Протоиерей Андрей Ткачёв Какого-то философа в древности упрекалив том, что он аполитичен и совсем не интересуется делами отечества. «Вовсе нет, — говорил он, — я очень интересуюсь своим Отечеством», — и при этом показывал рукой на небо. Сегодня трудно найти христианского священника, который ответил бы подобным образом, а ведь философ был эллином, язычником. Диоген ходил по рынку с фонарём и говорил, что ищет человека. Этим он давал понять всем слушающим, что они не люди, но в лучшем случае человекоподобные существа. Он изрядно оскорблял тех, кто его видел и слышал. Он их, по сути
Какого-то философа в древности упрекали
в том, что он аполитичен и совсем не интересуется делами отечества. «Вовсе нет, — говорил он, — я очень интересуюсь своим Отечеством», — и при этом показывал рукой на небо.
Сегодня трудно найти христианского священника, который ответил бы подобным образом, а ведь философ был эллином, язычником.
Диоген ходил по рынку с фонарём и говорил, что ищет человека. Этим он давал понять всем слушающим, что они не люди, но в лучшем случае человекоподобные существа. Он изрядно оскорблял тех, кто его видел и слышал. Он их, по сути, называл ишаками или тараканами.
Но, во-первых, делал это так, что глупые не понимали.
А во-вторых, наказать Диогена было невозможно.
Он сам предварительно себя наказал. Ходил голый, жил в бочке и был вечно голодным.
Он был свободен от людей, и мог поэтому говорить им обличающую правду.
Подобным образом впоследствии поступали христианские юродивые. Их терпели по необходимости.
Будь они хоть в мало-мальски социальном статусе, их бы порвали на части. Ведь православное царство тоже может быть похоже на тюрьму, если никто не говорит властителю правду.
Православному царству нужны пустыни, заселённые бесстрашными иноками, и юродивые подвижники на улицах городов.
Эти две категории святых наименее уязвимы для власти.
Всех остальных, вплоть до патриархов, можно низлагать, душить, травить, опорочивать.
Так унизили и изгнали Златоуста, невзирая на святительский сан, народную любовь и подлинную праведность.
Златоуст тоже говорил, что редко видит перед собой людей, но видит существ, подобных людям. Однако упёртых, как ослы, похотливых, как жеребцы, хитрых, словно лисы, и ядовитых, как змеи. И Златоусту этого не простили. Он умер в ссылке, словно корабль, выброшенный волнами на пустынный берег вдали от родины.
Его было чего лишать, Златоуста. С него можно было сорвать ризы, его можно было объявить еретиком, собрать против него Собор, опорочить его имя. Тот, кто высоко стоит, уязвим со всех сторон и открыт любой буре. Тех, кто стоит на высоте, заранее жалко.
На вершину свою они должны всходить, как на помост для публичной казни. Только в этом случае они будут способны сказать слова святого Василия, обращённые к префекту Модесту: «Я слаб, и только первый удар будет чувствительным. Я не боюсь изгнания, потому что везде Господня земля. У меня нет имущества. Я не боюсь смерти, поскольку она соединит меня с Богом».
Получается, что нужно умереть ещё до смерти, чтобы пришедшую смерть встретить мужественно.
Платон так и говорил. Философия, говорил он, учит не столько жить, сколько умирать. Эти древние, как ни крути, поняли очень многое.
Не зря отцы Церкви перепахали свои ум и сердце плугом философии, прежде чем засеять их семенами Евангелия. И Василий Великий с Григорием Богословом, находясь в Афинах, посещали не только храмы, но и училища.
Как затем учил Василий, они, подобно пчёлам, садились не на всякий цветок. С того же, на который садились, не всё с собой уносили.
Они были жадны к знаниям, но избирательны.
Не будь их ум обогащён всем, чем они сумели обогатиться, они стали бы постниками и подвижниками, но никогда не стали бы вселенскими учителями.
Если только учиться, то, чего доброго, к пытливой душе, как к Фаусту, явится Мефистофель.
Знаний много, в душе покоя нет. Отчего же ему не явиться?
Значит, окна кабинета нужно раскрывать, чтоб слышен был пасхальный перезвон.
И выходить из дома надо хотя бы раз в неделю на литургию.
Тогда жизнь сердца уравновесит жизнь ума, и можно будет не бояться крайностей.
Всё нужно душе испробовать понемножку.
Нужно бежать от людей и нужно, со временем, к людям возвращаться.
Нужно молиться, отказавшись от еды и воды, и нужно затем опять есть и пить, ощутив, что ни молиться, ни поститься ты толком не умеешь.
Нужно приобретать свой внутренний опыт, а затем проверять его по книгам святых людей.
Иногда ничего, кроме Псалтири и Евангелия, читать не надо.
А временами хорошая книга, прочитанная или перечитанная — неважно, должна дать душе покой и тему для раздумий.
Древние — они ведь никакие не древние. Они современники наши, и даже собеседники.
Одни и те же задачи решают от века люди, произведённые от одной крови для обитания по всему лицу земли.
И вся задача их — в поиске Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас (Деян. 17, 26–27).
