Однажды, тоскливым осенним днём, я пописала на бумажку, которая называется «тест на беременность», и приблизительно через десять секунд выяснила, что я на этом свете уже не одна.
Поскольку к тому времени я была замужем, эта новость меня не огорчила, несмотря на мой юный возраст. Огорчила она, скорее, будущего папу. Но тот всё же нашол в себе силы выдавить жалкую лыбу, и сказать: «Я рад, я очень-очень рад».
А мне было пофиг. И я действительно радовалась. И тут же кинулась к телефону, чтобы рассказать о своём чудесном зачатии подруге Юльке.
- Аллё! Слыш, Пыпындра Кыкындровна, угадай что у меня есть? – крикнула я в трубку, и начала всячески кривляться перед зеркалом, ибо, напоминаю, радость из меня так и пёрла.
- На жопе шерсть. И та клоками. – Отчего-то очень недружелюбно ответила Юлька, и добавила: - Лучше ты первая угадай, что теперь есть у меня.
- Ммм… Триппер? – Предположила я, зная привычку Юлькиного бойфренда дарить ей раз в месяц всякую трисичуху.
- Вторая попытка. Ну? - дала мне шанс мрачная Юлька
- Иди нахрен. И даже угадывать не буду. Дура зловещая.
Я очень расстроилась, что не получилось у меня вот этой киношной хрени, типа как в сериале «Просто Мария или Волшебная любофь Кончиты и сеньора Гумерсинда», когда одна подружка говорит другой:
«Я.. Я хочу тебе сказать, дорогая моя душенька…» - «Да! Говори же скорее, милая! Что опять? Сеньор Гумерсинд изменил тебе с Марианой?» - «Нет, душенька, я… Просто я… Я беременна! – «Ах, дай я тебя расцелую! Это так прекрасно! Я очень рада за тебя, милая Мария! У тебя будет бэби!» - «Даже два бэби» - «Ах-ах!» - «Чмок-чмок!» - «Ты будешь крёстной, любимая Кончита?» - «Да, конечно, дорогая моя Мария!»
Ну, короче, чего-то такого я и хотела. Но я - не Мария, а Юлька не… Хотя, вообще-то, Кончитой Юльку иногда тоже обзывали, но почему-то всё пошло не по плану.
- Ладно, не ори, - устало выдохнула Юлька. – Пипец мне. Я в залёте. Лучше б триппер, мля… А у тя чо за новость?
И я, понимая, что киношной хрени с крещением двух бэбей не будет, вяло ответила:
- Я тоже вообще-то. В залёте. Но я буду рожать. А ты?
- А я не буду рожать. Патамушта у Серёги там подозрительная бородафка, я подозреваю, что это – завуалированный твёрдый шанкр, стало быть, мои дети будут уродами, похожими на Серёгу. А это само зло.
Почему-то в тот момент мне очень захотелось, чтобы Юлька решила рожать, потому что вдвоём ходить беременными веселее. Но, с другой стороны, я была замужем, а Юлька просто периодически любилась со сборщиком мебели Серёжей. Как выяснилось, экономя на презервативах.
- Юльк… А может подумаешь, а? Может…
- Нет. Иду на аборт. Это моё последнее слово.
Я положила трубку, погладила свой живот, и поплелась в гостиную, чтобы отрыть в шкафу книжку Бенджамина Спока «Воспитание ребёнка». Ибо я твёрдо решила стать хорошей матерью.
Восемь месяцев спустя…
- Юльк… Я больше не могу. Я на улицу ходить не могу! А знаешь почему?
- Знаю. Там девки на каждом шагу. Красивые, загорелые, в майках на полпузика, с фоткой Дикаприо-о-о-о…
- С Дикаприо-о-о-о…
- О-о-о-о-о-о!!! (Хором) Дикаприо-о-о-о!!!
- А мы? А мы как два, млять, трамвая! Я ног своих уже три месяца не вижу!
- Я тоже их не вижу!!!
- Уу-у-у-уууу!!! (Хором)
- Юльк, а у меня щас справа нога вылезет.
- А у меня пятка слева. Вот, щас… Смотри!
Смотрю на Юлькин огромный живот, и вижу, как слева на нём появляется выпуклость, которая медленно начинает переползать куда-то вправо. И тут такая же выпуклость, только справа, вылезает уже на моём пузе.
Сидим, чешем животы:
- Лерка, - говорит своему животу Юлька, - спи уже. Хочешь, я тебе ананас дам?
- Андрей, - сурово и громко обращаюсь к своему пузу, - перевернись на другой бок, шоле… Ты мне на аппендикс лёг. Прям чую.
- Девки!!!! – в комнату врывается моя младшая сестра, и заставляет нас оторватся от священной медитации, - Девки!!! Дайте мне обручальное кольцо на десять минут, а? Срочно надо… Ну, не будьте вы жопами?
- Я, например, буду жопой. Мне пофиг. Кольцо не дам.
Я разозлилась на сестру. Что, вообще, за мерзкая привычка заходить ко мне в комнату без стука, в момент священной медитации?
Юлька, сожрав кружок консервированного ананаса, уже, видимо, достигла просветления, поэтому благодушно потрепала Машку по светлой головёнке:
- Гадать собралась? На мальчиков-женишков?
Машка покраснела:
- Нет… Не совсем… Это Наташка придумала…
Наташка Калинина, Машанина подрушка, давно получившая в наших с Юлькой беременных кулуарах погоняло «Мишка Гамми» за толстую жопу и рост в метр тридцать, подсадила мою двенадцатилетнюю систер на фанатичное поклонение Стасу Михайлову. Подсадила плотно и безжалостно. Потому что ей наверняка было очень скушно лазить в одиночестве по помойкам, выискивая обрывки газеты с фотографией этого самого Стасика, которой кто-то ещё в прошлом году вытер задницу.
И вот уже год моя младшая сестрёнка каждый вечер притаскивает домой ворох какой-то хрени, среди которой я пару раз видела грязные полиэтиленовые пакеты с затёртым лицом Михайлова, и развешивает добычу на стене. А потом сидит возле неё, и рыдает, наслаждаясь миазмами, и песней «Все для тебя - рассветы и туманы, для тебя — цветочные поляны».
Зрелище, если что, пипец какое депрессивное. Машку было жалко. Но не настолько, чтобы я погнушалась её обатерить за то, что она профукала мой фотоаппарат на очередном концерте своего кумира. Обматерила безжалостно.
И вот щас Мишка Гамми вновь затеяла, судя по всему, какую-то мерзкую хню.
Я сложила руки на животе, и важно, как подобает старшей сестре, которой завтра-послезавтра уже рожать, сказала:
- Или ты мне щас говоришь, что за гадость выдумала твоя Калинина, или я встану, и ткну ей в фейс, ибо я её не люблю. Кстати, могу и побить.
Машаня насупилась, и решила ничего не отвечать беременной сестре, переключив своё внимание на обожравшуюся ананасами добрую Юльку:
- Ершова, дай колечко, а? Ну пожа-а-алста…
- На. Попрошайка…
Машаня взвизгнула, и улетела к себе в комнату. А я посмотрела на Юльку:
- Ну вот чо ты сделала, а? Щас Гамми Машку какой-нить фигне научит. Мне Михайлова мало что ли? К тому же, даже посмотреть нельзя, чо они там делать с твоим кольцом будут. Они дверь закрыли. Суки.
Юлька вздохнула:
- Ну вот чо ты за человек такой? Тупой, жадный и недальновидный. Кто мне вчера рассказывал, что у тебя розетка из стены вывалилась, и теперь у тебя тут окно в Париж? То есть, к Машке в комнату.
Ыыыыыы! Точно! У меня вывалилась розетка. Старая такая розетка. Которая торчала в стене как прыщ на носу и я завесила её пирсиццким ковром. Хотя ненавижу ковры на стенах. Но у мужа руки не доходили её перенести ниже, а розетка была сквозная. То есть, теперь у меня в стене получилась большая такая дыра размером с блюдце, с прямым выходом в Машанину келью. Как я забыла?!
Мы с Юлькой переглянулись, и одновременно кинулись задирать персиццкий ковёр, с целью посмотреть что там за мистическое мероприятие Гамми затеяло.
Смотрим в дыру. Там пипец.
Горит свеча в виде абизьяны. Это у нас мама любит коллекцыонировать свечи в виде животных. Про себя я сразу отметила, что за сожжённую абизьяну Машке дадут по башке.
Ну вот, горит абизьяна, отбразовывая зловещие тени на развешанные по стене рожи певуна Михайлова, а на столе стоит стакан с водой, над которым, трепеща, склонились Машка и Гамми, которые дёргают в нём привязанное на нитку кольцо.
- Это чо? – шепчу я Юльке, - Они с ума сошли?
- Заткнись. Это они гадают, дура.
- А как?
- Ну ты что, не знаешь что ли? Щас они будут хрень разную спрашивать, а кольцо им отвечать будет.
- Что, прям так и ответит?!
- Заткнись ты уже, а? Смотри. Щас поржём.
Ну, сморю. Абизьяна уже до половины сгорела, а Машка с Гамми всё в стакан смотрят, и молчат. И вдруг моя систер, голосом жрицы Вуду, ка-а-ак заголосит:
- Колечко-колечко, скажи мне, я выйду замуш за Стаса Михайлова?
Я вздрогнула, и тут Юлька отпихнула меня от стены, сложила ладони рупором, и как завоет в дырку басом:
- НЕ-ЕЕ-ЕЕ-Т!
На две секунды повисла пауза, а потом в тишине кто-то пёрнул. После чего девки побросали свои магические девайсы, и с визгом выскочили из комнаты. Гамми бежала и голосила:
- Маша! Это пришла Пиковая Дама! Щас нам всем настанет пипец!
В унисон ей орала Машка:
- Калинина!!! Я боюююсь!!!
А мы с Юлькой, обхватив руками животы выли от смеха.
Через полчаса у меня начались схватки, и меня увезли в роддом. Досмеялась. Юльку, правда, увезли туда через три дня. Наверное, ананасов пережрала.
В роддоме я ржать прекратила. Часа на четыре. Не до этого было. Зато потом я ещё два часа развлекала медперсонал рассказом про пользу гаданий и дырку в стене.
А когда меня с Андрюшкой выписали домой – стена в Машкиной комнате была абсолютно пуста. Конечно же, я не удержалась, и спросила:
- Машк, а как же Стас Михайлов и для тебя — цветочные поляны?
И, конечно же, Машка ответила:
- Иди в задницу. Вместе с Юлькой. Дуры старые.
Прошло десять лет…
По старой, давно заведённой традиции, укладывая сына спать, я десять минут сижу с ним на кровати, и рассказываю ему в темноте всякие байки из склепа. О том, каким он был, когда был маленьким, и всякое разное на эту же тему.
- Мам, - вдруг спросил меня сын, - а что ты чувствовала в тот день, когда я должен был родиться? Ну, ты волновалась? Ждала?
На секунду я задумалась, потом заржала, и ответила:
- Честно говоря, я ждала тебя на две недели позже. Но у меня же есть Юлька…
- Дальше можешь не расказывать. Я тебя люблю.
- Я тебя тоже.
- А тётя Юля – это чума-тётка… Ничо, что я так о ней?
- Ничо. Она не обидится.
- А ты мне завтра расскажешь, как Юлька выпила воду из стакана с бабкиной вставной челюстью?
- Ты же сто раз слышал.
- Ещё хочу.
- Расскажу. Спи.
- Сплю.
Я закрываю дверь в детскую, и улыбаюсь…
с)мама Стифлера
