В момент публикации манифест воспринимался, как идеологическая бомба. Сегодня требования демократизации, отмены цензуры и проведения экономических реформ кажутся очевидными. Манифест «Две тысячи слов» с десятками тысяч подписей, в том числе интеллектуальной элиты, не покушался на идеи социализма. В 1968 году в Чехословакии, по следам оттепели в СССР, набрала волну борьба со сталинизмом, а отношение к русским, по многим свидетельствам, было очень доброжелательным. Самой популярной партией были коммунисты во главе с Александром Дубчеком, не нравились лишь догмы уходящей эпохи. Родился термин «социализм с человеческим лицом», который получил распространение у нас в годы перестройки. Брежнев, кстати, удивился: «Разве у нас лицо нечеловеческое? » Ни политики, ни граждане не верили в то, что руководство СССР воспримет реформы как угрозу социалистическому строю. Однако в августе 1968 года войска Варшавского договора вошли в Чехословакию. 300 тысяч солдат и 7 тысяч танков. Никто из реформаторов осужден не был, Дубчек работал лесничим. Инакомыслие было искоренено, социализм спасен. Но победа оказалась мнимой. Через 20 лет, когда у СССР не было сил спасти социализм даже в своих границах, в Чехословакии к власти пришли лидеры «Пражской весны» во главе с президентом Вацлавом Гавелом. Манифест «Две тысячи слов» сыграл важную роль не только в судьбе «Пражской весны», но в крахе системы социализма. Это лишний раз подчеркивает, что слово материально и обладает силой. Сегодня важны уроки «Пражской весны», которая стала первой попыткой перестройки в социалистической стране. Их провал подталкивает к легкому выводу, что демократия и социализм несовместимы. Но если бы реформы пришли раньше, вовремя? Если бы догмы не застили глаза руководству СССР, если бы оно сумело увидеть современные реалии, можно ли было спасти социализм? Вы скажете, самоубийственные последствия вторжения в Чехословакию не мог предвидеть ни один прорицатель? Но еще в 1968 году Александр Галич написал: «Граждане, Отечество в опасности!/Наши танки на чужой земле». В СССР страх перед «Пражской весной» привел к тому, что в экономике были похоронены планы «косыгинской» реформы, закручены гайки в научном обмене с Западом, ужесточена цензура. Начался душный застой. Хотели спасти социализм, а потеряли себя. Кроме всего прочего, военное вторжение подорвало доверие стран соцблока к СССР. Андрей Кончаловский вспоминал разговор с другом, который накануне вторжения участвовал в переговорах глав СССР и Чехословакии: «Все кончено. Мы долго подбирались к окопам сталинистов, а Дубчек вскочил, побежал куда-то и всех нас выдал. Нашему поколению реформы сделать не удастся - про них надо забыть лет на двадцать». Через двадцать лет наступила агония. Реформы, как лекарство, нужны вовремя. Перестройка, повторившая «Пражскую весну», опоздала. Не услышав «Двух тысяч слов», великий СССР, колосс на глиняных ногах, стал медленно заваливаться. Чтобы похоронить под собой многое и многих.
