессий целых сословий — дворян и священников, казаков и философов, аристократии и представителей знати — для кого-то стала, может быть, не меньшей трагедией, чем Великая Отечественная война. В маленьком, уютном подмосковном Дмитрове еще недавно прямо напротив Успенского собора Дмитровского кремля, на улице «красного графа» Петра Кропоткина, находился ресторан с характерным для 90-х названием «Бродвей». В этом весь сюрреализм отечественной действительности. Правда, в отличие от Урицкого или Войкова, никогда ни в каких Тарусах не бывавших, в Дмитрове один из идеологов мирового анархизма какое-то время жил и умер, замерзнув зимой 1921 года, после победы долгожданной революции, от нехватки дров. Такова оказалась злая ирония судьбы, осуществившей многолетние мечты о революции анархиста-аристократа. При том при всем Октябрьская революция дала нашей стране и миру, огромному числу людей, включая моих родных, совершенно новые возможности, немыслимые прежде. Путь от крестьянского сына до генерала и светоча мировой науки оказался как никогда близок. Как справедливо заметил писатель Прилепин, если бы не революция, русский народ оставался бы в массе своей безграмотным почти до 1980-х. Этого тоже нельзя отрицать, но пора учиться уже видеть все стороны обжигающего прошлого. Написание названий улиц имени деятелей Коминтерна на покосившихся русских избушках в маленьких старинных городках наводит запредельную тоску и создает атмосферу глухой безнадеги, из которой не выбраться. Почему важны органичные названия — для построенных советской властью проспектов имя Ленина вполне подходит, в то время как улочки древнего Углича должны называться в честь русских князей, а не французских революционеров. Это не чушь и не блажь. Все начинается с имени. И даже не столь важно, что среди отчаявшихся местных жителей все эти переименования вызовут скорее раздражение, — отдельные петрозаводцы отчаянно сопротивлялись недавнему переименованию своего аэропорта Бесовец! Люди в принципе не любят перемен, но они неотвратимы. Когда мы это поймем — и сделаем, — тогда можно будет говорить о какой-то новой России. Пока же продолжаем по-капиталистически работать на улице Войкова за стеной древнего монастыря, ничего путного не выйдет.
