В августе перешел я рубеж, к которому не стремился. Вновь у комиссара лагеря, обыкновенные вопросы о моем самочувствии, о рабочем месте, и как я справляюсь с Natschalniks (начальниками). Я мог сообщить только хорошее, жаловался лишь, что бригада не оснащена все еще дыхательными масками. Эта вторая половина дня будет оставаться для меня незабываемой.
Комиссар знал, конечно, о моем австрийском кружке, и вопросы, которые он задавал, не вели к диалогу и обмену мнениями, скорее он расспрашивал меня и хотел познакомиться с моей аргументацией. При этом бросалось в глаза мне, что он возвращался снова и снова к февралю 1934, сословному государству, «доллфюсморду» [18], к дням марта 1938 и к национал-социализму в Австрии. Он не прерывал меня, поэтому я не мог разобрать его собственное мнение. Однако, я заметил, что он очень хорошо знал мою политическую и христианскую позиции, а сегодня я еще и убежден, что он принимал их. Конечно, я не мог предположить, какую действительно цель имел комиссар, с его вечными расспросами; я верил лишь, что это имело отношение к моему дискуссионному кружку в пределах австрийской группы. Он не спрашивал также о политических установках моих приятелей. Тем не менее, я должен подчеркнуть, это не была беседа со шпионом.
Переводчица «перегружалась» снова и снова, так как политические отношения были чужды ей, поэтому комиссар должен был вмешиваться с объяснениями, он хотел знать мои высказывания более точно сформулированными.
Только через добрых 3 часа он назвал настоящую причину нашей политической беседы. Я упал со своих облаков, когда он объявил о намерении направить меня в Красногорск, чтобы посещать там трехнедельные учебные курсы истории. Когда я услышал слово "Красногорск", я сразу показал своим видом отказ. Я был успокоен, только когда комиссар объяснил мне, что речь идёт здесь не об известной школе АНТИФА - это могло быть решено давно,- но он увидел у меня интерес к истории, а в Красногорске меня ожидал лишь учебный курс австрийской и русской истории. То, что он не говорил всей правды, я должен был понять неделями позже. С одной стороны, предложение было заманчиво для меня, с другой стороны, я не хотел иметь какого-то особого положения и покидать свою бригаду. Я медлил долго. Комиссар хотел предоставить мне время на размышление, однако, я не видел никакого решения. Поэтому я хотел знать мнение Вилли, старшины моего барака, но не мог решиться. Я слышу еще его речь: „Человек, ты не можешь быть настолько глуп - подходи и баста!". Следующим утром он сказал мне то, что я не хотел говорить перед комиссаром: „Красногорск имеет дурную славу, но я не думаю, что тебя хотят повернуть. Если это действительно только учебный курс истории, то я тоже бы согласился. Изменение состояния воздуха принесет тебе пользу; асбестовая мельница только разрушит тебя!". Вместе с тем последствия выбора «мягкого места» были прозрачны для меня. Отделение от группы австрийцев и от моей бригады лежало тормозом перед моим решением.
(Продолжение следует)
Фритц Кирхмайр "Лагерь Асбест", Berenkamp, 1998
ISBN 3-85093-085-8
