Вопрос о смерти – религиозный. И религиозная культура вообще имеет такое понятие, как память о смерти – «помни о смерти», memento mori. Это очень важный принцип – таким образом человек, как ни странно, становится более живым. Он начинает ценить каждый день своей жизни, то, что он видит небо, слышит птиц, смотрит в лица людей, потому что знает, что когда-то это закончится...
Меня спросили: «Что думает Церковь о праве человека распоряжаться последними днями и что, если это право приведет к смерти раньше, чем при помощи медицины?» И вдруг мне вспомнились мои друзья, группа московских поэтов, которые часто у нас на приходе читают стихи. Называются «Будущие покойники» – в общем-то, как и все мы, собравшиеся здесь.
Вопрос о смерти – религиозный. И религиозная культура вообще имеет такое понятие, как память о смерти – «помни о смерти», memento mori. Это очень важный принцип – таким образом человек, как ни странно, становится более живым. Он начинает ценить каждый день своей жизни, то, что он видит небо, слышит птиц, смотрит в лица людей, потому что знает, что когда-то это закончится.
В моих руках маленькая цитата из социальной концепции Русской Православной Церкви, которая была принята 20 лет назад. «В Священном Писании смерть представляется как разлучение души от тела. Таким образом, можно говорить о продолжении жизни до тех пор, пока осуществляется деятельность организма как целого. Продление жизни искусственными средствами, при котором фактически действуют лишь отдельные органы, не может рассматриваться как обязательная и во всех случаях желательная задача медицины. Оттягивание смертного часа порой только продлевает мучения больного, лишая человека права на достойную, «непостыдную и мирную» кончину, которую православные христиане испрашивают у Господа за богослужением. Когда активная терапия становится невозможной, ее место должна занять паллиативная помощь (обезболивание, уход, социальная и психологическая поддержка), а также пастырское попечение. Все это имеет целью обеспечить подлинно человеческое завершение жизни, согретое милосердием и любовью».
И это было сказано в годы, когда паллиативной помощи практически не было в России.
Мне как священнику приходится сталкиваться с ситуациями, когда я прихожу в реанимации и больницы, чтобы помочь человеку в том числе быть причастным к таинствам Церкви, но не могу ничего сделать – он находится в таком состоянии, на таких аппаратах, что ни исповедоваться, ни причаститься технически невозможно. А человек не имеет права сам решать, что ему сейчас в большей степени нужно – священник – тот, кто примет его последние слова о душе и жизни, или действия, продлевающие жизнь.
Последние несколько лет я близко сотрудничаю с Детским хосписом «Дом с маяком» и очень много времени провожу с родителями уходящих детей. И эти семьи часто разлучаются – ребенка забирают в реанимацию, а у родителей нет права отказаться от реанимационных действий, которые, возможно, уже избыточны.
Уходящий, инкурабельный ребенок вынужден находиться в условиях больницы, у него нет возможности последние месяцы и даже дни провести в любви, а родители переживают годами страшнейшие мучения, потому что не были рядом в это время. Сегодня у родителей нет права на выбор, как их ребенку уйти, а реанимация для них закрыта.
Надо помнить, что человек вправе принимать решения о своей судьбе, в том числе самому выбирать смерть для себя. Мне не раз приходилось слышать слова «Я очень хочу умереть. Помогите мне» и читать над умирающим молитву, призывающую смерть.
В религиозной практике православия есть такой молебен: «Разреши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и содержащия его горькия немощи и упокой его, идеже праведных дуси».
Человек сам отвечает за право своей кончины, Богом ему данное. И вот это право нужно зафиксировать законодательно, пока человек еще в состоянии выбрать.
Сегодня мы обсуждаем правильные вопросы: что такое достойная смерть и право человека на нее. И очень важно, чтобы этот переход был действительно достойным, как мы и молимся. К сожалению, тема смерти табуирована в нашем обществе, и когда я прихожу к умирающим, моя задача – освободить человека от паники, страха, от тоски смертной.
Меня спросили: нужно ли говорить детям в школе о смерти. У меня счастливая ситуация. В христианской школе, где я преподаю, со старшими подростками мы всегда рассуждаем на эту тему, в том числе изучая произведения культуры. Скажем, «Пир во время чумы» – это о чем? Или когда старец Зосима говорит о смерти своего брата Маркела… Мы говорим с детьми на тему смерти на уровне культуры, и это необычайно важно для общества, которое постоянно закрывает двери для такого разговора.
