Считается, что введенный Петром I налог на бороду – часть «европеизации» страны. Но в этом может крыться и другая причина — личные страхи императора. Чего боялся и старался избежать Петр Великий, заставив придворных сбривать растительность на лице?
Как пишет в книге «Петр Великий» К. Валишевский, борода являлась для царя «предметом особой и отчасти личной ненависти». Именно она, наряду с длинным кафтаном, была символом всех тех привычек, предрассудков и уклада, которые государь наметил к искоренению. Но был у петровского брадобрейства и чисто утилитарный смысл, основанный «на инстинкте пользы» и, не исключено, что на попытке избавления от собственных фобий.
Вряд ли бояре приходили к Петру нечесаными или вшивыми, но царь наверняка неоднократно наблюдал, во что превращались их бороды во время пиров. Запутавшаяся в длинных волосах капуста или засохший кисель вызывали чувство омерзения. К тому же царь прекрасно понимал, что именно борода – отличное место для обитания вшей. А подобных насекомых – вшей, тараканов, клопов, пауков – Петр на дух не переносил. Сегодня петровские страхи назвали бы инсектофобией – боязнью насекомых.
Одним из первых иностранцев, который рассказал Европе про «ужасное животное по названию каракан», был чешский путешественник Бернгард Таннер. В 1678 году в своем «Описании путешествия посольского в Москву» он писал, что тараканы «не тревожат хозяев, но живьем заедают гостей». Чех даже срисовал «любопытное насекомое», дабы европейский читатель наглядно представил весь ужас от встречи с «ужасным караканом». Еще раньше немецкий путешественник Сигизмунд Герберштейн отмечал, что «неизвестные в Европе насекомые» покрывали все потолки и стены в русских домах, а по ночам – страшно кусались.
Неудивительно, что при царском дворе существовал целый Постельный приказ. Главным постельничим при Петре долгое время был Иван Головкин, в подчинении которого значились спальники. Именно они под неусыпным руководством главного постельничего ежедневно проверяли покои государя на предмет обнаружения любых насекомых. Каждодневно они перетряхивали постель, выискивая клопов, обследовали стены и потолки в надежде не пропустить ни одного таракана, ловили мух и пауков. Особой привилегией постельничего был сон рядом с царем. И даже когда государь засыпал, постельничий мог еще неоднократно проверить комнату и убить тех насекомых, которые выползли в темноте.
Первым и, пожалуй, единственным медиком, который не только обратил внимание, но и принародно озвучил петровскую фобию, стал голландский врач Ян Гови. Он был выписан в числе 50 лекарей по личному приказу Петра. Сначала служил хирургом при адмирале Корнелиусе Крюйсе, а затем сделался первым лейб-хирургом государя. Ян (или Иван – как звали его русские) отличался не только профессиональным мастерством, но и веселым нравом. Поэтому его пример петровской инсектофобии отнесем, скорее, к байке, нежели к документально подтвержденному факту.
Гови, всюду сопровождавший Петра, якобы утверждал, что русский царь страшно боялся тараканов. Как только государь видел насекомое, без объяснения причин выскакивал из помещения. Перед тем как зайти в дом, царь посылал специального смотрителя. Тот тщательно проверял каждый закоулок, расспрашивал о насекомых хозяев и докладывал о результатах государю. А тот уж решал – заходить или нет.
Байка Яна Гови, якобы подтверждающая царскую блаттофобию (боязнь тараканов), описывает один из визитов Петра к офицеру N. Государь с интересом осмотрел подмосковное поместье. Похвалил офицера за ведение дел. Остался доволен хозяйством и прогрессивными порядками. А во время обеда поинтересовался, не досаждают ли хозяевам тараканы? Не подозревающий о царской фобии глава семейства ответил, что тараканов в доме почти нет. И ради шутки показал, что в назидание остальным тараканам он прибивает к стене их пойманных собратьев живьем. Увидев, как полуживое насекомое извивается в попытке освободиться, царь якобы вскочил из-за стола, влепил хозяину оплеуху и выбежал из дома.
В 1697 году, еще до заграничной поездки, Петр разрешил продажу запрещенного в России табака. Царь сам курил с удовольствием. И в подданных поощрял столь вредную привычку. При этом известно, что вши на дух не переносят табачного дыма. Стоит допустить, что массовое приобщение к табаку было вызвано царской фтириофобией (боязнью вшивости) и подспудно объяснялось желанием вытравить вредных насекомых с бород подданных. Ведь многие предпочитали заплатить налог, но оставить «лишнюю тяготу» в виде ненавистной государю растительности на лице.
Если от вшей помогал табак, то от тараканов – утюг. Не будем забывать: если вши ассоциировались в народном сознании с нищетой, то тараканы – с достатком. Но когда последних разводилось так много, что, по меткому выражению А.Н. Толстого, «шевелились стены», использовали проверенный метод. Утюг ставили на печь, а в комнате раскрывали все окна. Погибающие при минусовых температурах тараканы сползались внутрь раскаленного утюга. Оставалось только захлопнуть ловушку – нижнюю часть утюга, в которую при глажке засыпался уголь.
Могли ли использовать утюг-ловушку, чтобы оградить царя от встречи с пугающими насекомыми? Вполне. Утюг был известен на Руси еще с 16 века, и по Книгам расходов доподлинно известно, что некоему кузнецу Ивашке Трофимову в феврале 1636 года, еще до рождения Петра Алексеевича, было выдано 5 алтын на «задел в царские палаты» железного 10-килограммового утюга.
