Далеко не все изобретения в области медицины получают название в честь своих разработчиков. А вот имя Гавриила Илизарова слышал, наверное, каждый — ведь его носит аппарат для костного синтеза, который широко применялся во второй половине прошлого столетия и в СССР, и за рубежом. Правда, учёные, даже имея многочисленные успешные клинические примеры, долгое время спорили, насколько он эффективен.
Гавриил Абрамович Илизаров родился в 1921 г. в польском Беловеже (какое-то время местечко входило в состав Белорусской ССР, сегодня оно снова находится на территории Польши). Когда мальчику было семь, переехали в Азербайджан, на родину отца. Тот рано умер, так что Гавриилу пришлось пасти скот и продавать хворост, а в школу удалось пойти то ли в 11, то ли в 12 лет. В начальные классы идти было стыдно, так что мальчик старался изо всех сил и пошёл сразу в 4 или 5 класс. В 17 лет закончил школу, поступил на рабфак, а потом в Крымский государственный мединститут (сегодня — Медицинская академия имени Георгиевского). Выпустился уже во время Второй мировой, в эвакуации. Просился на фронт, но ему сказали, что лечить людей в тылу не менее важно. Так молодой специалист оказался в Курганской области, где работал врачом районной больницы.
Как раз в это время с фронта начали возвращаться солдаты, часто покалеченные, на костылях. Врачи пытались восстановить их нормальную подвижность, и получалось это далеко не всегда. Нужны были новые методы лечения, но ортопедия долго исходила из убеждения, что «кость лечит себя сама». Ткань считалась инертной, в которой любое восстановление идёт очень долго. Основной метод терапии костных повреждений — фиксация на длительное время и покой, в итоге пациенты могли проводить в гипсе и на больничной койке по несколько месяцев.
Илизаров заинтересовался, можно ли переломы лечить быстрее. Может быть, в кости могут идти такие же интенсивные процессы восстановления, как в мышцах или коже? Литература ответов не дала, и молодой врач предположил, что дело может быть не в свойствах самой костной ткани, а в несовершенстве методов терапии.
Главные принципы, которые лежат в основе действия аппарата Илизарова, были известны давно: фиксация костных отломков, скелетное вытяжение и металло-остеосинтез. Но только Гавриилу Абрамовичу удалось в одном достаточно простом аппарате объединить все три и добиться прекрасных результатов.
Способ фиксации костных отломков с помощью металлических стержней предлагали и до Илизарова, но методика была крайне несовершенной. В частности, врачи затруднялись с извлечением штырей, кости повторно ломались. Илизаров предположил, что фиксировать отломки можно тонкими металлическими спицами, которые «прошивают» кость. Крепить их врач решил дугами, которые использовали для скелетного вытяжения — дугами Беллера. Конструкцию скопировал с велосипедного колеса: спицы укреплялись крест-накрест, а степень их натяжения регулировалась специальными винтами.
Первый образец аппарата Илизаров сделал… из лопаты: сломал черенок и закрепил отломки спицами. Конструкция, с одной стороны, хорошо фиксировала, а с другой — позволяла шевелить сломанной конечностью. В ней сохранялось активное кровообращение, и перелом срастался быстрее. Позже врач заменил дуги Беллера на стальные кольца. Первый аппарат Илизарова для практического использования сделали слесари с трикотажной фабрики, а проверил эффективность он на местном гармонисте, который с детства страдал туберкулёзом коленного сустава и ходил на костылях. Лечение подействовало и произвело впечатление настоящего чуда.
Наблюдая за пациентами, Илизаров обратил внимание на то, что в месте, где костные отломки растягивались, формировалась молодая кость. Дозированное растяжение давало эффект регенерации. Со временем новая ткань становилась твёрдой. Гавриил Абрамович предположил, что его аппарат можно использовать не только для лечения переломов, но и для коррекции деформированных костей: ведь нередко их надо было или выпрямить, или увеличить длину, а способов сделать это медицина не знала.
Теперь хирург выполнял рассечение кости, затем её концы прошивались спицами, их фиксировали к кольцу. Начинался процесс сращивания с увеличением длины кости. Натяжение аппарата постепенно корректировалось, чтобы в месте рассечения сформировалось достаточное количество новой костной ткани. Всё регулирование проводилось извне, повторных операций пациенту не требовалось. А менять натяжение можно было с ювелирной точностью.
В 1965 г. известный прыгун в высоту, чемпион токийской Олимпиады Валерий Брумель попал в аварию. Он попросил знакомую подвезти его на мотоцикле, машину повело на влажной дороге, и спортсмен вылетел из седла. Ногой ударился о столб. Водитель «Запорожца», оказавшийся рядом, подвёз Брумеля до Института Склифосовского, и там врачи сразу поняли, что ситуация критическая, всё могло закончиться ампутацией стопы. За три года Валерий Николаевич перенёс 32 операции, и казалось, что на спортивной карьере можно поставить крест: одна нога стала короче другой на 3 см.
Ни один московский врач не смог сказать, как сделать так, чтобы Брумель смог хотя бы вернуться к обычной жизни. Но во время одной из госпитализаций спортсмен обратил внимание на пациента, который лежал с ним в одной палате: у того нога находилась в каком-то странном аппарате. Брумелю тоже ставили подобный, но в нём спицы шли параллельно, а у его соседа по палате — крест накрест. Прыгун узнал, что автор аппарата живёт в Кургане, и написал ему. Так Илизаров начал работать с атлетом, и в итоге через два месяца тот вернулся в сектор для прыжков. О прежних рекордах речи не шло, но Брумелю важнее было поверить в себя, знать, что он может снова тренироваться. В 1970 г. он окончательно ушёл из спорта после очередной травмы, но инвалидом на костылях, как ему говорили после аварии, не стал.
Закончив выступать, Брумель начал заниматься литературным творчеством, работал в соавторстве со сценаристом Александром Лапшиным. Пьеса «Доктор Назаров», написанная ими, была посвящена Илизарову. Также по их сценарию сняли фильм «Каждый день доктора Калинниковой», в которой главной героиней была женщина, но вся сюжетная канва повторяла судьбу Гавриила Абрамовича.
После случая с Брумелем медицинская общественность наконец-то стала более благосклонно относиться к Илизарову. До этого его называли «сельским врачом», а метод — «слесарным». Говорили, что за ним не стоит фундаментальная школа, что аппарат сделан по наитию, но врач не сдавался. В 1968 г. Илизаров защитил кандидатскую диссертацию, в которой обобщил опыт лечения с использованием аппарата. После защиты ему присвоили степень не кандидата, а сразу доктора наук. В провинциальный город поехали пациенты со всей страны, в том числе и именитые. Например, по рекомендации Мстислава Ростроповича на лечение приехал Дмитрий Шостакович, который с трудом ходил. Илизаров сначала решил, что это не его пациент, но потом разработал программу реабилитации, и состояние композитора заметно улучшилось. Пока Шостакович лечился в Кургане, в город приезжали его друзья, и в местной прессе сохранились многочисленные упоминания о концертах и встречах с местной публикой.
В итоге Илизарову удалось открыть Курганский научно-исследовательский институт экспериментальной и клинической ортопедии и травматологии (сегодня — Национальный медицинский исследовательский центр травматологии и ортопедии имени академика Г. А. Илизарова), где начала формироваться его научная школа.
Международной известности врача способствовал итальянский журналист Карло Маури. Одна нога у него была короче другой после травмы, полученной в горах, и послеоперационных осложнений. И хотя с момента перелома прошло 20 лет, использование аппарата Илизарова помогло. Маури со свойственным итальянцам темпераментом назвал врача «Микеланджело ортопедии».
В 1978 г. за цикл работ по разработке нового метода лечения больных с заболеваниями опорно-двигательного аппарата врачу вручили Ленинскую премию, в 1980 г. удостоили звания Героя Социалистического труда. В 1991 г. он стал академиком Академии наук СССР. Три ордена Ленина, орден Трудового Красного Знамени… Но не меньше Гавриил Абрамович ценил орден Улыбки — польскую награду, которую вручают за помощь детям.
Из Кургана он так и не уехал, но его коллеги вспоминали, что работал он всегда и по местному, и по московскому времени, то есть до поздней ночи. Умер скоропостижно в 1992 г. Похоронен в родном Кургане, а основанный им центр теперь носит его имя.
