Она была дочерью варварского правителя, он — римским полководцем. Красивая история любви, которую неоднократно экранизировали. Чем пленяет роман «Камо грядеши»? Какая реальная историческая и философская драма разыгрывается в декорациях Древнего Рима? И куда действительно идут герои этой истории? Об этом — новое видеоэссе Академии журнала «Фома».
На фоне исторических событий конца I века — интриг и разгула императорского двора, великого пожара Рима, первых гонений на христиан — разворачивается история любви римского полководца Марка Виниция и христианки Каллины Лигии, девушки из варварского племени лугиев. Про это — «Камо грядеши», исторический роман Генрика Сенкевича о христианах в эпоху Нерона.
Не случайно название романа в оригинале — «Quo vadis», оно переводится с латыни как «Куда идешь?». Именно этот вопрос апостол Петр задает Спасителю. Христос является ему в видении, когда Петр пытается бежать из Рима, в котором набирают силу гонения на христиан. Спаситель отвечает: «Раз ты оставляешь народ Мой, Я иду в Рим, чтобы снова принять распятие». После этих слов апостол вернулся в Рим, где мученически умер.
«Куда идешь?» — этот же вопрос появляется в кульминационной сцене романа Сенкевича. И на него должны ответить все герои книги. Как говорится в книге «Дидахе», «есть два пути, путь жизни и путь смерти, и велико различие между этими двумя путями». Выбирать между ними приходится и Нерону, и утонченному Петронию, и обманщику Хилону, и мужественному Виницию, и прекрасной Лигии. Именно за этим выбором и следят вот уже больше ста лет читатели из самых разных стран.
Сенкевич занялся романом в не самое простое время. Конец XIX столетия. Это была эпоха отчаянных поисков новых смыслов и форм: позитивизм в науке и натурализм, символизм, декадентство в искусстве. Принять модные убеждения Сенкевич решительно не мог. Надежду для искусства романист видел в обращении к христианству. Он был убежден, что именно христианское представление о человеке позволит создавать художественные произведения, которые придадут читателям волю к жизни.
И Сенкевич создает роман о Древнем Риме. Ведь в какую другую эпоху так заметен, с одной стороны, контраст между христианами и миром, а с другой — нравственная победа евангельской веры? «Камо грядеши» — история римского патриция, который по происхождению и воспитанию чужд самому понятию покаяния. И что, как не его покаяние, становится лучшей демонстрацией нравственной свободы человека?
Писатель видел поразительное сходство между Европой конца XIX века и Римом эпохи империи. Он даже прямо писал об этом. Для него и Европа, и Рим представляли собой «общество, еще всевластное, но уже лишенное души, увенчанное цветами и предающееся разврату, но уже теряющее силу».
Но Рим Сенкевича — не просто механически перенесенный в античные декорации современный мир. «Камо грядеши» в прямом смысле исторический и даже историчный роман. Сенкевич, как и его друг, живописец Генрих Семирадский, был глубоко увлечен античностью. Он ездил в Рим и буквально засыпал с томиком римского историка Тацита под подушкой. Точность описаний античной жизни, достоверность «Камо грядеши» ученые и критики подчеркивали с момента выхода романа. При подготовке книги автор не только общался с Джованни Баттиста де Росси, выдающимся археологом, который открыл миру христианские катакомбы Рима. Он штудировал труды историков так усердно, что даже болел от нервного и физического истощения.
Благодаря основательной подготовке, Сенкевич воссоздал почти документальную картину римской жизни. Детали быта он изображал, опираясь на археологию и описания латинских сатириков. Характеристики исторических лиц и событий — это зачастую развернутые сообщения Тацита, Светония. Здесь и рассказы о вакханалии, которые устроил для Нерона Тигеллин на озере Агриппы, история о пожаре Рима, портрет и характеристика самого Нерона. Почти все, что император говорит и делает на страницах романа, он либо и вправду совершил, либо это приписано ему народной молвой. На «Германии»«Германия» ― этнографическое описание Германии и ее народов, составлено в конце I века н. э. Автор ― Публий Корнелий Тацит, римский историк. Тацита основана история Лигии. В книге есть рассказ о ребенке, который попал с матерью к римлянам в заложники и осиротел. По отдельности такие детали, может, и маловажны. Но вместе они создают реалистичный образ Рима.
Энциклопедическая точность Сенкевича создает доверие к его нравственным оценкам. Римский мир на страницах «Камо грядеши» выглядит великолепным. В то же время он ― пугающий и лишенный надежды. На пиру у Нерона «старый, гнусный доносчик» Домиций Афр целует сирийскую вакханку и бормочет, что «Рим должен погибнуть, потому что исчезла вера в богов и строгость нравов!» Почтенный полководец Авл Плавтий, один из немногих добродетельных римлян в романе, также не верит ни в какую будущность. Ему «кажется, что не боги правят миром, что существует только один злобный, бешеный изверг, имя которому Нерон». Лигия проходит по залам императорского дворца, слушает рассказы о многочисленных жестокостях, которые совершались в его стенах, и ужасается. Казалось бы, среди красоты статуй, колонн и мраморных плит должны жить счастливые, добрые люди. В действительности каждый угол и поворот скрывают истории ужаса и смерти.
Впрочем, пустой и безнадежной римскую жизнь делают не только тираны на троне. Есть маленькая деталь, которая почти теряется на фоне масштабных событий романа. «Камо грядеши» открывается такой же сценой, с какой начинается «Сатирикон» самого Петрония. С описания всех отделений римской бани и последовательности процедур, которые римский гедонист проходил перед поздним завтраком. Переходя из одного отделения бани в другое, Виниций и Петроний беседуют. Но если следить за нитью разговора, легко убедиться, что герои едва способны довести хоть одну мысль до конца. Петроний собирается рассказать историю о Руфине, забывает об этом, перебивает Вини́ция рассказом о птице феникс, разговор сбивается на популярную философию… И наконец, приобретает хоть какую-то связность только при обсуждении страсти Виниция к Лигии. Одна эта сцена говорит о римских патрициях многое. Они обладают властью, живут в роскоши, «на присутствие рабынь обращают внимания не более, чем обращали бы на собак, крутящихся у их ног». В то же время их разговор — «такой ничтожный, пошлый вздор», что только любовная страсть способна как-то заполнить их пустое времяпрепровождение.
Центральное место в романе принадлежит язычникам. Из основных героев только Лигия — христианка. Именно глазами язычников Сенкевич предлагает взглянуть своим современникам на мир раннего христианства. Итогом встречи языческих героев романа с христианством становится обращение к вере двух центральных персонажей — Виниция и Хилона. Интерес к христианству проявляет и Петроний. Но для него обращение оказывается невозможным.
На протяжении романа читатели следят за путем Виниция от знакомства с христианством к его принятию. Это сложный процесс перерождения героя в вере, которая проникает в его душу благодаря любви. Сначала христианская вера вызывает у Виниция оторопь и растерянность. Затем проповедь апостола Петра пробуждает гнев и озлобление. Он понимает, что именно христианские заповеди стоят между ним и Лигией, и потому проникается к ним ненавистью. Но после ранения при попытке похитить Лигию христиане выхаживают Виниция, и его озлобление постепенно сменяется изумлением. Его поражает готовность приверженцев новой веры простить его. Виниций утрачивает всякий вкус к прежней жизни, несмотря на все зло, которое хотел причинить христианам. Наконец, после долгих колебаний он решается уверовать.
Во многом схожий, только предельно сжатый путь проходит и грек Хилон Хилонид. Именно его нанял когда-то Виниций, чтобы выследить сбежавшую Лигию. Авантюрист и мошенник, Хилон смешон своей патологической лживостью, а его изворотливость внушает чуть ли не восхищение. Он несколько раз предает христиан вообще и почти каждого героя по отдельности, от Виниция до Петрония. Именно Хилона Сенкевич превращает в лжесвидетеля. Его показания дали Нерону повод для обвинения христиан в поджоге Рима. Но когда лекарь Главк, которого Хилон трижды предал на верную смерть, находит в себе силы простить его во имя Христа, старый обманщик преображается. Он исповедует себя христианином, прилюдно обличает Нерона, который устроил великий пожар, и умирает на арене римского цирка, где истязали христиан, как мученик.
При этом Петронию, который был близок самому писателю, в способности к покаянию как будто отказано. Хотя «арбитр изящества» в романе общается с самим апостолом Павлом, симпатизирует христианам и даже утверждает, что их преследование сделало римский народ преступным, он оказывается бессилен принять новую веру. В письме к Виницию он описывает внутреннее состояние как своего рода увечье: «Тебе... кажется, что ваш Олимп еще выше, и, стоя на нем, ты мне кричишь: “Взойди, и ты увидишь такие пейзажи, каких до сих пор не видывал!” Возможно. Но я отвечаю тебе: “Друг мой, у меня нет ног”». Эстет и интеллектуал Петроний не может совершить того шага, который оказывается посильным для мошенника Хилона. Причина в том, что любовь к прекрасному в нем сопряжена с цинизмом. По словам Сенеки, «Петроний лишен способности различать добро и зло», так что устыдить его можно, лишь «доказав ему, что его поступки безобразны». Вероятно, от вакханалий и интриг придворной жизни у Петрония совершенно омертвело нравственное чувство. А без него невозможно ни покаяние, ни обращение ко Христу.
Современники Сенкевича отмечали, как много общего у Петрония с эстетами и декадентами рубежа XIX и XX веков. Кто-то даже говорил, что «Петроний, в сущности, современный эстет, и римского в нем только его стоицизм».
Но нужно сказать, что в конце XIX века некоторые выдающиеся деятели искусства, декаденты, обращались в католицизм: Лионель Джонсон, Обри Бердслей. Даже Оскар Уайльд питал интерес к вере и присоединился к Католической Церкви на смертном одре. На этой волне за 10 лет до публикации «Камо грядеши» британский писатель Уолтер Пейтер написал роман «Марий-эпикуреец: его чувства и идеи». В романе молодой римлянин Марий исследует все виды античной философии, а в финале книги принимает христианскую веру. К обращению его приводит эстетический опыт: он слышит пение общины, видит, как украшены катакомбы и, наконец, посещает богослужение. Он умирает без крещения, но успевает проникнуться убеждением в истинности христианства.
Поэтому своей трактовкой образа Петрония — «арбитра изящества» Сенкевич в некотором смысле полемизирует с романом «Марий-эпикуреец». Очевидно, писатель считал изложенную в книге историю малоправдоподобной для I века нашей эры. Христианское богослужение в то время еще не обладало той причудливой цветущей сложностью, которой отличалась практика католического благочестия конца XIX столетия. Поэтому оно не могло увлечь пресыщенного римского аристократа. Но что важнее, романист находил такой взгляд на христианство ошибочным. Настоящее обращение ко Христу предполагает главным образом пересмотр представлений о добре и зле, смирение, осознание своего падения. На все это циничный эстет вроде Петрония попросту неспособен.
С безупречностью изображения Рима эпохи Нерона в романе Сенкевича были согласны практически все. Но вот описание раннего христианства в книге критиковалось. Причем оценки были полярно противоположные. Литературовед Игнаций Матушевский писал, что языческий мир в «Камо грядеши» вышел настолько красочным и живым, что на его фоне «христианский мир выглядит серо, плоско и бездушно». Католический священник Джованни Семерия, напротив, считал роман Сенкевича апологией христианства.
Действительно, некоторые сцены в романе, например с апостолами, выглядят несколько искусственными, словно вымученными. Причина этого понятна. Яркость и достоверность картин языческой жизни создавались благодаря блестящим знаниям автора, обращению к источникам и пониманию человеческой психологии. Он помещал правдоподобные характеры в реальные обстоятельства, и так у него получались живые образы. С миром раннего христианства дело обстоит иначе. В доступных источниках немного подробностей о жизни первых христиан, особенно о практической, повседневной жизни. И в целом психология святых — апостолов, мучеников, праведников — значительно сложнее для изображения, чем психология грешника. Достаточно вспомнить поиски «положительно прекрасного человека» у русских писателей.
Но говорить, что раннее христианство у автора выглядит совсем недостоверно, тоже ошибка. Сенкевич стремился к той же документальности, что и в изображении императорского двора. Он заимствовал детали из разных церковно-исторических источников.
Когда великан-лигиец Урс слушает рассказ святого Петра о взятии Христа под стражу, он мечтает о том, как он мог бы собрать лигийцев и отбить Господа у стражи. В этом случае он повторяет мысли короля франков Хлодвига. Фанатичный пресвитер Крисп своей риторикой во многом напоминает раскольников-донатистов. Обращение Виниция в христианство благодаря любви к христианке Лигии имеет параллель с жизнью родителей святителя Григория Богослова. Его отец-язычник обратился из желания разделить веру со своей супругой и со временем сам стал епископом и святым.
При создании духа раннего христианства Сенкевич вдохновлялся диалогом Минуция Феликса «Октавий». В нем религия показана жизнеутверждающей верой, которой не чужды радость и покой. Ей противоположно язычество с его неверием и тоской. Диалог происходит на морском берегу в Остии. Апологет Октавий, главный герой, женат, любит своих детей. Он и его друг Марк забавляются, глядя на играющих мальчишек, любуются окружающей красотой. Они счастливы. Напротив, язычник Цецилий ни во что не верит и полагает, что миром правит жестокий и несправедливый случай. «Неведомая нам истина от нас или скрыта и спрятана, или — что вероятнее — судьба, свободная от законов, царит в многообразной и неверной смене случайностей. Власть судьбы несомненна, а природа ее нам неведома».
Мрачный и пессимистический взгляд на устройство мира не оставляет для него возможности радоваться. Даже мальчики, которые играют в камни, его не забавляют. Октавий счастлив и уверен, что «истину не только легко постичь: она желанна». Его оппонент печален и тоскует. Заканчивается диалог тем, что Цецилий признает правоту Октавия, обретает веру — а с ней и радость жизни. Вера, о которой Октавий рассказывает Цецилию, — это источник нравственного обновления и подлинного счастья, которое связано с надеждой на Божий Промысл в этой и будущей жизни. Не узнать дух «Октавия» в «Камо грядеши» просто невозможно.
При всех недостатках романной реконструкции образа первых христиан это не влияет на ценность и верность основного посыла романа. Христианство, как отмечает Хилон, «учит не только добродетельно умирать, но и добродетельно жить». Однако роман неоднократно упрекали за то, что «автор сделал главной побуждающей силой обращения в христианство любовь; но не мистическую любовь, всеобщую, великую, о которой писал святой Павел, а обычное земное чувство, связывающее между собою оба пола». Действительно, к порогу христианской веры Виниция подводит искреннее, но все же земное чувство, а итогом всех страданий и злоключений влюбленных становится не мученическая смерть, а проведенная в благочестии и покое жизнь на Сицилии. Но это не художественный просчет и уж тем более не свидетельство ограниченности романа и его автора.
Первое христианское поколение вправду жило предчувствием скорого конца земного мира и духом мученичества. Об устройстве земной жизни они не задумывались. Однако в дальнейшем, после окончания первых гонений, верующим пришлось учиться не только страдать за Христа, но и жить во Христе большую, долгую и счастливую жизнь. Минуций Феликс в сочинении «Октавий», о котором мы говорили выше, формулирует это мировоззрение так: «Да и может ли быть счастье без знания Бога, когда, подобно сну, это счастье улетает, прежде чем его схватят? Царь ли ты? Сам столько же боишься, сколько тебя боятся, и, хотя тебя окружает большая свита, ты одинок в опасности. Богат ли ты? Опасно полагаться на фортуну; большие запасы для краткого пути жизни составляют не подспорье, но тяжелое бремя». Тот, для кого существует только этот мир и только земная жизнь, в действительности обречен на потерю в земной жизни счастья. Может ли радоваться естественным благам тот, кто постоянно боится их потерять и не имеет никакой высшей надежды? Трагедию такого «благого язычества» в романе выражает приемный отец Лигии, Авл Плавтий. Он добр, он честен, благороден. Но без живой веры в Божественный Промысл обречен на отчаяние при виде господствующего зла в мире.
Только с отказом от привязанности к земным утешениям, от настойчивого страха их утратить приходит способность подлинно им радоваться. Лишь внутренне свыкнувшись с мыслью о невозможности быть счастливым с Лигией на земле, Виниций неожиданно обретает свою возлюбленную. Только уповая на небесное, можно действительно быть счастливым на земле. Как говорит святой Августин, «только тот не теряет ничего дорогого, кому все дороги в Том, Кого нельзя потерять. А кто это, как не Бог наш?.. Душа моя, уставшая, наконец, от обманов, доверь Истине все, что у тебя есть от Истины, и ты ничего не утратишь; истлевшее у тебя покроется цветом; исцелятся все недуги твои; преходящее получит новый облик, обновится и соединится с тобой; оно не увлечет тебя в стремлении вниз, но недвижно останется с тобой и пребудет у вечно недвижного и пребывающего Бога…».
Именно поэтому и Нерон, и Петроний в конце концов приходят к самоубийству. Бездарного фигляра, императора, к самоубийству подводят обстоятельства, но из-за трусости он неспособен нанести себе последний удар. Невозмутимый эстет Петроний кончает с собой в красивой обстановке, в окружении музыки и поэзии. Их состояние сбившихся с пути людей точно описывает Августин блаженный: «Зачем вам опять и опять ходить по трудным и страдным дорогам? Нет покоя там, где вы ищете его. Ищите, что вы ищете, но это не там, где вы ищете. Счастливой жизни ищете вы в стране смерти: ее там нет. Как может быть счастливая жизнь там, где нет самой жизни?» И тем не менее исход жизненного пути и Нерона, и Петрония одинаков. Не признавая небесной жизни, они губят и земную. И в этом их главная трагедия.
История любви — основная сюжетная линия в «Камо грядеши». Если бы Виниций не влюбился в Лигию, рассказывать автору было бы не о чем. Но романтика нужна не только для захватывающего сюжета. Развитие чувств героев показывает различия христианского и языческого восприятия мира.
Как начинаются отношения Виниция и Лигии? Юноша встречает прекрасную девушку у фонтана, испытывает к ней влечение. Он говорит о любви, чем и вызывает ее симпатию. Все это — понятное развитие событий. Но дальше естественное влечение, которое не ограничено нравственными нормами, оборачивается чем-то противоестественным. Виниций с помощью Петрония добивается похищения Лигии из дома. А потом и вовсе пытается овладеть ею насильно на пиру у Нерона. Когда христиане помогают девушке скрыться, страсть Виниция перерастает в одержимость. Ему кажется, что «он был бы счастлив, если бы мог убить» Лигию, мечтает пытать и унижать ее. Герой считает, что пытка, унижение или убийство помогут почувствовать ему власть над той, которую он вожделеет.
Чувства Виниция-язычника деградируют. Из естественных они перерастают в демонические. Счастье быть рядом с возлюбленной переходит в желание обладать ею любой ценой. Все меняется, когда Виниций становится христианином. Он интересуется учением апостолов, ведь оно приближает его к Лигии. Восхищаясь ее поступками и целомудрием, он понимает, что в мире существует «красота не только прекрасного тела, но и души». После попыток спасти из темницы Лигию Виниций понимает, что его усилия тщетны. Он смиряется с тем, что не сможет быть с ней на земле и надеется на встречу в вечности. Благодаря чуду и доблести Урса Лигия спасается от смерти, но она встречает уже другого Виниция. Да, красота его возлюбленной поблекла от скорбей. Но хоть Петронию кажется, что «эта тень… не стоила тех усилий, страданий и тревог, которые едва не свели Виниция в могилу», любовь молодого патриция, которая направлена на душу Лигии, становится бессмертной.
Сам по себе роман о любви не редкость. Уже во II–IV веках существовали истории о влюбленных, которые разлучены обстоятельствами. Они проходили испытания, чтобы вновь встретиться и жить долго и счастливо. Но в античных текстах нет психологизма, как в «Камо грядеши». Сенкевич описывает любовное чувство, которое преображается с приходом христианства. И этот исторический процесс отражен в романе точно. Единственная вольность, которую позволяет романист, — он сжимает несколько культурных эпох до истории одного человека. В действительности античный мир не признавал за любовью мужчины и женщины духовного значения.
Платоническая любовь — это любовное чувство, свободное от желания обладать возлюбленным физически. Оно направлено на красоту души. Размышления о нем можно найти в диалоге Платона «Пир». Сам Платон считал, что такая любовь между мужчиной и женщиной невозможна. По его мнению, в женщинах нет душевных качеств, которые вызывают духовное влечение. Для него чувство к женщине порождал «Эрот Афродиты пошлой». Испытывать это чувство могли только ничтожные люди. Мягче подходил к вопросу Аристотель. Но и он считал, что мужчина по природе превосходит женщину и потому не может любить красоту женской души.
Христианство совершило революцию, когда признало духовное равенство мужчины и женщины. Святые отцы IV столетия перенесли концепцию платонической любви на супружество. Так, святитель Григорий Богослов считал, что супруги «составляя одну плоть, имеют и одну душу и взаимной любовью одинаково пробуждают друг в друге усердие к благочестию».
Чтобы увидеть в любви мужчины и женщины больше, чем «пошлое» и плотское влечение, необходимо поместить эту любовь в христианский контекст. Вне этой перспективы человеческая любовь либо деградирует, либо попросту умирает.
