По итогам проходящих на этой неделе выборов в двух ядерных державах — Франции и Великобритании — сменятся вторые лица. Короля в Британии не выбирают, а Эммануэлю Макрону до президентских выборов еще три года. Хотя фамилия нового премьера Соединенного Королевства уже известна — им станет лидер обреченных на победу лейбористов Кир Стармер — и он, в отличие от своего парижского коллеги, обладает куда большей властью, французские выборы имеют намного большее значение для будущего Европы. Не потому, что Великобритания вышла из Европейского союза, а потому, что именно Франция задает политическую моду для всего Старого Света. По Европе давно уже бродит кризис системных партий — население разочаровалось в элите и контролируемых ей политических партиях. Конечно, им периодически меняют не только лидеров, но и вывески, а то и вовсе образуют новые, как бы на пустом месте. Но суть предложения всегда остается неизменной — правые (консерваторы), левые (социалисты) и центр (условно либеральный). От перемены мест слагаемых, то есть победителей и проигравших, да и состава коалиций практически ничего не меняется — Европу медленно продвигают по пути интеграции, которая должна в конечном счете привести к исчезновению не только барьеров, но и независимых государств. Они и сейчас уже обладают ограниченным суверенитетом — как со стороны ЕС, так и, по сути, являющейся его военно-политическим колпаком НАТО, но все же сохраняют множество признаков государственной самостоятельности. И даже пытаются если не повернуть вспять, то хотя бы приостановить процесс потери суверенитета. По крайней мере, именно за это выступают разнообразные новые политические силы. Их сразу же клеймят как популистов, радикалов, ультраправых или ультралевых, экстремистов, в самом мягком варианте — евроскептиков. Их объединяет нелюбовь к Брюсселю, то есть евроинтеграторам, и любовь к национальному суверенитету — и хотя различие между правыми и левыми сохраняется, оба крыла все же часто выступают и против англосаксонского атлантизма, и за достаточно социально ориентированное государство. Это несистемные или даже антисистемные силы, образовавшиеся на основе бывших маленьких маргинальных партий или в результате раскола старых системных партий. Их подъем по всей Европе наблюдается еще с начала века — неравномерно, со взлетами и падениями, но достаточно неуклонно. Тенденция простая: сначала их объявляют "фашистами" и успешно блокируют на различных выборах, потом они постепенно увеличивают свою фракцию в парламенте, а в итоге приходят к власти, пусть и в составе коалиции. Эти этапы уже прошли Австрия, Швеция, Греция, Голландия, Италия и другие — это если брать Западную Европу. Потому что в Восточной Европе популистами и евроскептиками называли и партии Орбана в Венгрии, и партию Качинского в Польше, но там другая партийная история и система. В Западной Европе к власти в основном пробивались представители "ультраправых" — как бы ни пугали ими избирателей, усталость и негодование в отношении системных политиков приводили к тому, что народ переставал бояться голосовать за "экстремистов". Понятно, что, получив доступ к власти, вчерашние радикалы оказываются вынуждены смягчить риторику — тем более что практически всегда им приходится довольствоваться не единоличной властью, а коалиционной. Однако даже в таком виде их приход во власть означает поражение правящих (не в выборном смысле) элит — приходится подстраиваться, корректировать курс. Да и в целом нести большой ущерб для репутации — еще вчера вы говорили о том, что нужно сделать все, чтобы не пустить к власти "опасных экстремистов", а сегодня вынуждены назначать их министрами. До сегодняшнего дня самой крупной европейской страной, в которой евроскептиков допустили к власти, была Италия — там уже почти два года во главе коалиционного правительства стоит Джорджа Мелони из "Братьев Италии". Не то чтобы антисистемная (еще в нулевые годы она была министром у Берлускони), но в прошлом достаточно радикальная. Однако Италия не имеет решающего влияния на Европу в целом — тут тон задают Германия и Франция. И сейчас именно последняя стоит на пороге знаковых событий. Победителем парламентских выборов стало "Национальное объединение" — партия Марин Ле Пен. Да, пока что это промежуточная победа в первом туре, но полученные 34 процента не просто самый лучший результат в истории партии. Они получены на фоне 29 процентов у левого "Нового национального фронта", ключевой силой которого является партия Меланшона, почти столь же неприемлемая для французского (и европейского) истеблишмента, как и лепеновцы. Если 7 июля "Национальное объединение" сумеет мобилизовать своих сторонников и во втором туре, то может получить абсолютное большинство в парламенте — и самостоятельно сформировать правительство. И даже если будет не хватать нескольких десятков мест, велики шансы на образование коалиции, в которой младшим партнером выступят республиканцы (системные и условно правые). То есть 28-летний Жордан Барделла из "Национального объединения" сформирует новое правительство Франции. Почему это станет поворотным событием не только для Франции, но и для Европы в целом? Потому что рухнет "санитарный кордон", который элиты десятилетиями выстраивали против лепеновцев, когда все остальные партии объединялись против них, чтобы заблокировать кандидатов Ле Пен. Например, кандидат от Ле Пен выходит во второй тур, а все остальные, кроме его главного соперника, снимают свои кандидатуры и призывают голосовать против "экстремиста". И в итоге лепеновцы получают очень небольшую фракцию в парламенте. Эта система стала давать сбои уже на прошлых выборах, а теперь может окончательно посыпаться (хотя в ряде округов сторонники Меланшона и Макрона могут договориться). Падение "санитарного кордона" не только откроет путь к власти лепеновцам и самой Марин (на президентских выборах 2027-го), но и станет заразительным примером для Германии. Потому что там применяется точно такая же схема "санитарного кордона" — только в отношении "Альтернативы для Германии". Ее уже десять лет блокируют везде, где только можно: на выборах местных и федеральных, при образовании коалиций на уровне земель и городов. Однако ее рейтинги только растут. И хотя на выборах в Европарламент она заняла второе место с 16 процентами, это далеко не предел для "опасных радикалов" (как их называют немецкие власти). В последние пару лет рейтинг АдГ в опросах доходил до 24 процентов. А ведь недавно в Германии образовалась еще одна антиэлитная партия, уже с левого фланга — "Союз Сары Вагенкнехт". И его потенциал вовсе не ограничивается нынешними десятью процентами. В случае дальнейшего кризиса правящей СДПГ партия Вагенкнехт будет прирастать за счет ее избирателей, а АдГ будет привлекать разочаровавшихся сторонников христианских демократов. Да, сейчас ХДС-ХСС находится в оппозиции и сохраняет относительно высокий рейтинг, но если в следующем году она вернется к власти на волне недовольства нынешней коалицией, то ее популярность снова пойдет на спад. То есть у "Альтернативы для Германии" есть все шансы постепенно повторить путь французского "Национального объединения" — сначала стать первой партией страны, затем прорвать "санитарный кордон" и прийти в власти в составе коалиции, а потом и самостоятельно. Да, это сценарий не ближайших электоральных циклов (выборы в Германии проходят раз в четыре года), но на вполне обозримую перспективу. Тем более что, как и во Франции, систему будут подтачивать с двух сторон, справа и слева — и рано или поздно она обвалится. Так что падение "санитарного кордона" во Франции открывает путь для серьезнейших изменений в Германии — после чего наступит момент истины для всего проекта евроинтеграции. Петр Акопов
