Каждый раз, подняв над головой крыло параплана, оторвавшись от склона и взмывая в восходящем потоке, я думаю: как этот полёт закончится? Под тобой пропасть, над головой тряпочка с тонкими стропами, а вокруг безбрежный зыбкий океан со своими, порой жестокими законами. И ты здесь чужой…
Как-то на моих глазах пилота затянуло в смерч, закрутило пыльным вихрем – купол трепался, «запаска» не раскрылась, крохотная фигурка с километровой высоты неслась вниз. Наконец, крыло параплана всё же раскрылось, остановив падение метрах в пятидесяти от земли. Не знаю, кто испугался больше – пилот или те, кто наблюдал за ним.
Парапланериста занесло на высоковольтку. Искры, треща, сыпались, словно новогодний фейерверк. Пилот мог погибнуть трижды: его могло убить током, он мог разбиться, упав с большой высоты, когда стропы, на которых он повис, перегорели; потеряв сознание от удара о землю, он мог сгореть в пожаре, возникшем из-за искр, воспламенивших сухую траву. Но выжил. Со сломанной лодыжкой его вынесли из огня в последний момент. На следующий день он прыгал на стартовой площадке с гипсовой блямбой на ноге и клянчил у инструктора параплан. Не скажу, что такое бывает часто. ЧП в небе случаются реже, чем на шоссе. И всё же…
Иногда, воспарив над землёй, я представляю себе, как моё бело-жёлтое крыло попадает в зону турбулентности, купол складывается, бросить «запаску» я не успеваю и… Но в выходные дни снова беру параплан и еду за город. Так что же заставляет человека рисковать?
Чудное раздолье
…В тот день параплан остался дома; я полетел вторым пилотом на дельталёте. Это такая моторная козявка с дельтапланерным крылом и двухместной люлькой вроде мотоциклетной коляски. С утра над богоспасаемым Дивеевом грохотала гроза, но к тому времени, когда я приехал на малюсенький аэродром, служивший когда-то взлётно-посадочной полосой «кукурузникам» сельхозавиации, чёрные тучи ушли на юг и посверкивали зарницами где-то над мордовским заповедником.
Руководитель полётов, главный человек на аэродроме, дал добро на вылет. Наша «букашка», едва разогнавшись, взмыла в небо, и мы легли на маршрут.
Хорошо лететь на высоте в сто-двести метров над землёй, рассматривать неровные бархатные лоскуты полей и зелёные заборчики лесопосадок вдоль серых лент дорог, пушистые купины ив у прудов и речушек, сверкающих на солнце.
Первый пилот, мой тёзка Саня, поглядывая по сторонам, легонько двигал трапецией, заставляя дельталёт лететь на нужной высоте и в нужном направлении. Полёт был долгим, воздух – неподвижным, треск двигателя – ровно-однообразным; и я стал вспоминать свою поездку в Костомаровский монастырь, из которой вернулся только вчера.
Как же техника сократила расстояния и время, думалось мне. Мир словно съёжился. Вчера днём я ещё ступал по ковылям среди меловых откосов, дышал медовым ароматом цветущих акаций, купался в Дону и любовался золотыми главками храмов Костомаровской обители, вырубленных прямо в белых утёсах, а сегодня лечу над родными краями. Вон справа сияют купола Дивеева, прямо – белыми кусочками рафинада рассыпались многоэтажки ядерного Сарова, уже не секретного, но всё ещё закрытого. Впереди – Кремёнки, где потерпела сокрушительное поражение Алёна Арзамасская, русская Жанна д’Арк, дальше – Суворово (говорят, здесь останавливалось немногочисленное войско Александра Васильевича, спешащее на восток воевать с мятежным Пугачёвым), ещё дальше – Рогожка, родовая усадьба Карамзиных…
