Писатель Беседин: Петр Мамонов преображал мир вокруг себя

Пятнадцатое июля — день памяти Петра Николаевича Мамонова. Человека знакового и почитаемого очень разными людьми. Более чем заслуженно. Он был особенным, вне сомнения. Последняя пластинка Мамонова, которую я приобрел (она вышла уже после его смерти), называлась «Незнайка». Местами это авторская лирика, но преимущественно вольные интерпретации культового романа Николая Носова «Приключения Незнайки на Луне». Одного из моих любимейших, кстати. И вот тут думается (да?): Незнайка на Луне и Мамонов, очень разный, менявшийся на протяжение всей своей жизни кардинально — где связь между ними? А ведь роман Носова — это о покорении новых пространств, это об устремлении в космос. И конечно, это удивление от встречи с миром людей. Потому что те, кто повстречался Незнайке и Пончику на Луне, больше похожи на современных людей, чем Пилюлькин и Знайка. Лунная история — это сбывшаяся антиутопия, взгляд писателя в будущее. Солнечный город — это прямая отсылка к Кампанелле и, безусловно, утопический сюжет. Кто победил? Всё очевидно. Оглянитесь вокруг. Вот так и Пётр Мамонов оказался заброшен в мир людей. Посмотрел на них — и ошалел. Кто это? Что это? Почему так пресно и подленько они живут? Все эти его кривляния на сцене, как частенько называли их — это от понимания и непонимания одновременно. Ведь сам Мамомов, несомненно, видел, куда все идет. Его музыкальные альбомы более спокойны. И «Простые вещи», и «Крым» — это, несомненно, очень русские вещи. Они, мягко скажем, доступны, понятны не каждому. Здесь важно настроиться, чтобы понять. Тогда, к примеру, станет ясно, почему этот странный человек пел о голубе, который пил воду из луж. Помните, да? Я самый плохой, я хуже тебя Я самый ненужный, я гадость, я дрянь И-и… Я — серый голубь Я серый голубь Я самый плохой, я хуже тебя Я самый ненужный, я гадость, я дрянь Зато я умею летать! Сказал же в самом начале: это о возвышении и преодолении не только пространства, но и времени. Это о тех, кто попытался летать. Большая часть разбилась, но Мамонов уцелел. И это удивительная метаморфоза: из грязного алкоголика, асоциального типа, совершавшего действительно гадкие поступки, превратиться в православного христианина, которому верили, к которому прислушивались. Однажды кто-то сказал мне: да что тут удивительного в его преображении? Это просто старость! Ну, вроде Элиса Купера, который, чуть не сдохнув от алкоголя, обратился в христианство. Но то Запад, понимаете? Там ты можешь устраивать хоррор-шоу с гильотинами на сцене и реками крови, а по воскресеньям ходить в протестантскую церковь. В России, если ты настоящий художник, конечно, это так не работает. Ты должен верить истинно, ты должен делать и говорить всерьез. Мамонов, несомненно, был колоссальный художник. И по тому, согласно закону жанра, он спустился на самое дно ада. А после смог преобразиться. Точно Савл, по дороге в Дамаск ставший апостолом Павлом. Я уверен, что преображение Мамонова было выстраданным, истинным, возвышенным. Он шел к этому сознательно. Как художник Петр Николаевич, конечно, был максимально самобытен. Это хрестоматийная банальность, но это так, простите. «Человек есть стиль», — писал Вольтер, и с ним не поспоришь. Мамонов не только был внутренне свободен — он проявлял эту уникальную свободу в творчестве. Однако его подлинное величие заключалось в том, что он, во-первых, сделал эту свою свободу интересной для других, во-вторых, смог отстоять ее до конца. Так было, например, с культовым фильмом «Остров». В свое время я, как и многие, изумился этой картине. Смотрел ее два или три раза, что бывает со мной редко. Потом даже прочитал сценарий — и понял, что изначально, в основе своей, в задумке, это была, в общем-то, стандартная история. Именно Петр Мамонов со своим пониманием веры смог возвысить ее до чего-то большего, нежели просто рассказ об искуплении грехов прошлого и жизни монахов. То же самое он делал в своих театральных постановках. Выскажу странную мысль: мир вокруг Мамонова был мамоноцентричен — он умел вставать в центр этого мира и менять его своими действиями, словами, поступками. Это вообще очень по-русски, глубинно по-русски. Потому что русская традиция хилиастична: это преображение мира через идеал. Именно этим и был замечателен Петр Николаевич Мамонов: он преображал мир вокруг себя. Очень глубоко. И очень по-русски.