“Мы живём или готовимся жить?” — вот вопрос, который часто задаёт один мой хороший знакомый. Вопрос очень умный.
А вы знаете, что в математике правильно сформулированная задача — это половина правильного ответа. Итак, мы живём или готовимся жить?
Иногда мы готовимся жить и не живём, потому что, знаете, школьник долгие годы сидения за партой всё мечтает о том дне, когда он покинет эту парту ненавистную и наконец вступит во взрослую жизнь.
И благодаря переносу мыслей в будущее он упускает многое во времена сидения за партой, и это потом уже не нагонишь.
Так, например, человек лежащий в больнице всеми мыслями стремится туда, за больничные стены и хочет быстрее выписаться.
Он думает, что там жизнь, что здесь он не живёт сейчас, временно лечится, а жить будет когда выйдет из больницы.
Думаю, что многое теряет, потому что и это время, которое он проводит в больнице, это тоже жизнь со своим опытом, со своими плюсами и минусами, и из этого опыта можно вынести немалое сокровище.
Это касается всех. Мы всё время куда-то стремимся, о чём-то думаем, что будет потом, как бы предпосылаем мысль в будущее, думая что там жизнь, а здесь подготовка к жизни.
Это очень важно.
Мы можем всю жизнь прожить в ожидании жизни, и потом окажется, что мы и не жили вовсе, а чего-то хотели, к чему-то стремились.
Мы как чеховские герои, мечтательно смотрящие в небо, говорящие, что мы поживём, поживём и увидим небо в алмазах и услышим Ангелов поющих.
Как будто вот здесь и сейчас это не жизнь.
А на самом-то деле жизнь это здесь и сейчас, ибо прошлое уже миновало и окаменело и стало историей, а будущее ещё не подарено. Учиться жить здесь и сейчас — это великая наука.
И, как часто это бывает, лучшим учителем бывают скорби и неприятности. Учит молитве скорбь больше всех других учителей.
Когда Божьим сверлом просверливается сердце, человек начинает вопить. Из него открываются фонтаны живых слов, он начинает вопить на Небо.
Эти вопли его бывают искренны, честны и до Бога доходны.
Учит нас жить скорбь, потому что мы не можем знать вкуса хлеба, когда едим хлеб каждый день.
Не можем знать, что такое свобода и запах свободы, пока мы не были лишены свободы насильно — служба в армии, кратковременное заключение, не знаю, что там ещё…
Для того, чтобы поговорить на эту тему далее, о том живём мы сейчас или готовимся жить, я возьму в помощь Фёдора Михайловича Достоевского, Царство ему Небесное.
Лично для меня это самый великий писатель, во всей мировой литературе. Фёдор Михайлович Достоевский в своей жизни претерпел многое.
Но было нечто такое, что не каждому даётся, а именно — приготовление к смерти и потом внезапное помилование.
По делу о петрашевцах он был осуждён на смертную казнь и был приговорён к расстрелу…
Они были выстроены на плацу Петропавловской крепости, им были надеты белые балахоны на голову, уже забили барабаны, уже был зачитан осуждающий документ…
Потом балахоны были сняты, барабаны перестали бить и был прочитан другой документ, который высочайшим повелением заменял смертную казнь на тюремное заключение.
Достоевский по сути пережил смерть, он уже умер.
Потом он это описывал в своих романах, в частности, в романе “Идиот” он пишет об этом. Благодаря этому опыту умирания жизнь для него стала в те минуты пронзительно прекрасной.
Он пишет о том, что по три человека (вкладывает князю Мышкину в уста этот рассказ о человеке, который готовился к смерти) их выводили под расстрел. Он был по счёту восьмым. Это значило, что ему нужно было ещё пожить минут пять.
“Невдалеке была церковь, и вершина собора с позолоченною крышей сверкала на ярком солнце.
Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту крышу и на лучи, от неё сверкавшие; оторваться не мог от лучей; ему казалось, что эти лучи — его новая природа, что он через три минуты как-нибудь сольётся с ними…
Неизвестность и отвращение от этого нового, которое будет и сейчас наступит, были ужасны; но ничего не было для него в это время тяжелее, как беспрерывная мысль: «Что, если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь, — какая бесконечность! И всё это было бы моё!
Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счётом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!».
Эта мысль у него наконец в такую злобу переродилась, что ему уж хотелось, чтобы его поскорей застрелили”.
Мышкин “рассказывал” о том, что пережил сам писатель…
Собственно писатель устами своего героя рассказывает свой внутренний опыт.
Если бы теперь пожить? Если бы всё вернуть обратно? Каждую секунду я бы жил полной, настоящей, внимательной, полноцветной жизнью.
Уж ничего бы не потерял!
Кажется, в романе “Преступление и наказание” он тоже пишет примерно подобное, говоря, что человек так цепляется за жизнь, так хочет жить, и он для жизни создан, а не для смерти.
Что если бы ему (то есть писатель фантазирует) дать возможность или покончить жизнь или жить на маленьком пятачке земли спиной к отвесной скале, а внизу была бы пропасть, что и дна не видно — на ветру серди туч носящихся, в ужасе прилепившись спиной к стене, человек согласится жить целую вечность.
Только лишь бы ему не умирать. И говорит Достоевский в “Преступлении и наказании”, что подлец после этого человек, но подлец и тот, кто его подлецом за это называет.
Жажда жизни в человеке действительно очень велика и глубока.
Нам нужно без расстрелов и повешаний быть внимательнее к жизни, замечать её, потому что добровольно мы лишаем себя и вкуса, и цвета, и запаха, и глубины, и тонкости, и широты из-за того, что как-то всё не живём мы здесь, не находимся там, где находится наше тело.
Как говорили греки: упускаем мысль из-под кожи.
А человеку нужно забраться именно под собственную кожу, чтобы жить здесь и видеть то, что на тебя смотрит.
Наконец, в том же романе “Идиот” он пишет о том, что хотел бы я посмотреть на одну картину (говорит Мышкин), на которой изображено лицо человека только-только сейчас вот взошедшего на эшафот, которого сейчас положат под нож гильотины.
“Мне кажется, он наверное думал бы дорогой, когда шёл, на эту казнь: «Еще долго, еще жить три улицы остается; вот эту проеду, потом еще та останется, потом еще та, где булочник направо… еще когда-то доедем до булочника!».
Кругом народ, крик, шум, десять тысяч лиц, десять тысяч глаз, — все это надо перенести, а главное, мысль: «Вот их десять тысяч, а их никого не казнят, а меня-то казнят!».
И так далее.
Кстати говоря, Эйнштейн, тот который Альберт, который является творцом общей теории относительности, говорил, что несколько страниц из любого романа Достоевского ему более полезны и приятны, нежели любая новейшая книга по математике или физике, то есть специальная литература, по которой он занимался и был гениально одарён.
Так что стоит читать хорошую литературу, стоит учиться у людей думавших глубоко, чтобы и мы приобретали некий углублённый взгляд на вещи и не только готовились к чему-то в будущем, но умели жить здесь и сейчас.
Научиться этому чрезвычайно важно, чтобы не прожить жизнь даром. Вот та мысль, которую , хотел поделиться с вами, браться и сестры.
