Самое страшное последствие терроризма — унесенные и разрушенные жизни ни в чем не повинных людей. Однако терроризм затрагивает не только людские жизни: он негативно влияет на экономику целых регионов, а плохие экономические условия, в свою очередь, служат благоприятной почвой для распространения экстремистских идеологий и группировок. Экономист Ян Царахов рассказывает, какие факторы способствует зарождению террористических движений и может ли экономическая мысль подсказать более эффективные методы борьбы с террористами.
Редакция журнала «Нож» утверждает, что настоящая статья не пропагандирует и/или не преследует цели возбудить ненависть либо вражду, а равно унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе, а имеет исключительно художественную и культурную ценность, предназначена для использования в научных или медицинских целях либо в образовательной деятельности.
Терроризм приводит к ужасным последствиям, в первую очередь к гибели людей. Однако вредит он и экономике — это становится очевидно, когда от него страдает критически важная для экономики инфраструктура. Но даже когда этого не происходит, терроризм всё равно подрывает экономическую активность и замедляет экономический рост, сокращает прямые иностранные инвестиции, подрывает торговлю, наносит ущерб туризму и фондовым рынкам.
Поскольку терроризм несет прямую угрозу жизни, он приводит к снижению ценности будущего по сравнению с настоящим. Из-за этого рост терроризма провоцирует снижение долгосрочных инвестиций, доходов и потребления. Правительства обычно стараются компенсировать воздействие терроризма за счет расходов на безопасность, восстановление и стимулирование. Снижение инвестиций и увеличение государственных расходов из-за терроризма может серьезно тормозить экономическое развитие. Более того, реакция государств на террор может не только истощать ресурсы, но и ограничивать гражданские свободы. Короче говоря, терроризм обходится обществу крайне дорого.
В общественной риторике распространена гипотеза о том, что корнем терроризма служит бедность. Такие утверждения зачастую можно услышать из уст высокопоставленных чиновников и влиятельных людей.
Впервые предположение о взаимосвязи терроризма и плохих экономических условий вынес американский социолог Артур Рапер в 1933 году. Изучив параллели между количеством случаев линчевания на юге США в начале ХХ века и ценами на хлопок, использованные в качестве индикатора экономики, он обнаружил отрицательную корреляцию между ними и пришел к выводу, что по мере улучшения экономических условий люди совершают меньше преступлений на почве ненависти. С тех пор эта тема стал предметом горячих научных дискуссий.
Как и множество других областей экономики, исследование терроризма можно поделить на микро- и макроуровень, картина которых значительно отличается.
Исследуя микроуровень, то есть отдельно взятые теракты, можно заметить парадоксальный факт: подавляющее число террористов, включая смертников, более образованны и благополучны, чем среднестатистический обыватель из их региона происхождения. Так, например, согласно исследованию Принстонского университета, 87% террористов ХАМАС принадлежали к среднему классу в Палестине, 96% из них имели среднее образование, а более половины окончили университет. При этом, когда проводилось это исследование, лишь 8% населения Палестины имели высшее образование. Такой же тренд наблюдается и в отношении других террористических группировок, таких как Хезболла и Еврейское подполье.
Этому, казалось бы, контринтуитивному феномену существует вполне логичное объяснение. Экономист Алан Крюгер предположил, что терроризм можно рассматривать как крайне радикальную и насильственную форму политического участия. Более образованные люди из привилегированных слоев общества с большей вероятностью участвуют в политике, так как участие в политической жизни требует минимального уровня заинтересованности, опыта и приверженности социальным проблемам.
Согласно метаисследованию норвежских ученых, в терроризме зачастую виновато не столько отсутствие образования, сколько пропаганда насилия в образовании. Для наглядности в одном из исследований приводятся цитаты из официальных учебников литературы Палестинской национальной администрации для восьмого и десятого классов: «Обнажите свои мечи… соберемся на войну с алой кровью и пылающим огнем… смерть призовет, и наш меч обезумеет от резни», «Принявшие мученическую смерть бойцы джихада — самые почитаемые люди после пророков».
Следует отметить, что религиозный терроризм получил особое распространение относительно недавно — лишь в 1990-х годах. Во второй половине ХХ века частым явлением был левый терроризм, то есть совершаемый леворадикальными группировками. С окончанием холодной войны и распадом СССР левый терроризм почти сошел на нет, уступив место религиозному. Этому способствовало несколько исторических обстоятельств. Например, до конца 1980-х годов палестинское сопротивление израильской оккупации в основном было светским. В ходе первой интифады (1987–1993) исламистские террористические группировки укрепили позиции и начали превращаться в массовые организации. В Афганистане террористические группировки стали появляться во время Афганской войны (1979–1989). Талибан* впервые вышел на политическую сцену уже после отступления советских войск, примерно в 1994 году. Большая часть их нападений в стране произошли уже после ввода американских войск в 2002 году. Исламистский террор в Ираке усилился только после вторжения коалиционных сил во главе с США и падения режима Саддама Хусейна в 2003 году.
Условия зарождения левого и религиозного терроризма значительно различаются. Левые группировки в подавляющем большинстве случаев возникают в более богатых регионах и действуют в границах своей страны. Сосредоточен левый террор преимущественно в Европе и Латинской Америке.
На фоне постепенного «вымирания» леворадикалов и роста влияния исламистских группировок терроризм стал концентрироваться в более бедных странах и начал приобретать всё более транснациональный характер. Согласно работе американских экономистов, до 1993 года в странах с доходом ниже среднего происходило лишь около 30% всех мировых терактов, в то время как после 1993 года — почти 75%.
В чем причина корреляции между современным терроризмом и экономикой? Ученые исследовательского бюро NBER предположили, что проблемы в экономике и высокий уровень безработицы позволяют группировкам вербовать более образованных, зрелых и опытных террористов, которые выступают более эффективными убийцами и лучше вписываются в иностранную среду, чем бедные и безграмотные.
Связь между неравенством и терроризмом вытекает из теории относительной депривации, согласно которой члены общества оценивают свое экономическое положение относительно других групп и испытывают чувство недовольства и фрустрации, когда их экономическое положение хуже по сравнению с эталонной группой. Эти чувства имеют большое значение для участия в таких коллективных действиях, как акции протеста и демонстрации. Также они могут приводить к коллективному насилию, включая терроризм.
Немецкие экономисты Тим Кригер и Дэниел Майеррикс, проанализировав 114 стран, пришли к выводу, что терроризм — это прямое следствие неудовлетворенности распределением благ в обществе. Недовольство распределением благ может быть и на межрегиональном уровне, что и провоцирует транснациональный терроризм. Неравенство может подпитывать терроризм и косвенно, способствуя ухудшению социально-экономических условий (например, в области образования) и подрывая работу государственных институтов (например, борьбу с коррупцией и верховенство закона), что, в свою очередь, тоже способствует распространению террористических взглядов.
Однако именно комбинация неравенства в обществе и проблем в экономике — основной катализатор терроризма. Иными словами, не каждая бедная страна обязательно является логовом террористов, но если в стране уже существуют экстремистские движения, то проблемы в экономике будут способствовать их популяризации.
Как предположил норвежский политолог Сольвейг Хиллесунд, определенная демографическая группа будут добиваться изменений ненасильственными методами (вроде демонстраций), если она испытывает проблемы только с экономикой или только с неравенством, поскольку в таком случае у людей, как правило, есть какие-либо рычаги давления на правящие органы. При комбинации этих двух факторов зарождаются насильственные движения, так как среди политически подавленных групп начинают распространяться агрессивные идеологии и появляться лидеры. А если эта группа еще и не имеет экономического рычага, которым может воздействовать на власть, то с большей вероятностью прибегнет к экстремизму.
Экономист Альберто Абади считает, что хоть терроризм и встречается чаще в бедных странах, эта связь не является прямой. Страны с низким уровнем прав и свобод, но не полностью тоталитарным режимом имеют самый высокий риск терроризма — больший, чем свободные страны и даже страны с суровыми авторитарными режимами.
У такой взаимосвязи есть два объяснения. Во-первых, репрессивные методы, применяемые авторитарными режимами для устранения политического инакомыслия, хоть и вызывают недовольство в обществе, однако помогают сдерживать терроризм. Во-вторых, промежуточный уровень политической свободы часто наблюдается во времена низкой политической стабильности, когда правительства слабы и теряют контроль над ситуацией. Такие условия благоприятствуют появлению терроризма.
Основная цель изучения экономики терроризма — искоренить или хотя бы ослабить его угрозу. Поэтому многие исследователи ищут не только причины террора, но и научно обоснованные методы борьбы с ним. Так, например, израильские экономисты пытались понять, насколько эффективно убивать членов террористических организаций.
Если брать финансовые рынки в качестве индикатора успешности контртеррористических мер, они пришли к выводу, что убийство высокопоставленных военных лидеров террористических организаций служит эффективным методом подавления терроризма. Однако на убийства высокопоставленных духовных и политических деятелей, а также рядовых террористов рынки реагируют падением, воспринимая их как контрпродуктивные. Дело в том, что эффективность борьбы с терроризмом зависит от двух факторов: ущерба группировке и увеличения мотивации для будущих ответных атак.
Убийство духовных лидеров практически не наносит ущерба функционированию террористической группировки, однако создает стимул для возмездия в виде терактов. Не менее важный предмет анализа борьбы с терроризмом — пенитенциарная система и меры наказания. Еще в 1973 году американский экономист Айзек Эрлих доказывал, что внедрение смертной казни имеет сдерживающий эффект, сокращающий количество новых преступлений. Сравнив количество преступлений и казней в разных регионах, Эрлих показал обратную зависимость между ними: каждая дополнительная казнь предотвращает от 7 до 15 насильственных преступлений в год. Эти выводы среди экономистов стали распространенными, но далеко не общепринятыми и даже спорными.
Согласно исследованию американских экономистов Джона Донохью и Джастина Волферса, даже в государствах со смертной казнью она в последнее время применяется настолько редко, что не оказывает значимого эффекта на количество будущих преступлений. Более того, люди, готовые совершить теракты, часто с готовностью идут на смерть и практически не заботятся о собственной сохранности. Показательные казни таких рядовых террористов зачастую лишь становятся дополнительным поводом для ответных терактов.
Кроме того, смертная казнь стала намного дороже пожизненного заключения. В США каждый заключенный, приговоренный к смертной казни, обходится примерно на $1,12 млн дороже, чем осужденный на пожизненный срок. Дела, связанные с высшей мерой наказания, требуют привлечения большего числа юристов, свидетелей, экспертов, более длительного процесса отбора присяжных, большего количества досудебных ходатайств, а также других расходов, которые становятся громадными еще даже до подачи апелляции (а их обычно бывает несколько).
Поэтому возрождение смертной казни за терроризм в странах, отказавшихся от нее, сомнительно не только с моральной точки зрения, но и с точки зрения продуктивности. Однако вопрос наказания за преступления имеет слишком весомую этическую составляющую, поэтому рассматривать его только с экономической точки зрения, конечно, нельзя.
