Мама, не навреди
Эксперты рассказали, как помочь подростку выбрать профессию.
Катя мечтала о творчестве, но родные сказали, что им нужен финансист с высшим образованием. Ира хотела стать психологом, но боится сдавать биологию.
А Тёме папа сказал: «Решай сам, в какой вуз поступать». Только вот он вообще никуда не хочет, и мысль о том, что через год уже ЕГЭ, вызывает у него ужас и одновременно тоску. Проблема выбора будущей профессии — наиострейшая для наших детей.
В современных реалиях подростки совсем растерялись, и взрослым нужно им помочь.
Как это правильно сделать, чтобы не навредить ребенку и не запутать его, разбирался «МК».
Такие разные стратегии
— При выборе профессии у родителей бывают разные стратегии, — рассказывает специалист по профориентации детей и взрослых Оксана Бобрышева. — Первая — «Выбирай сам». Мол, вот тебе год, подумай, реши и потом приди и скажи. Такая стратегия вводит ребенка в страшнейшую фрустрацию, перед ним встают муки выбора, однако родители полностью открыты к этому самому выбору ребенка. Более участливые родители придерживаются другой стратегии: они ходят вместе с ребенком по вузам, изучают с ним разные профессии. Эти два варианта — наиболее экологичные.
Но есть и другие стратегии. Например, есть родители, которые точно знают, что сейчас, к примеру, востребованы айтишники, и, хотя ребенок этого не хочет, решают за него, не учитывая его мнения. А иногда в этом случае подросток и сам не настаивает на чем-то другом, считая: «Родитель взрослый — ему виднее».
Четвертый вариант — это династическая история. Дети из династических семей либо говорят: «У меня все предопределено» — и идут по родительской колее, либо действуют в противовес: «Вы все были учителями, а я буду дизайнером».
Каждый родитель выбирает свой вариант участия в выборе ребенком профессии, но какой лучше, а какой — опаснее? Об этом расскажут истории наших героев.
Родителей не слушала
Марина из Севастополя — успешный фотограф, снимает свадьбы и делает фотосессии по всему миру. И кто бы мог подумать, что в старших классах Марина даже не представляла, какую выбрать профессию. В итоге выбор пал на институт физкультуры, куда она и поступила.
— Я была уже студенткой, когда заинтересовалась фотографией, — рассказывает Марина. — К нам в город приехал мой дядя с Дальнего Востока, который всю жизнь увлекается фотографией. Он так зажигательно и увлеченно рассказывал о своем хобби, что я подумала: «А не попробовать ли и мне тоже?» Записалась на курсы фотографии, но у меня не было профессиональной камеры. Я попросила папу одолжить денег на зеркалку, однако он отказался. Сказал: «На такую ерунду не дам, это все несерьезно».
Марина нашла деньги, окончила курсы, стала фотографировать, появились заказы. Оказалось, что у нее талант, она выиграла профессиональный конкурс на лучшую фотоработу, постепенно вошла в топ лучших фотографов своего региона.
— Помню, когда я еще была студенткой и мы с мамой гостили у ее тети, та говорила ей про мое увлечение фотографией: «Люда, отговори дочку от этих глупостей. Девочке нужна стабильная, серьезная профессия. Пусть окончит вуз и идет в школу учителем физкультуры. Без работы никогда не останется».
Марина никого не послушала. Сейчас она хорошо зарабатывает, купила квартиру и просто счастлива, потому что знает, что фотография — ее призвание и судьба. Марине повезло с характером, но не все могут противостоять родителям.
Потерянное время
Екатерина из Чебоксар в детстве была творческой девочкой. Пела, танцевала, ей нравилась общественная работа. Но родители решили другое: «Пусть хоть у кого-то в нашей семье будет высшее образование. Ты должна поступить в вуз и выучиться на юриста или экономиста».
— Чем бы творческим я ни занималась — будь то танцы, рукоделие, пение, — родители неизменно давали мне понять, что это ерунда, и сводили мое увлечение на уровень хобби. От этого я и сама теряла веру, не воспринимала эти занятия серьезно, — признается Катя.
Она действительно окончила вуз по специальности финансы и кредит. Работала в банке, в финансовых компаниях. И постоянно чувствовала, что это не ее, скучно, неинтересно.
— Только после замужества я рискнула сменить профессию. Супруг меня поддержал и сказал: «Выбирай что хочешь», — вспоминает Катя. — И тут меня начало бросать от одного к другому: курсы парикмахеров, ландшафтный дизайн, фотография… И вот, представляешь, мне 34 года, и только сейчас я наконец поняла свое призвание. Поскольку мне нравится общаться с людьми, я веду соцсети и работаю коучем. Теперь, спустя годы, я понимаю, сколько времени потеряла, послушав тогда родителей и много лет потратив на учебу по нелюбимой специальности и работе по нелюбимой профессии. А ведь я могла определиться еще в старших классах, причем тогда у меня это получилось бы гораздо быстрее, ведь в те годы я очень быстро понимала: мое или не мое.
У Екатерины двое маленьких детей, и она уверена, что не повторит ошибку своих родителей.
— Мы с мужем решили, что дадим детям полную свободу выбора. Хочешь стать парикмахером? Инженером? Пожарным? Да пожалуйста, главное — лишь бы дело было в радость.
— Родитель может очень серьезно помешать ребенку своим настойчивым отношением к выбору им профессии без учета его особенностей, — говорит психолог, специалист по работе с подростками Симона Филимонова. — Каждый человек индивидуален. И даже если речь идет о семейной династии, то кому-то подходит семейное дело, а кому-то — нет. Да, если ребенок растет в творческой среде — например, в семье артистов, музыкантов или художников, он скорее пойдет по стопам родителей, но даже в таких случаях бывает, что ребенок не может или не хочет вписаться в эти узкие правила.
Поющий пилот
Актер музыкального театра, участник проекта «Голос. Дети» — послужной список 19-летнего Артема можно было бы продолжать. Родители-музыканты даже и подумать не могли, что однажды их десятилетний сын честно признается в его большой любви к авиации. Взрослые внимательно его выслушали, поняли и приняли его решение.
— Приняли, но не сразу! — уточняет мама Артема, педагог по вокалу Юлия. — К своей мечте Артем шел долго, лет с пяти. Однажды мы привезли сына в аэропорт «Шереметьево», откуда хорошо были видны взлеты и посадки самолетов. С этого все и началось: это зрелище так сильно увлекло малыша, что он попросил записать его в кружок авиамоделирования. Дальше — больше: Артем захотел сам ощутить себя в кресле пилота. Но для этого ведь мало одного желания. Это и интенсивные тренировки, физнагрузки, это и отличные знания в области физики, математики и английского языка.
Театр и различные музыкальные проекты отнимали много времени. На подготовку к поступлению в авиационное учебное учреждение времени оставалось мало. И тогда Артем принял непростое решение оставить музыку и театр и целиком посвятить себя поступлению.
— Экзамены он сдал блестяще, физнормативы — тоже. Но председатель учебной комиссии был поражен тем послужным творческим списком абитуриента, который прочитал, — говорит Юлия. — Артем спел, и на следующий день о нем уже знало все Краснокутское летное училище.
— А как это произошло?
— Когда сын сдал все нормативы на поле в летном училище (после чего, кстати, отсеялось очень много ребят), человек, который эти нормативы принимал, сказал ему: «Вот ты указал, что в «Голос. Дети» участвовал, а можешь прямо сейчас что-нибудь спеть? И сын прямо там, на поле, выдал «My Way» Френка Синатры. Все вокруг захлопали.
Сейчас Артем оканчивает первый курс ККЛУГА и уже совершает полеты. Профессия пилот гражданской авиации звучит красиво и гордо, но за этим кроется высокая ответственность, стрессоустойчивость, глубокие знания в области техники.
— Артем говорит нам, что учебный процесс сложный, но очень интересный, — делится мама. — Кстати, в училище очень активная творческая жизнь: концерты, конкурсы. Недавно он принимал участие в музыкальном фестивале в Ульяновске, где выступали студенты авиационных вузов и колледжей со всей страны — пилоты, диспетчеры…
На вопрос, как он все успевает — и учиться, и петь, и выступать, и шашлыки с друзьями жарить по выходным, парень отвечает словами из знаменитой песни: «Потому, потому что мы — пилоты!..»
Случай с Артемом, конечно, редкий. Родители-музыканты поступили разумно, и в итоге ребенок реализовался сразу в двух областях. Но гораздо чаще взрослые насильно заставляют ребенка идти по их стопам, тем самым ломая их судьбы. Или просто навязывают им свою картину мира. А ведь реалии — совсем не те, что были даже одно поколение назад.
Не навреди
— Меняются отношения между детьми и родителями, — объясняет доктор психологических наук, академик РАО Александр Асмолов. — Родители иногда хотят, чтобы дети достигли того, чего им не удалось достичь, — этот комплекс сегодня также является моментом, который приводит к принятию рискованных решений. А между тем в выборе детей и подростков все более участвует детская субкультура, а не взрослая. Они ориентируются на то, что прежде всего ценно для их сверстников. Дети говорят: «Вы никогда не жили в этом мире. Как вы можете нас учить?»
Как поясняет эксперт, одна из тяжелейших проблем родителей — «вузоцентризм». Взрослые почему-то считают, что после школы их чадо непременно должно поступить в высшее учебное заведение. Однако, как отмечает Асмолов (и с ним согласны многие коллеги), реализоваться и достичь успеха можно и после среднего специального образования, и этот формат сейчас в мире весьма распространен.
— Может получиться так, что ребенку лучше идти в колледж, а не в институт — по способностям и даже по желанию самого ребенка, — поясняет психолог Симона Филимонова. — И это может быть более перспективно для ребенка в будущем. Я знаю случаи, когда родители настаивали: «В институт — и точка!». А подросток сейчас просто не способен. Может быть, через несколько лет он пойдет в вуз и будет там успешен, но не сейчас. И такой настойчивостью можно навредить — толкая ребенка в вуз, где ему будет неинтересно, неприятно, сложно.
Не хватило смелости
Иногда препятствие сидит внутри самого подростка. Найти профессию мечты мало — важно еще поверить, что у тебя все получится, и иметь смелость.
— Год назад я работала с девочкой из Ставропольского края. Она была в абсолютной прострации, не знала, куда идти, — рассказывает Оксана Бобрышева. — Мы исследовали ее интересы, ее сильные стороны и укрепили ее представления о себе. И на этом пути у нее было много озарений. Например, что она умная. У нее высокие результаты в учебе, но она всегда почему-то считала, что какая-то ее подружка — умнее, а она — «средняя». Кроме того, оказалось, что она обожает рисовать вымышленных героев, несуществующих людей, разные образы. Она доставала их, показывала мне — отличные рисунки, при этом я увидела, как ее энергия меняется. Так мы пришли к профессии иллюстратора, связанного с созданием видеоигр. Это было как раз на стыке ее интересов. Потому что игры она тоже любит. Но вот ее окружение… Например, ее бабушка была товароведом, и в представлении бабушки, составленном еще в 70–80-х годах прошлого века, товаровед — это очень хорошая и престижная профессия, ведь это доступ к продуктам… В общем, энергия девочки — это профессия иллюстратора, а бытность — это товаровед, «хорошая профессия». При этом она призналась, что при поступлении в вуз не хочет уезжать из семьи, а вузов, которые обучали бы на иллюстраторов, в их регионе нет — это надо ехать в Ростов или Краснодар, к чему она не готова. То есть профессия фактически на ладони, она зажигает человека, а он говорит: «Как же я уеду из семьи, от родителей?» В таком случае я говорю, что «профориентация сломалась». Сейчас, насколько я знаю, эта девочка собралась поступать в экономический вуз на менеджмент. Но это не значит, что что-то не получилось. Ты вектор ребенку прорисовал, бытийность — другая, но вектор меняется, все мы находимся в пути. Возможно, позже она придет к своему призванию.
Другая история, рассказанная Оксаной, еще более типична. Старшеклассница — спортивная чемпионка, вся ее семья из этой среды, и ее с раннего детства водили на тренировки, нацеливая именно на спорт высоких достижений.
— Вся жизнь была вокруг этого построена, и вот в 15–16 лет ее стало от спорта отворачивать, — рассказывает Оксана Бобрышева. — Этой девочке была открыта дорога в любой спортивный вуз, но она поняла, что хочет учиться на психолога. И тут на ее пути встает ЕГЭ по биологии, который обязателен для поступления в такой вуз. Она говорит: «Я не сдам». Все разговоры по поводу того, что «у тебя есть год, ты можешь подготовиться» не помогли. В представлении ребенка подготовиться к экзамену по биологии — это задача не сложная, а суперсложная. То есть она сама себе эту дорогу закрыла. Сегодня Ира — студентка спортивного вуза.
— А на ваш взгляд, подготовиться за год было реально?
— Вполне! Если найти хорошего репетитора и заниматься… Но тут должна быть еще и готовность родителей инвестировать. То есть это деньги, поддержка родителей и время ребенка, которое для этого нужно освободить в ущерб спорту. В этом случае, конечно, она бы сдала! Тем более что при всех минусах ЕГЭ у него есть большой плюс — там правила заданы, на пути у тебя нет никаких сюрпризов. Единый госэкзамен всех уравнял, условия прозрачны. Эта ситуация мне запомнилась потому, что, имея время и голову на плечах, девочка сама заузила себе рамки. Имея выбор, через год она бы с ним осталась, а может быть, даже расширила себе количество вариантов.
Передумала? Нормально!
Специалисты отмечают, что одна из ошибок родителей при взгляде на будущее ребенка в том, что любое первое его желание они воспринимают как единственное. А между тем любой человек, а тем более подросток, имеет полное право свое решение поменять. Даже если потрачены родительские деньги или, как сейчас говорят, «инвестиции» в чадо.
С пяти лет Соня твердила родителям, что будет врачом. Нет, она, конечно, ходила еще и на танцы, и на музыку, но с профессией определилась сразу. В пятом классе поступила в престижную гимназию в профильный медицинский класс.
Девочка бредила медициной: на практических занятиях умело делала перевязки, мерила домашним давление, по биологии приносила одни «пятерки». Родители, бабушки, дедушки с гордостью приговаривали: «Ну всё, будет в семье свой доктор». После восьмого класса — новый успех: Соня прошла отбор на летние бесплатные курсы в медуниверситет. Ездила на занятия в жару через всю Москву, по вечерам с восторгом рассказывала домашним, чему их научили. А в конце лета объявила: «Врачом быть не хочу». Родители были в шоке. Бабушки и дедушки попадали в обморок.
— То, что медицина — не мое, я поняла, как только пришла на курсы и окунулась в эту среду с головой, — поясняет «МК» Соня. — Мне там было очень интересно, но как только я увидела горящие глаза согруппников, сразу все поняла. Медицина для них — всё, они ею живут. А я — нет. Я еще и музыкой увлекаюсь и вообще люблю быть на виду.
Соня призналась, что если бы у нее были две жизни, одну из них она обязательно посвятила бы медицине. Но не единственную. Так в девятом классе перед девочкой и встала серьезная проблема: куда теперь идти?
— Я стала посещать дополнительные уроки обществознания, поскольку это показалось мне наиболее близким, — говорит Соня. — Политика, законы, отношения людей — это оказалось интересно. Моя мама — журналист, она посоветовала мне читать сайты, для которых она пишет. Сказала: «Может быть, ты захочешь работать в СМИ». Я стала читать, и тут меня жутко заинтересовали криминальные очерки, статьи про судебные процессы и происшествия. И я поняла, что хочу быть адвокатом по криминальным делам. И выступать перед публикой есть возможность, и с людьми общаться, да и с медициной это немножко связано, ведь адвокаты общаются с судмедэкспертами и врачами. И я уже готовлюсь в юридический вуз! — с горящими глазами рассказывает Соня.
Новые реалии
— Сейчас пришло новое время. По прогнозам аналитиков, 50% профессий из тех, что будут существовать через 10 лет, нам еще неизвестны, объясняет психолог Евгений Левин. — Например, в начале нулевых мы с вами не знали, кто такой таргетолог или эксперт по крипте. В то же время некоторые модные сейчас специальности потеряют свою актуальность. Да и сам жизненный ритм стал в несколько раз быстрее, горизонт планирования сузился, и схемы старших поколений, по которым мы с вами привыкли жить, не работают. Уже нельзя сказать ребенку: «Выбирай такую-то профессию — и она принесет тебе стабильную обеспеченную жизнь». Работать чиновником — не гарантия стабильности, работать юристом или учителем — тоже. Многие, кстати, теперь видят стабильность именно в удаленке и формате фриланса, когда ты не зависишь от конкретного работодателя. Но, опять же, тут надо учитывать психотип ребенка. Не каждый человек может работать дома, где море отвлекающих факторов и, с другой стороны, есть риск уйти в трудоголизм, когда от тебя требуют быть на связи 24 часа в сутки и твой рабочий день растягивается на столько же. Некоторым людям нужно непременно находиться в большом коллективе, причем с девяти до шести — их это мобилизует и держит в постоянном тонусе.
— Как эту склонность может определить родитель?
— Очень просто. Понаблюдайте, в какие игры предпочитает играть ребенок и вообще чем заниматься. Если, например, он любит рисовать, то как ему удобнее это делать? Наедине с собой, чтобы никто не отвлекал, или в изостудии, в которую он с радостью бежит, чтобы и порисовать, и с ребятами пообщаться? Также стоит обратить внимание на то, как у малыша с самоорганизацией. Например, есть дети, которые от природы очень легко придерживаются установленных правил и режима. Проснулся, кровать застелил, зубы почистил и пошел играть в игрушки. Малышу другого склада для этого нужен постоянный контроль и напоминания со стороны взрослых.
В вуз — с мамой
Как же помочь ребенку выбрать профессию?
— Расширяя его кругозор и с дошкольного возраста давая ему возможность пробовать себя в различных сферах, — поясняет Симона Филимонова. — В более старшем возрасте можно вместе посетить какие-то вузы, старшеклассник не всегда может сам поехать в университет и все узнать. А ведь ощутить себя в стенах вуза, посмотреть расписание, пообщаться со студентами — это всегда полезно. Плюс — путешествия, совместные обсуждения, изучение различных сайтов. Но помогать надо, не настаивая и не давя!
Почему еще нужно помогать ребенку определиться с профессией, а не оставлять его один на один со стрессовым выбором? Да потому что некоторых нюансов и подводных камней он просто может не видеть.
— Одна 10-классница мне говорила: «Я хотела бы связать свою жизнь с помощью людям или животным — бедным, несчастным». Но в процессе общения мы с ней выяснили, что у нее очень высокий компонент эстетического восприятия, — рассказывает Симона. — С ним она не сможет заниматься бомжами или больными людьми. Она никогда об этом не задумывалась и, осознав, очень удивилась.
— А что это значит — «компонент эстетического восприятия»?
— Когда подросток говорит «хочу быть благотворителем», возможно, он действительно уже несколько лет помогает собачкам и кошечкам в приюте — покупает корм, приходит и гладит их. Но если его эстетический компонент слишком высок, он не сможет убирать за теми же животными какашки. А между тем нужно полностью осознавать, что если ты идешь в эту сферу именно как в профессию, то тебе придется делать в том числе и грязную работу. То же самое и с бомжами. В этом деле необходима физическая помощь: кормить, мыть и так далее. Даже руководители фондов сталкиваются с этой стороной работы, ее никак не избежать.
— И что же решила эта девочка?
— У нее впереди еще год, пока она остановилась на профессии PR-менеджера. Вообще же это хорошо, когда подросток уже сам определился с тем, чего он хочет, и остается лишь совместить его желание с возможностями. Сейчас, кстати, профессиональный спектр расширился, четких профессий не так много. Бывает различная многозадачность.
Осторожно: шарлатаны
Тёма, которого папа поставил в тупик заявлением «Выбирай вуз сам», живет в Москве, здесь много контор, помогающих с профориентацией. К такому «специалисту» и отправила его школьный учитель. Мальчик два часа заполнял тесты, после чего компьютер распечатал ему ответ: «Подходящие профессии: медсестра, сиделка — 70%, полицейский — 40%, ветеринар — 40%».
— Про ветеринара мне выдали, наверное, из-за того, что я указал, что люблю собак, — рассуждает подросток. — Почему мое призвание сиделка — я вообще не понял. От того, что люблю общаться с людьми и проявлять сочувствие? В любом случае всё, что мне предложили, это последнее, чем я хотел бы заниматься.
И психологи, и специалисты, занимающиеся профориентацией, признают: сейчас рынок этих услуг наполнен шарлатанами и дилетантами и найти хорошего специалиста сложно. Старые тесты по профориентации уже не работают, причем по одним только тестам определить склонность ребенка к той или иной профессии вообще нельзя. Этот процесс — деликатный, обширный и глубокий.
— Есть, например, классификация Климова «человек-природа-человек», и по этой классификации эколог и ветеринар — это профессии, которые обе относятся к сфере «человек-природа», — рассказывает Симона Филимонова.— Но эколог и ветеринар — это разные образовательные учреждения, абсолютно разные профессии. Или, допустим, какое-нибудь профориентационное мероприятие может показать, что и эколог, и ветеринар подходит этому подростку, а если еще сфера «человек» подойдет, и там добавятся, например, профессии парикмахер, педагог и секретарь — то, естественно, в голове у ребенка возникнет каша. И получится: пошли профориентироваться, а в результате только запутались.
Или, например, по другой классификации, юрист и культуролог — совершенно разные, казалось бы, профессии — объединены тем, что они «гуманитарные». Для их представителей может быть один и тот же набор интеллектуальных и личностных показателей: доброжелательность, умение устанавливать контакт, дипломатичность, широкий кругозор, умение выделять важное и так далее. А для профессий экономист и программист одинаково важна способность к физико-математическим наукам. Так вот тестирование может показать несколько профессий — например экономист, программист и что-то еще. И для подростка, который пришел, прошел тесты и получил этот листочек, возникнет еще больше неопределенности. Профориентация более глубинная направлена как раз на диагностику способностей — интеллектуальных, характерологических, личностных и, может, даже физических. В итоге на выходе получается даже не профессия, а направление или список каких-то предметов, которые ребенку рекомендуется изучать.
Дети — в сложнейшей ситуации
— В ситуации все больших вызовов в мире, сложностей, неопределенностей и разнообразия меняются и ориентировки в будущем, — констатирует профессор Асмолов. — В связи с этим классические профориентационные схемы, которые сегодня есть, не работают. Это схемы тяжелого риска и для детей, и для родителей. Когда я думаю об этом, я сразу вспоминаю кандидатскую диссертацию, которая легла мне на стол в советские годы. Она называлась «Профориентация к шахтерским профессиям в старших группах детского сада». Это могло бы быть шуткой, но нет: это было реальное исследование… Профориентации в школьной жизни сейчас — это очень большой риск. Сегодня он достиг апогея. Например, то, чему учат студентов в техническом вузе на первом курсе, к четвертому курсу оказывается неактуальным: ситуация так быстро меняется, что многие полученные ими знания требуют серьезного, как сейчас говорят, апгрейда. Иными словами, и учителям, и преподавателям высшей школы приходится учить тому, что им самим еще не знакомо… Лучше, чтобы от профориентации все уходили к мягким пробам, связанным с профессиональным самоопределением. Не дай Бог, чтобы выбор профориентации подтолкнул ученика к узкоколейке на его жизненном пути.
Александр Асмолов считает, что методы проектирования и другие методы в школе должны вести к развитию универсальных учебных действий (этот термин введен во ФГОС), критического мышления.
— Для человека главное — найти путь его саморазвития, самореализации. Эти моменты становятся все более ценностными в современном мире.
Фото: pixabay.com
Анна Белова
The post Мама, не навреди first appeared on Новый Взгляд.