В Восточной Европе самострелы уступали луку. Этому есть свои причины, в первую очередь связанные с тактикой конных столкновений. Установлено, что лучник мог выпустить в минуту около 10 стрел, арбалетчик за это же время — только одну-две. Сопоставляя оба вида оружия, М. Стрыйковский писал, что пока «поляк натягивает крюком свой арбалет, русский метко ранит своими быстрыми стрелами несколько человек».1 Однако по силе удара стрелы и прицельной кучности боя самострел порой опережал соперничающее с ним боевое средство. Облагая большой начальной скоростью, самострельный болт пробивал тяжелый доспех, в то же время стрела, выпущенная из лука, могла и не причинить вреда средневековому латнику.
Лук и стрелы — средство прежде всего полевой борьбы. Это оружие — впрочем, с долей преувеличения — считали даже стратегическим. Если о стрельцех, — писал в своем трактате „Политика" Юрий Крижавдич, — и по лучном бою есть возросло и разширилося Русское государство». Применение же арбалета свойственно позиционной войне. Во время перезаряжения арбалетчик представлял собой удобную мишень и поэтому должен был действовать из-за укрытия — стены или щита. Самострел в течение всего средневековья являлся преимущественно оружием пехоты, для конника он был неудобен.
Осада Тохтамышем Москвы в 1382 году. Миниатюра из лицевого свода, составленного в XVI веке.
Значение самострела резко возрастало в периоды активизации крепостной войны и перемен в развитии доспеха и фортификации. Особенно эффективно использовался арбалет при штурме и обороне городов, в борьбе с малоподвижными строями на шведской и ливонской границах, при рекогносцировочной перестрелке враждующих ратей. С этим связано и появление самострела на Руси. В качестве средства преследования и завязки боя он впервые упомянут в событиях междукняжеской борьбы в 1159 и 1176 гг. Древнейшие изображения самого оружия, хотя текст источника о нем молчит, помещено в Радзивилловской летописи и в сценах пехотных боев у стен Чернигова в 1152 г. и на р. Каяле в 1185 г. На этих рисунках мы видим устройство со стременем, прикрепленным к переднему концу ложа. При такой конструкции, упираясь в стремя ногой, стрелок натягивал руками тетиву, сцепляя ее с зацепом — так называемым «орехом». При выстреле коленчатый рычаг — спуск — выходил из углубления «ореха», последний, поворачиваясь (ранние «орехи» не имели стержня оси вращения), освобождал тетиву и сцепленный с ней болт.
Первые известия об арбалете разноречивы, и часть из них можно было бы оспаривать, если бы не археологическое подтверждение. Существование механического лука в домонгольский период доказывается наконечниками самостоятельных болтов, найденных, в частности, в Новгороде в слоях последней четверти XII в. Думаем, что не будут удивительными и более ранние находки, относящиеся, например, к середине XII в. Внедрение этого оружия совпало с усилением индивидуальной самозащиты, получившей тогда наименование «доспех», соответствовало обстановке приступных боев, развертывавшихся у стен русских городов, и было, очевидно, связано с распространением этого устройства у западных соседей Руси, в том числе в Польше.
В течение XII в. арбалет, фактически забытый в XI в., несмотря на церковные запреты, был широко принят в феодальной Европе. В конце XII в. во Франции вводятся отряды арбалетчиков. Известно это оружие было и на Востоке, но начиная с первого крестового похода европейские рыцари употребляли его чаще, чем мусульмане. Под 1184 г. летопись сообщает о половцах, пытавшихся использовать во время набега на Русь самострельные огнеметные луки, «одва 50 муж можашеть напрящи». Столь выразительное представление о мощи лука не так уже и преувеличено. Привлекая китайские и арабские источники XI-XII вв., можно расшифровать упомянутую конструкцию как станковое устройство, снабженное одним-тремя, луковищами, сделанными из дубовых и костяных пластин, сила натяжения которых приравнивалась силе 20 опытных стрелков. Сохранились рисунки этого лука, с помощью которого можно метать стрелы, «живой огонь» и, по добавлению В. Н. Татищева, «каменья в подъем человеку». По словам автора древнейшего дошедшего до нас исламского трактата о военном деле аль-Тарсуси, такой аппарат «устанавливают против башен и подобных препятствий, и ничто не может устоять против него». Характерно, что в полевом бою привезенные половцами упомянутые выше орудия оказались бесполезными и были захвачены русскими. Приведенный случай знакомства Руси с восточными крепостными устройствами, однако, не исключает европейских, сегодня наиболее вероятных, путей проникновения ручного самострела на Русь. К этому склоняют и постоянные вооруженные конфликты на русско-ливонском рубеже, и находки ранних тождественных по форме самострельных болтов на территории Руси и Юго-Восточной Прибалтики.
На первых порах использование нового оружия не было регулярным даже в осадных операциях, что дало повод ливонскому хронисту заметить под 1206 г., что новгородцы якобы не знали самострелов-балист. В 1223 и 1224 гг., по сообщению того же источника, русские батарии со стен Юрьева действовали против орденских рыцарей.
Об оборонном применении самострела в 40-х годах XIII в. можно судить по находкам самострельных болтов. При раскопках южнорусских городов, погибших от монгольского разгрома, эти наконечники составляют 1.5-2% от всего числа найденных наконечников стрел. А при исследовании волынского городка Изяславля натолкнулись на останки стрелка-арбалетчика, видимо военачальника, погибшего при защите воротной башни. При нем найден пока древнейший в Европе поясной крюк натягивания тетивы арбалета. Один конец крюка при помощи заклепок крепился к поясу, другой, раздвоенный на зацепы, ходиил вдоль ложа. При действии таким приспособлением стрелок, упершись ногой в стремя и распрямляя корпус, подтягивал тетиву зацепа. Полагают, что крюки натяжения могли появиться во второй половине XII в. и до находки в Изяславле старейшими были образцы из шведского замка Аренас, разрушенного вскоре после 1305 г. Найденное в Изяславле приспособление может служить показателем перехода от ручного к более сложному натяжению арбалета. Объяснение этого факта заключается, по-видимому, в изготовлении все более мощных многосоставных луковищ, при склеивании которых набирались полосы (рога, китового уса, дерева, кожи или сухожилий, бересты. Прогресс упругости луковища привел во второй четверти XIII в. к настоящему механическому натяжению самострела с помощью коловорота 14 (а в дальнейшем системы блоков— полиспаста). К коловоротному приспособлению, по справедливому замечанию Б. А. Рыбакова, относится найденная в 1940 г. во Вщиже в слое первой половины XIII в. железная зубчатая шестерня (табл. XXIV).15 Перед нами как бы средняя часть всего механизма. Мелкие зубчатые выступы при повороте, вероятно, сцеплялись с таковыми же на кольце рукояти. Предполагается также соединение с еще одной вращающейся зубчатой шайбой, связанной с зацепом натяжения тетивы. Как и крюк из Изяславля, эта находка древнейшая в Европе и может иллюстрировать одно летописное сообщение. О коловоротных самострелах, «великих и малых», упоминает под 1291 г. Ипатьевская летопись. Судя по вщижской находке, использование механического натяжения имело место и в более раннее время. Такой способ заряжения не требовал упора арбалета в землю, и вследствие этого само оружие впервые стало доступным всаднику.
Начиная со второй половины XIII в. широкое использование самострела, в частности, в Юго-Западной Руси не вызывает сомнений. При этом действенность данного средства дальнобойной обороны оказалась настолько велика, что устрашила монгольское войско в его намерении напасть на такой город, как Холм.16 Монголы, по сообщению Плано Карпини, вообще боялись балист.17 Применение арбалета на западе Европы, особенно после 1250 г., послужило сильнейшим стимулом в деле создания все более непроницаемого доспеха. На Руси влияние этого оружия не было таким ощутимым, но и оно, очевидно, сказалось на появлении отрядов «кованой рати» и изобретении желобчатых павез. В последние 100 лет своего активного боевого существования самострел достиг у нас небывалой популярности. С XIV в. он оказался необходимым средством, дополнившим самое передовое оружие своей эпохи, а именно огнестрельное. Характерно, что при первом упоминании пушек на стенах Москвы в 1382 г. описывается меткий самострельный, а не орудийный выстрел, поразивший «нарочита и славна» татарского князя.
О роли самострела в середине XV в. можно судить по тому, что в составе «пристроя градного» он упомянут после пушек и пищалей, но перед щитами, луками и стрелами.19 Реалистические изображения самострелов сохранились на миниатюрах Лицевого свода XVI в. Это оружие фигурирует во многих батальных сценах. Обычно показаны их луковища, обмотанные сухожилиями, изготовленные к стрельбе болты, прицеливание и держание ложа на уровне глаз бойца (табл. XXV). В последний раз самострел как боевое средство отмечен письменным источником в 1486 г., после чего он, очевидно, уступил свое место ручному огнестрельному оружию. Впрочем, как бесшумное охотничье устройство самострел сохра -нился в быту крестьян и богатых феодалов вплоть до конца XVII в.
Арбалетные наконечники стрел XII-XIV в.в.
Медведев А. Ф. Ручное метательное оружие
Заслуга опознания в отечественном археологическом материале арбалетных болтов принадлежит А. Ф. Медведеву. Эти наконечники выделяются своей массивностью. По весу они в два-четыре раза превосходят наконечники стрел лука. Устройство болтов с относительно коротким древком (длиной 30-50 см) соответствует их бронебойному назначению. Они обычно пирамидальны, имеют грани, квадратны или ромбовидны в поперечном сечении. Форма рабочей части и соединение с древком рассчитаны на значительную ударную нагрузку. К XIV-XV вв., как подметил А. Ф. Медведев, болты становятся крупнее, более ранние не столь тяжелы (20-50 г). Как показывают находки из Изяславля, эксперименты с относительно тяжелыми болтами (50-70 г) начались уже в первой половине XIII в. Примерно в XIV в. черешковые наконечники болтов все более вытесняются втульчатыми, обеспечивающими более надежное соединение с древком. У наконечников XIV-XV вв. в связи с их некоторым утолщением укорачиваются режущие грани, а лезвие становится по своим пропорциям более приземистым. Эти изделия явно рассчитаны на расщепление пластин доспеха и широкую травму. Типы болтов сводятся к ряду разновидностей — обычно конической, пирамидальной и бипирамидальной формы. Формы наконечников достаточно живучи, большинство из них существовало с XIII по XV в. Хронологические уточнения здесь, однако, не исключены. Так, втульчатые болты бипирамидальной формы как будто не встречаются позже XIV в., а болты приземистых пропорций с укороченными гранями и только квадратные в поперечном сечении характерны для XV в. Формам наконечников болтов (а равно и другим деталям самострела) находится множество европейских и балтийских аналогий, что в данном случае свидетельствует о единстве развития военной техники востока и запада Европы.
А. Н. Кирпичников. Военное дело На Руси В XIII-XV вв.
