Республиканская форма правления не была изобретением римлян. Народные собрания играли подчас ключевую роль в Афинах и Спарте. Во многих полисах проводились вполне демократические выборы на важные государственные должности. Но только Рим сумел создать такую уникальную и отлаженную систему, что даже его враги отдавали должное этому образцу народовластия.
В эпоху Пунических войн Рим уже давно не был обычным городом-республикой. Он демонстрировал все признаки эволюции в супердержаву имперского типа. Но пока оставался республикой, в которой принципиальные решения принимались всё-таки коллегиально, а не волей одного человека. И даже самые уважаемые и заслуженные граждане не могли занимать ключевые должности дольше оговоренного законами срока.
Для своей эпохи государственное устройство Рима поражало гармонией. Что, конечно, потом не мешало всяким узурпаторам на этой гармонии виртуозно играть в своих интересах. И всё же на фоне соседей Вечный город был невероятно политически продвинут. У римлян даже имелась хоть и в основном неписаная, но Конституция — набор целеполагающих и руководящих принципов существования державы, впитавший в себя наиболее эффективные элементы народного, аристократического и монархического типов управления.
Высшим государственным органом являлся Сенат (около 300 человек в эпоху расцвета республики — старейшин, аристократов, а также достигших влияния и богатства плебеев) во главе с принцепсом, самым заслуженным сенатором. Постановления Сената имели силу закона, но формально законотворчеством «лучшие люди» не занимались: предполагалось, что соответствующие инициативы выдвигали магистраты (чиновники) и комиции (народные собрания), а сенаторы рассматривали эти предложения и утверждали те, что признавались общественно полезными.
В теории, статус закона имело даже решение собрания плебса (плебисцита), но проявления прямой демократии вышли из моды с появлением должностей народных трибунов и эдилов, которым делегировались обязанности по отстаиванию прав народных масс. Причём трибуны обладали полной неприкосновенностью в сочетании с широчайшими полномочиями, сходными с прокурорскими.
Надзорно-контрольные функции в государстве выполняли два высших по рангу сенатора — цензоры. Они следили за расходованием казённых средств, соблюдением гражданами «облико морале», а также тем, чтобы в Сенат попадали только достойные (в том числе не голодранцы, а солидные мужи, доросшие до высокой планки имущественного ценза). Из списка Сената цензоры могли исключить человека, например, за чрезмерную, по их мнению, любовь к роскоши.
Высшую гражданскую и военную исполнительную власть осуществляли консулы — наиболее уважаемые магистраты, избираемые на год. Чтобы снизить риск ошибок и злоупотреблений властью, консулов выбиралось двое. Они правили или по очереди, или делили между собой полномочия. И, прежде чем осчастливить римлян тем или иным эдиктом, консулы должны были прийти к консенсусу, ибо каждый имел право заблокировать решение другого.
Впрочем, в минуты мира роковые, когда стране угрожала опасность, неодолимая в рамках отправления демократических процедур, консулы имели право назначить диктатора с неограниченной властью. А дабы тот не имел соблазна засидеться в этой должности, максимальный срок действия его полномочий мудро лимитировался шестью месяцами.
Кстати, чиновникам зарплаты не полагались. Госслужба считалась почётной и добровольно взваливаемой на себя ношей, поэтому позволить себе такую карьеру могли только состоятельные люди.
Видимая невооружённым взглядом гибкость социально-политической системы Рима стала одной из главных причин его победы над Карфагеном. В то время как практичные пунийцы полагались в борьбе с противником на колоссальные материальные ресурсы, пассионарные латиняне добились над ними перевеса, коварно превратив в ресурс нечто нематериальное — идеологию. За счёт пестуемого патриотизма и неустанной пропаганды примата общего над частным мобилизационный потенциал и устойчивость режима у Рима были выше. А мотивация его солдат, готовых жизнь положить за отечество и ради благополучия будущих поколений, значительно превосходила мотивацию карфагенских наёмников, воевавших за деньги.
Современников поражала готовность римлян смело идти на индивидуальные жертвы ради общей победы. Но ещё больше поражала та лёгкость, с которой высшие должностные лица, в том числе и могущественные полководцы, расставались со своими должностями по истечении срока полномочий.
Историки до сих пор спорят, как так получилось, что на смену республике, с её торжеством закона над произволом, пришла империя со всеми ужасами бесправия гражданина перед всевластием тирана. Но в любом случае похоронили демократию не враги Вечного города, а сами римляне. Одни не могли добровольно расстаться с властью, когда истекали положенные законом сроки, а другие безмолвно взирали на то, как под предлогом защиты «истинной свободы народа» грубо попираются законы.
