Театральную программу XIII Международного Платоновского фестиваля искусств завершил спектакль Большого драматического театра имени Г. Товстоногова «Материнское сердце» в постановке Андрея Могучего. Этого события ждали целый год – спектакль был заявлен в программе предыдущего фестиваля и должен был состояться 24 июня. Но в тот день отменили все массовые мероприятия. И вот наконец свершилось. Воронежская публика приняла спектакль восторженно – был аншлаг, аплодировали стоя, кричали «браво!», долго не хотели отпускать артистов.
Две России
Без малого четырех с половиной часовое действо началось прямо из зала. Невероятный персонаж поднялся из последних рядов и, переходя с немецкого на русский и наоборот (почти как Воланд в разговоре с Берлиозом и Бездомным на Патриарших, но в развязной манере Коровьева), говорил что-то о непонятных ему русских, подводя к первой истории – рассказу Василия Шукшина «Материнское сердце». Герой рассказа деревенский житель Витька Громов, продав на городском базаре мясо, был жестоко обманут криминальной красоткой, лишился всех вырученных на свадьбу денег, в бессильном и пьяном отчаянии покалечил троих «первых встречных», один из которых оказался милиционером, и сломал таким образом свою жизнь. Ему грозит реальный срок, смягчить который, уговорить разобраться во всем «по-человечески» пытается его мать Авдотья Громова, готовая в своей материнской самоотверженности дойти до всех доступных и недоступных кабинетов.
В этом рассказе Шукшина, написанном в 1969 году, столкнулись две России, два типа мышления и чувствования жизни того времени – деревенская с естественным, в чем-то по-простецки наивным человеком, и городская – циничная, неискренняя, зарегламентированная, оказавшаяся этому человеку не только чуждой, но и глубоко враждебной. Такого рода противоречие между городом и деревней – тема прозы Шукшина, – не единственная, конечно, но все же…
Глубина содержания ускользает
В спектакле же всю эту историю в «коровьевской» опять же манере озвучивает упомянутый персонаж. А актеры (Григорий Чабан – Витька Громов, Алена Кучкова – Рита) по сути иллюстрируют произносимый им текст, причем в карикатурной манере. У персонажа в спектакле множество личин – Чичиков, аферист, жулик, представитель потусторонних сил. Фактически он ведет спектакль – читает текст Шукшина, чтобы ввести зрителей в курс дела, в качестве «перебивок» между историями декламирует Козьму Пруткова, превращаясь в уже упомянутых сущностей и завершая очередную экстравагантность фразой: «Это театр». Видимо, в смысле «в театре возможно все». Артист Андрей Феськов делает это безупречно – интонация, пластика, работа с микрофоном, существование в жанре, – все замечательно. На сцене он интересен и держит внимание огромного зала. Другой вопрос – уместно ли это в Шукшине? Наверное, нет. Но здесь мы имеем дело не совсем с Шукшиным. В программке четко обозначено – Андрей Могучий по мотивам рассказов Василия Шукшина, текстов Николая и Елены Рерих и стихотворений Козьмы Пруткова. Сценарий написала Светлана Щагина. Кроме «Материнского сердца», в нем используются еще семь довольно известных рассказов. В их сценическом воплощении удается в основном ухватить лишь внешнюю канву, глубина содержания, а с ней и смыслы ускользают. Хотя в рассказе «Осенью», где паромщик Филипп переправляет в последний путь первую и единственную свою любовь и где сцепились они с ее мужем Павлом – «полаялись два дурака», в своем монологе Валерий Дегтярь (Филипп) выходит на настоящий драматизм, подлинность звучания. К сценарной и постановочной, разумеется, удаче я бы отнесла и то, как рассказывает эту историю Авдотье одна из родственниц на похоронах (Екатерина Толубеева).
Вообще же эта сцена получилась самой живописной, мощной. По сюжету Филипп на один берег высаживает свадьбу, а забирает похороны. Свадьба развернулась на берегу громко и во всех подробностях – орет хор, орет музыка, кто-то сиганул в реку… А тут на контрасте похоронная процессия. Думается, что к такого рода выразительности и стремился режиссер, пытаясь таким образом воплотить заявленный в программке эпический размах. И надо отдать должное, многонаселенные, многоплановые сцены производят сильное впечатление, а когда живописные группы замирают на заднем плане, так даже монументальное.
Центральной фигурой спектакля, по замыслу режиссера, должна была стать Авдотья Громова, которую играет Нина Усатова. По его воле этот персонаж продолжил колесить по дорогам и весям на мотоцикле марки «Урал», оставшемся от мужа Василия Васильевича, попутно «попадая» в другие рассказы. Дожидаясь в палате искалеченного милиционера, она слушает загадку про то, как перевезти волка, козу и капусту, помогает отцу стрелявшего в себя Кольки и даже оказывается в мавзолее, где спрыгнувший с саркофага Махатма Ленин (Юлия Дейнега) бойко шпарит тексты Рерихов. И вот тут возникает некоторое противоречие. Из главного персонажа она невольно становится неким связующим звеном, свидетельницей, а не главной участницей событий. И очень яркой, глубокой актрисе остается лишь играть отношение к этим событиям и героям.
Спасительная «Русь-тройка»
Свой спектакль режиссер вполне мог назвать и «Дорога», как, к слову, назывался спектакль Анатолия Эфроса по «Мертвым душам» Гоголя. И не случайно же Могучий включил в него рассказ «Забуксовал» про «Русь-тройку» и Чичикова в ней. Мотоцикл марки «Урал» – символ дороги, а картинка на рекламном баннере – персонаж Нины Усатовой на этом мотоцикле – символ спектакля.
В какой-то момент она оказывается в поезде, где солдат Илья (Александр Кононец) рассказывает ей историю про «земную Божью матерь», что «плачет о молодом поколении, об их непутевой жизни». В рассказе «На кладбище» это звучит из уст старухи, что, согласитесь, совсем другая интонация. Но Александр Кононец тоже делает это достаточно убедительно. Тем более что сцена эта то ли явь, то ли сон, есть в ней атмосфера некой зыбкости. Сам же поезд очень колоритный. И если смотреть в окно последнего купе плацкарта, то за счет пробегающих мимо елочек создается абсолютная иллюзия движения. Мне в целом очень понравилась работа художника Александра Шишкина. Эпический размах спектакля – во многом его заслуга.
Ну и наконец, в финале мотоцикл марки «Урал» вообще превращается в ту самую гоголевскую тройку, куда, как в спасительный ковчег, к Агафье подсаживаются и отец решившего все же жить сына, и муж благополучно родившей («пять кило девка») женщины, и да, Чичиков, куда ж без него, – запрыгивает в последний момент.
Впечатление от спектакля в целом у меня осталось не очень радостное. Но впечатлил высокий уровень труппы и возможность вновь встретиться с рассказами Шукшина, которые я, конечно же, перечитала. Что и всем советую.
