310 лет назад, в январе 1715 года, канцелярия Петра I выпустила Указ «О возпрещении взяток и посулов и о наказании за оное».
Знакомство с этим документом может воодушевить тех, кто натерпелся от взяток: «Дабы впредь плутам, которые стараются несытость свою исполнять, никаких отговорок не было, запрещается всем чинам, которые у дел приставлены великих и малых, какое бы звание ни имели, посулов и денег, собираемых с народа, брать, кроме жалованья государева. А кто дерзнёт сие учинить, тот весьма жестоко на теле наказан, всего имения лишён, шельмован, и из числа добрых людей извержен, или смертию казнён будет».
Отличительный указ
Документов, ограничивающих коррупцию, в архивах хватает — упоминание о недопустимости платы представителям княжеской администрации сверх положенного есть ещё в первом нашем своде законов — Русской Правде XI века. В 1243 году митрополит всея Руси Кирилл приравнял мздоимство к колдовству и призвал карать за него смертью. Судебники 1497 и 1550 годов, равно как и Соборное уложение 1649-го, также не сулили взяточникам ничего хорошего.
Словом, и до указа Петра, и после него было издано невообразимое количество законов и подзаконных актов, направленных против этой язвы. Достаточно сказать, что из канцелярии императрицы Елизаветы вышло 187 указов о борьбе с коррупцией. И ведь нельзя сказать, что борьба шла только на словах. Скажем, при Иване III Великом за «посулы» было осуждено 235 чиновников, а его внук, Иван IV Грозный, казнил более 8 тыс. проворовавшихся «государевых людей».
И всё-таки указ Петра стоит особняком. Он предпринял первую попытку бороться с коррупцией системно, ибо понимал, что даже в случае исполнения законов можно добиться вовсе не того, чего желал. Тот же Иван Грозный, как считается, коррупцию победил. Но и цена оказалась высока — работа некоторых секторов административного аппарата, если верить свидетельствам иностранцев, была почти парализована: «Страх смерти изменил эту страну так, что наши купцы теперь не знают, как дела вести... Подарков не берут, ибо каждый день мздоимцев прилюдно разрубают на куски».
Фискалы и канцелярии
Пётр же надеялся создать систему, которая парализовала бы не работу аппарата, а саму мысль чиновника о взятке. И, надо сказать, в целом ему это удалось. Ещё в 1711‑м в документах об учреждении «управительного Сената» оговаривалось: «Учинить фискалоф во всяких делах, дабы над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про неправый суд, также неправый сбор казны и прочего». По сути, на фискальную службу налагалась обязанность контролировать деятельность всего управленческого аппарата, выявлять случаи злоупотребления служебным положением.
И вот тут был важный момент. Фискалы могли только «тайно надсматривать» и возбуждать уголовные дела. А вот производить следствие — уже нет. Для этого в 1713 году была учреждена особая структура — следственные канцелярии, ставшие первым в нашей истории специализированным органом следствия. Их назвали «майорскими» с лёгкой руки самого Петра — среди офицеров лейб-гвардии, назначенных начальниками канцелярий, преобладали майоры.
Решение было гениальным. Офицеры лейб-гвардии, прошедшие с Петром огонь и воду, представляли собой замкнутое сообщество, никоим образом не связанное с бюрократическим аппаратом. То есть среди них попросту не было людей, на которых чиновники могли бы хоть как-то повлиять, поскольку своих гвардейских офицеров среднего звена царь знал лично, и они были обязаны ему всем.
Зашиб его паралич
В итоге получалась двухступенчатая структура, причём каждая из ступеней подчинялась непосредственно царю, который брал дело искоренения коррупции на свой контроль не для отвода глаз, о чём свидетельствует его письмо: «Также и в таких делах, о которых фискалы будут доносить, чтобы немедленная инквизиция была и экзекуция».
Конструкция, созданная царём, оказалась на удивление эффективной. Фискалы обладали широкой агентурной сетью — простые люди им охотно помогали. Почему? Ответ зафиксировал столоначальник архива Министерства юстиции Сергей Петровский: «Фискалы в те годы явились для бедных и угнетённых единственным щитом и единственной оградой против их притеснителей». «Майорские канцелярии» вели следствие вполне независимо. А вместе они действительно могли парализовать если не мысль о взятке, то сам процесс коррупции. Иногда в буквальном смысле. Так, сенатор Пётр Апраксин, замешанный в неблаговидных делах, узнал, что его слуги взяты под стражу в следственную канцелярию — штатная процедура, с которой начинали розыск. И вот каков был результат: «Как увидал, что служители его забраны, зашиб его паралич — правая рука отнялась, и рот кривит на сторону».
Это неудивительно — к тому моменту система действовала как часы. Но были видны и сбои. Так, обер-фискал Алексей Нестеров получил данные по «подрядному делу», где фигурировали сенаторы Василий Апухтин и Григорий Волконский. Следователи установили, что они поставляли в армию продукты и обмундирование по завышенным ценам, а деньги уводили в заграничные банки. Все ждали казни, и она состоялась. Правда, не в полной мере: «Указано их казнить смертию. Однако от смерти свобожены, только за лживую их присягу обожжены языки им калёным железом, и имение их всё взято на государя».
Из высших эшелонов власти реально поплатился головой только один человек — губернатор Сибири Матвей Гагарин. Не помогло даже то, что он принёс повинную и вернул 200 тыс. рублей. В марте 1721‑го Гагарин под звуки оркестра и фейерверк был повешен, а виселицу с трупом в течение нескольких лет возили под окнами присутственных мест — в назидание другим.
Вместо эпилога
Некоторые равнее?
Зато кригскомиссар флота Григорий Чернышёв, приговорённый за казнокрадство к лишению воинского звания и ссылке с полной конфискацией имущества, отделался арестом на 5 суток и штрафом в 327 рублей. А дело сенатора Якова Долгорукова, который похитил из кассы Военной канцелярии 50 тыс. рублей, вообще не дошло до приговора. Более того, при доказанной вине он стал президентом Ревизионной коллегии — органа, который отвечал за финансовый контроль в государстве. Разгадка проста. Процесс по делу Долгорукова остановил сам царь. Он же пересмотрел приговор Чернышёву. В первом случае имела место банальная благодарность — Долгоруков во время Стрелецкого бунта 1682-го защищал малолетнего Петра. Что до Чернышёва, то тот начинал свою карьеру личным денщиком царя, а его жена была фавориткой государя... Но чем бы ни объяснялись подобные поступки Петра, очевидно одно: он сам фактически сводил на нет работу им же созданной системы, способной снизить масштабы коррупции в разы.
