Не надгробный камень, но трагедия: сбывшиеся и несбывшиеся прогнозы о Чечне
РI представляет вниманию читателей рецензию виднейшего отечественного этнолога и политолога Сергея Маркедонова на выход на русском языке книги британского политолога Анатоля Ливена «Чечня: трагедия российской мощи. Первая чеченская война». (М.: Университет Дмитрия Пожарского. Русский фонд содействия образования и науке. 2019. 560 с.) Мы продолжаем знакомить отечественного читателя с консервативной и постлиберальной мыслью современного Запада, и в наших ближайших планах – большое интервью с профессором Ливеном по проблематике его исследований последнего времени.
Публикация книги Анатоля Ливена о Чечне на русском языке не может не вызывать к себе значительного интереса в силу многих причин.
Во-первых, все, что связано с историей Чеченской республики в постсоветский период по-прежнему, представляет, как академическую, так и практическую ценность. Значение того, что происходило в республике, начиная с 1991 года, вышло далеко за рамки отдельно взятого субъекта Российской Федерации или даже всего Северо-Кавказского региона.
Алексей Малашенко и Дмитрий Тренин справедливо утверждали, что две военные кампании в Чечне привели к «заметным сдвигам в российской политической жизни, оказали заметное влияние на межэтнические отношения» и на внешнюю политику страны[1].
К их оценке можно добавить, что «чеченский вызов» стал первым масштабным политическим испытанием для руководства новой России, обозначившей свой разрыв с Советским Союзом и активно продвигавшей свою собственную субъектность.
Говоря о дезинтеграции СССР, большая часть историков и политологов фокусируются на центробежных тенденциях «окраин» некогда единого государства. Между тем, решающую роль в этом процессе сыграли не столько республики Прибалтики или Закавказья, сколько РСФСР, чье руководство предпочло отказаться от «советского бремени» (причины этого – отдельная тема) и де-факто возглавило борьбу с союзной властью. В особенности в процессе и после принятия Декларации о государственном суверенитете от 12 июня 1990 года.
Таким образом, сама постсоветская Россия во многом возникла как сепаратистский проект, хотя данная риторика для ее легитимации и не использовалась. Сепаратизм был, если угодно, вмонтирован в фундамент постсоветской российской государственности. Говоря словами профессора Принстонского университета Стивена Коткина, «Россия унаследовала все, что вызвало распад Советского Союза, а также сам распад»[2].
И появление самопровозглашенной «Чеченской республики Ичкерия», а затем, и борьба с ней, стали важнейшими последствиями получения этого «наследия». События 1991 года в Грозном сломали «коммунистическо-антикоммунистический дискурс», в рамках которого именно властные институты представлялись, как главная угроза свободе, собственности и законности. Оказалось, что слабое государство может быть не меньшим вызовом для демократического развития, а хаос толкает граждан к поиску «сильной руки» и способствует укреплению патерналистских настроений намного больше, чем различные бюрократические инициативы. Совершенно прав был Альбер Камю, когда констатировал, что «никто никогда не будет свободен, пока существуют бедствия»[3]. А. Малашенко и Д. Тренин назвали вторую чеченскую кампанию «трамплином для Владимира Путина»[4]. Но правильнее было бы говорить не столько о фамилии главы государства, сколько об избранной им политической траектории. В случае с Путиным фактор «чеченского следа» в формировании того курса, который он избрал, невозможно переоценить.
Во-вторых, следует особо сказать об авторе книги. О Чечне писали многие и в России, и за ее пределами. Но Анатоль Ливен в ряду тех, кто обращался к северокавказской тематике, занимает особое место. До того, как сфокусироваться на чеченских сюжетах, он издал книгу о выходе прибалтийских республик из состава СССР[5]. Довольно закономерная, как нам кажется, траектория. В событиях на Северном Кавказе многие представители американского, британского и европейского экспертного сообщества видели логическое продолжение советского распада.
Книга Ливена с «говорящим заголовком» «Чечня: надгробный камень российской мощи»[6] увидела свет в 1998 году. Через год появилось второе ее издание, которое в переводе на русский пришло к российскому читателю спустя два десятилетия. Однако практически сразу же после публикации работы Ливена она стала важным историографическим фактом. Без нее невозможно себе представить работу историка, обращающегося к анализу событий на российском Кавказе в начале 1990-х годов.
Об авторской манере Анатоля Ливена следует сказать особо. В своей рецензии на книгу о Чечне профессор Колумбийского университета Роберт Легволд назвал его «удивительно талантливым писателем и прекрасным историком»[7]. В разные годы Ливен работал в таких известных западных изданиях, как «The Financial Times», «The Tines», «BBC». Но помимо журналистской работы он был экспертом в таких влиятельных «мозговых центрах», как Международный институт стратегических исследований, Институт мира, Фонд Карнеги. Его книги не являются в классическом смысле «research», то есть академическими работами, в которых выстраивалась бы четкая теоретико-методологическая основа, выдвигались бы научные гипотезы, которые бы доказывались в ходе проводимого исследования.
Ливен работает, скорее, как эссеист. Но его эссе основываются, как правило, на солидном полевом опыте. Это касается не только Чечни, но и Пакистана. При этом журналистские фрагменты книг, призванные доказать читателю знакомство автора с материалом из первых рук, перемежаются интересными обобщениями (с которыми, конечно, можно не соглашаться), историческими экскурсами.
Ливен – не простой хроникер и бытописатель. Он стремится обозначить нестандартные вопросы, представить широкую палитру доступных источников. Автор неплохо владеет методом «глубинного интервью», без которого непредставимы социологические и этнологические исследования. Анатоль Ливен, как автор, склонен к скептицизму. И если в 1990-х годах он сомневался в возможности России восстановить свою государственную мощь, то в 2000-х — ставил под сомнение адекватность и эффективность американской внешней политики, а также стратегической кооперации между США и Пакистаном[8].
В-третьих, разговор о книге Ливена сегодня — непростая головоломка. Второе издание его труда, напомню, увидело свет в 1999 году. С той поры много воды утекло. По справедливому замечанию профессора Джорджтаунского университета Чарльза Кинга, за время пребывания Владимира Путина на российском политическом Олимпе «автономистские и сепаратистские устремления смолкли»[9].
Еще более красноречивые оценки прозвучали из уст известного американского политолога украинского происхождения (не склонного к политическому «русофильству») Александра Мотыля: «Казалось, первая чеченская война (1994-1996 гг. стала, используя выражение Анатоля Ливена, «надгробным памятником русскому державному могуществу». Но вторая война, начавшаяся в 1999 году, свидетельствует о том, что суждения этого автора были, по меньшей мере, преждевременны. Что еще более важно, невзирая на всеобщее осуждение этого конфликта (эта оценка автора с головой выдает его западоцентричный взгляд — С.М.), он продемонстрировал, что русская армия способна участвовать в двух полномасштабных конфликтах подряд. Она, возможно, и не обнаруживает того рвения, с которым блок НАТО наводил порядок в Косово, но мобилизовать солдат и посылать их в бой ей вполне по силам. Никто из соседей России не смог бы тронуть чеченцев даже один раз. У большинства из них вообще нет армий, достойных упоминания, а Украина, располагающая значительными по численности вооруженными силами, почти наверняка провалилась бы с еще большим треском, чем русские в 1996 году»[10].
События февраля-марта 2014 года в Крыму сполна подтвердили правоту профессора Мотыля.
Как бы то ни было, а многие выводы Ливена от 1998-1999 гг. (и среди них самый главный — о «надгробном камне для российской мощи») не выдержали испытания временем. В настоящее время Чечня являет собой уникальный на постсоветском пространстве образец возвращения сецессионистского региона под контроль центра. И не просто возвращения, а превращения в своеобразную витрину образцовой лояльности. Заметим, без целенаправленных «этнических чисток» и полного изгнания сепаратистских лидеров, а посредством их частичного инкорпорирования во властные структуры Российского государства.
Вряд ли известного украинского политического деятеля Георгия Туку (в июле 2015 – апреле 2016 г. он находился в эпицентре конфликта в Донбассе, возглавляя Луганскую областную военно-гражданскую администрацию) можно отнести к поклонникам Владимира Путина и России в целом. Тем не менее в одном из своих интервью в июле 2017 года он констатировал: «Я довольно тщательно изучал опыт обеих чеченских войн. И, несмотря на все мои эмоциональные претензии к России, я должен признать тот факт, что с точки зрения своего государства они очень удачно завершили Вторую чеченскую войну. Слепили из Рамзана Кадырова образ “нового лидера чеченской нации”. Провозгласили сплошную амнистию. И в результате – они достигли мира»[11].
Естественно, рассмотрение программы «чеченизации» не должно создавать благостной картинки. Оборотной ее стороной является жесткая персонификация власти и отношений между республикой и Москвой, которые порой внешне выглядят как личная уния. Серьезной проблемой является управленческий партикуляризм, расширительная трактовка того, что понимается под антиэкстремистской борьбой и сложности с соблюдениями гуманитарных прав, которые не раз становились предметом коллизий между центром и Грозным.
Однако нельзя не учитывать, что данный режим сформирован по итогам двух жестких военных конфликтов и, несмотря на определенные издержки, гарантирует стабильность и лояльность центру.
Но в контексте выхода книги Ливена на русском языке важно то, что автор через много лет готов признать собственные промахи. Так в интервью порталу «Eurasia Daily» (оно вошло в русское издание как приложение) он открыто говорит: «Честно говоря, уже много лет, и сейчас тоже, я глубоко сожалею по поводу этого подзаголовка. Мне навязали его издатели, но тогда мне следовало более упорно сопротивляться этому. Конечно, книга о Чечне была написана в момент очень глубокого спада в недавней истории России — фактически одного из самых глубоких спадов во всей российской истории. Тогда я был ошеломлен поражением российской армии в первой войне в Чечне. Но с тех пор, конечно же, мощь России очень существенно восстановилась»[12].
Из других работ Ливена, написанных в более поздний, чем 1998-1999 гг., период, мы видим эволюцию его подхода. Так будучи специально приглашенным в республику для написания шестой главы «Чечня и законы войны» в книге «Время Юга» (она увидела свет в 2003 году), он сделал следующие выводы: «Чечня, признанная международным сообществом неотъемлемой составной частью российской территории, восстала против верховной власти. Государства всегда подавляли (и до сих пор подавляют) силой оружия вооруженные сепаратистские поползновения своих субъектов. Напротив, лишь в очень редких случаях той или иной территории удавалось отделиться от суверенного государства мирным путем. Как правило, Соединенные Штаты, когда речь шла об их собственной территории или о территории их союзников, поддерживали международно признанные многонациональные государства в их борьбе с сепаратизмом, таким, например, как движение курдов за отделение от Турции. После предоставления Чечне фактической самостоятельности в 1996 году тамошнее правительство оказалось не в силах удерживать ситуацию под контролем. По республике и по Северному Кавказу в целом прокатилась волна похищений и других преступлений в отношении российских граждан, в Чечне укрепили позиции силы, публично выступавшие за развязывание религиозной войны против России и за дальнейшее расчленение российской территории. Даже если оставить в стороне спорное утверждение о том, что Чечня является оплотом терроризма, факт остается фактом: в августе 1999 г. эти силы спровоцировали широкомасштабное вооруженное вторжение из Чечни в Дагестан, которое стоило жизни 270 российским солдатам и сотням дагестанских милиционеров и мирных жителей»[13].
Но факт остается фактом. Книга перед глазами читателя. И в ней многих поздних оценок Ливена нет, хотя в приложении, как сказано выше, имеются его признания собственных ошибок. Однако, как говорит русская мудрость, «что написан пером, не вырубишь топором». И появляется прекрасная возможность увидеть, какие оценки 1999 года, оказались неверными.
Надо отдать должное автору. Не всякий ученый способен признать свои просчеты и тем более, открыть их широкой публике, не пытаясь постфактум снабдить свой вчерашний труд сегодняшними купюрами. Впрочем, критические оценки работы Ливена важны не сами по себе, а как приглашение к продуктивной дискуссии. Тем более сам автор не исключил, что, в ближайшем будущем не исключено его повторное обращение к чеченской теме уже в свете новых обстоятельств.
Какие же тезисы известного журналиста, историка и политолога привели его в итоге к поспешным выводам?
Пересказывать книгу размером в 500 страниц вряд ли имеет практический смысл. Намного важнее обозначить основные построения автора, которые требуют, как минимум, значительной коррекции.
Таковых, как нам кажется, два.
Первое — это своеобразная «примордиадизация» и конфликта в Чечне, и взаимоотношений чеченского народа с российским государством. Автор обращается ко временам Кавказской войны и имамата Шамиля, говорит о многовековой конфронтации и депортациях, хотя чеченский сепаратизм новейшего времени, в первую очередь, стал ситуативной реакцией на возникший в тогда еще общем союзном государстве вакуум власти.
Кто были лидеры сепаратистов начала 1990-х гг.? Советский генерал Джохар Дудаев, делавший блестящую карьеру в рядах вооруженных сил СССР, или выросшие в стенах Чечено-Ингушского университета интеллектуалы (учителями которых был профессор Виталий Виноградов, автор концепции «добровольного вхождения Чечни в состав России»). Таким образом, чеченский сепаратизм не имел каких-либо серьезных идеологических «корней».
В отличие от армянского, украинского, прибалтийского или грузинского националистического движения, у чеченских ситуативных сепаратистов не было своих разработанных доктрин, проектов, поддержки из-за рубежа. Сепаратизм в Чечне стал попыткой определить и организовать «свое пространство» в условиях политического хаоса. Показательно даже, что Конституция «первой Ичкерии» (1991-1994 гг.) была творческой переработкой Основного Закона Литвы!
Переоценивать исторические предпосылки якобы «укорененного» чеченского сепаратизма не следует. Чеченцы вовсе не были и не являются «самым неудобным» или «роковым народом», а Чечня – территорией фатально более «проблемной», чем тот же Дагестан или Тува. В конце концов, многие территории РФ имеют свои исторические «скелеты в шкафу». При желании можно доказать исторические права на отделение казачьих областей от Центра России. Другой вопрос, принесет ли это мир и процветание потенциальным самопровозглашенным территориям. Но в условиях конца 1980—начала 1990-х гг. не столько образы имама Шамиля или Байсунгура Беноевского, сколько крах советского агропрома (обеспечивавшего трудоизбыточное население северокавказских республик работой) способствовал политизации Чечни.
Сразу оговорюсь, многие «структуры повседневности» позднесоветской Чечено-Ингушетии, а также социальные тренды (демографический бум, и как следствие, трудоизбытность), персональные характеристики ключевых фигурантов событий 1990-х гг. (от Джохара Дудаева до Руслана Хасбулатова) Ливеном описаны выпукло и точно. Но, несмотря на все это, он, как и многие другие западные авторы, следует широко распространенным представлениям о «вековом характере» российско-чеченской конфронтации.
Третья часть книги называется «Победа чеченцев». Но разве чеченцы в 1990-х гг. (как, впрочем, и раньше) представляли собой некий единый военно-политический организм? Ведь сам Ливен в книге говорит, что при Дудаеве в Чечне не возникло хорошо организованного государства. Казалось бы, отсюда всего один шаг до вывода о том, что конфликт в республике не сводился исключительно к формату Грозный-Москва. Среди чеченцев были и те, кто воевал на стороне России не только в 1999, но и в 1994 году.
Линии противостояния также проходили и между Дудаевым и Городским советом Грозного, Дудаевым и Доку Завгаевым, сторонниками светской республики и исламистами, защитниками идеалов суфийского ислама и т.н. «ваххабитами». И кровь в Чечне в течение всех 1990-х гг. проливалась не только в столкновениях «федералов» и «боевиков». Свои «внутричеченские» разломы также объективно работали против сепаратистской идеи и сецессии как ее практического инструмента.
В отличие от Абхазии или Нагорного Карабаха чеченские лидеры не смогли консолидировать народ вокруг идеи самостоятельного государства. Не удалось избежать (также в отличие от абхазского или карабахского казусов) и вооруженного внутреннего противоборства и внутричеченского «сепаратизма» (так был назван в начале 1990-х гг Надтеречный район). Отсюда и массовый отъезд чеченцев из Чечни, т.е. из собственного «национального очага» во внутренние регионы России. Ситуация, которую не представишь в случае Нагорного Карабаха и Азербайджана, Абхазии и Грузии.
Да и Россия при всех имевшихся издержках на протяжении 1990-х гг. не перестала восприниматься в Чечне, как «своя» страна». Ичкерия в двух своих изданиях не предоставила своим непризнанным гражданам ни возможностей для карьерного роста, ни понятных «правил игры», ни хотя бы минимума внутриполитической стабильности. Что не в меньшей степени, чем российская военная сила, предопределило возможность сохранения республики в составе РФ. Таким образом, вторая причина для итоговых поспешных выводов — это недостаточная нюансировка самого конфликта и недооценка множества нитей, связывающих Чечню и Россию.
И тем не менее, ряд наблюдений и выводов Ливена и сегодня чрезвычайно актуальны, как в академическом, так и в практическом плане. И данный тезис — не дань корректности рецензента. Автор показал, что проблема Чечни выходит за рамки собственно региональной повестки дня. С его точки зрения, причинами Хасавюртовского позора 1996 года стали не только оперативно-тактические ошибки военных, но и ряд системных для государства проблем (отсутствие должной мотивации, этического кодекса служилого человека, дефицит законности, а «дедовщина» и неуставные отношения — частный случай провалившегося правопорядка).
Не менее важным стало заключение Ливена о том, что чеченский национализм (равно как и любой другой национализм «окраин») не лечится с помощью русского этнонационализма, в особенности тогда, когда само это течение не способно создать привлекательную и адекватную времени программу и привлечь необходимые ресурсы, став вместо этого де-факто музеем исторической памяти. Ливеновский анализ неоказачьего движения на Северном Кавказе и на Юге России в целом и сегодня – прекрасное пособие для тех, кто стремится к фиксации на правовой основе особых «государствообразующих функций» для русского большинства, закрывая глаза на очевидные сложности при собирании исторической России и необходимость укрепления общей для «всех сущих в ней язык» надэтнической идентичности.
Таким образом, труд Ливена, увидевший свет в нашей стране только в 2019 году, стал своеобразным приветом из турбулентного прошлого. Он полезен не только как живое свидетельство тогдашних чеченских реалий и важный историографический факт, но и как фиксация представлений одного из лучших представителей западного экспертного сообщества о России и ее проблемах. И что особенно важно, человека, готового к рефлексии относительно собственных просчетов.
[1] Малашенко А.В., Тренин Д.В. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России / Моск. Центр Карнеги. — М.: Гендальф, 2002. –С.6.
[2] Kotkin S. Armageddon Averted: The Soviet Collapse, 1970-2000. Oxford University Press. 2008. P. 235
[3] Цит. по: Камю А. Чума. М.: АСT. 2017. С. 17.
[4] Малашенко А.В., Тренин Д.В. Указ. соч. С. 6
[5] Lieven A. The Baltic Revolution. Estonia, Latvia, Lithuania and the Path to Independence. Yale University Press. 1993. 496 p.
[6] Lieven A. Chechnya: Tombstone of Russian Power. New Haven and London.: Yale University Press, 1998. 436 p.
[7] Legvold R. Chechnya: Tombstone of Russian Power (capsule review) // Foreign Affairs. 1998. May/June https://www.foreignaffairs.com/reviews/capsule-review/1998-05-01/chechnya-tombstone-russian-power
[8] Lieven A America Right or Wrong: An Anatomy of American Nationalism. Oxford University Press. 2004. 288 p.
Lieven A. Pakistan: A Hard Country. Public Affairs. 2011. 529 p.
[9] Кing Ch. The Ghost of Fгееdоm. А History of the Caucasus. Oxford University Press, 2008. P. 271.
[10] Motyl A. Imperial Ends: The Decay, Collapse, and Revival of Empires. New York: Columbia University Press, 2001. P.165.
[11] Цит. по: «Хотя бы как в Чечне» //Обозреватель. 2017.- 10 июля // https://www.obozrevatel.com/crime/75384-hotya-byi-kak-v-chechne-tuka-nazval-prichinyi-dlya-amnistii-terroristov-ldnr.htm
[12] Цит. по: Ливен А. Чечня: трагедия российской мощи. Первая чеченская война. М.: Университет Дмитрия Пожарского. Русский фонд содействия образования и науке. 2019. С. 497.
[13] Цит. по: Ливен А. Чечня и законы войны // Малашенко А.В., Тренин Д.В. Указ. соч. С. 233.
_______________________
Наш проект можно поддержать.