Дело «баронессы де Сталь»
Полностью сообщение агентства выглядело так: «В связи с появившимися во французской печати утверждениями, будто группа лиц разной национальности, арестованная в Париже по обвинению в шпионаже, занималась таковым в пользу СССР, ТАСС уполномочен заявить со всей категоричностью, что эти утверждения являются ни на чём не основанным клеветническим вымыслом».
«Бацилла большевизма»
Всего за день до этого на заседании политбюро ЦК ВКП (б) с разгромным докладом «О кампании за границей о советском шпионаже» выступил Сталин. Причиной гнева вождя послужил грандиозный скандал во Франции, где полиция ликвидировала разведывательную сеть советской военной разведки. Заместителю наркома иностранных дел СССР Николаю Крестинскому было поручено в тот же день «представить текст опровержения ТАСС для опубликования в печати».
Успехи резидентуры IV Управления штаба РККА во Франции выглядели неоднозначно с самого начала её работы в феврале 1921 года. Первого резидента французы арестовали уже в 1922 году. Работу восстановил новый, но его задержали в 1924-м. В апреле 1927-го взяли сразу около 100 (!) человек, а в декабре 1933-го французская полиция арестовала 17 человек и ещё 15 объявила в розыск. Среди них были разные люди, но самой известной стала женщина, которую именовали «баронессой де Сталь».
И тогда, и сейчас исследователи путаются в её фамилии (Сталь, Шталь, де Сталь, Чкалова, Шкалова), но уверенно награждают даму её незаслуженным титулом, к тому же приписывают ей никогда не имевшие места приключения. Во-первых, раз советская шпионка, значит, проститутка. Во-вторых, если баронесса, стало быть, окрутила престарелого аристократа (вроде как его звали Роберт). Ах, на момент ареста ей было уже 48? Тогда содержательница притона. В-третьих, с её биографией после ареста всё ещё запутаннее. Выйдя на свободу, «баронесса де Сталь» то ли вернулась в Советский Союз, то ли работала во Франции на гестапо. Или на абвер. Пишут, что в 1940-м немцы искали её по всем тюрьмам Франции (зачем?), нашли. Перевербовал её лично адмирал Канарис (?!), потом она уехала в Южную Америку и после войны жила в Аргентине.
Чтобы хоть немного разобраться в этой истории, я открываю дело N19897, заведённое ГУГБ НКВД СССР на ШТАЛЬ Лидию Георгиевну, арестованную в Москве 25 июня 1938 года по ст. 58 п. 10 УК РСФСР.
Лидия Чекалова родилась 12 ноября 1885 года в Ростове-на- Дону в семье винодела и дочери священника. Получила домашнее образование, позже поступила в гимназию и с 7-го класса начала подрабатывать уроками французского, который обожала с детства. Причина проста: «Уже с 12 лет, начитавшись книг о Франции, я создала себе мечту поехать учиться в Париж». Накопила 1000 франков и уехала. Поступила в Сорбонну, репетиторствовала русским студентам, получила диплом преподавателя французского языка, но университет не оставила. В 1907 году Лидия Чекалова поступила в Школу физики, химии и естественных наук, где в 1911-м познакомилась со студентом из Петербурга. Он был моложе Лидии на два года, звали его Борис-Иоганн-Александр, или просто Борис Фёдорович Шталь. Бароном он не был. Его отец относился к купеческому сословию, владел роскошным домом на Малой Морской, 14 в Петербурге, виноградниками в районе Бахчисарая и кирпичным заводом близ Севастополя. Скоро дети виноделов поженились, но учёбу в Париже не бросили. Отдыхали дома и в Европе (Лидия стала заядлой мотоциклисткой и колесила по Северной Италии). Получив естественно-научное образование, собрались писать диссертации, но началась Первая мировая война.
Штали вернулись в Рос-сию. Лидия вспоминала потом: «Война произвела на меня удручающее впечатление, и я не нашла ничего лучше, как заболеть острой неврастенией». В мае 1915 года её отправили на лечение в санаторий под Гельсингфорсом. Муж навещал её, и в октябре 1917-го у них родился сын. Но отношения в семье к тому времени уже разрушились, тем более что на возможности выхода из войны муж и жена смотрели по-разному. «Война — это экзамен. Мой муж этого экзамена не выдержал», — писала Лидия, которую тесное общение с финскими социалистами привели к марксистским идеям. Борис её взглядов не разделял, в итоге он «разочаровался в революции и решил бежать» через Константинополь в Америку.
Лидия осталась в Гельсингфорсе, и когда в 1920 году оформила развод, лидер финских социалистов Отто Куусинен предложил ей поработать на советскую разведку. Шталь удивилась: «Но что же я буду делать? Ведь я даже Маркса не читала!». Куусинен рассмеялся: «Ничего. Вам пока и не надо. Достаточно того, что вы — бацилла большевизма».
«ТАСС уполномочен заявить…»
«Бациллу» планировалось отправить в Лондон, но англичане не дали визу, и Шталь вернулась в Париж. Перевела на французский и издала книгу своего приятеля Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир». Продавала свои золотые украшения, личные вещи.
В 1921 году заработала резидентура, и Шталь узнала, что нелегалам тоже платят. Ей поручили техническую работу. Она научилась профессионально фотографировать, много переводила, выполняла функции связной, периодически привлекалась к операциям сугубо разведывательного характера. Особенностью работы французской резидентуры была текучка кадров: малоценные агенты приходили на несколько месяцев, а затем бесследно исчезали, сохраняя в памяти адреса явок и имена кураторов. Это не могло не приводить к провалам, в 1927 году это случалось дважды. Лидию Шталь успели спрятать в США.
Там она поступила в Колумбийский университет. Ещё в Париже увлеклась Китаем, а в Америке получила степень магистра синологии, написав диссертацию на тему «Русское влияние на китайскую революцию». Заслужила уважение у нового шпионского начальства, хотя звёзд с неба не хватала. В служебной характеристике 1931 года советский резидент в Нью-Йорке отзывался о ней так: «Ценный работник. Романтична и работает искренне. Старается делать всё лучше, но часто у неё не получается. Надёжна. Для аппарата безусловно полезна».
Годом позже в характеристике Лидии Шталь снова отмечалась не вполне нормальная для обычного человека и абсолютно ненормальная для разведчика наивность. Так, при оформлении для неё документов прикрытия на другую фамилию «она совершенно серьёзно спрашивала… допустимо ли обманывать чиновника, говоря, что её фамилия та, которая написана в бумаге». При этом, сообщая об этом казусе в центр, резидент уверенно добавил: «Для нас она работала, работает и будет работать».
В начале 1930-х на след Шталь вышла американская полиция, и в Москве решили вернуть её на работу в парижскую нелегальную резидентуру. Весной 1930-го Лидия снова оказалась во французской столице, где у неё появилась фотостудия. Но вскоре и в Париже за Шталь обнаружилась слежка. Учитывая образование разведчицы, её решили перевести в Китай (Шанхай только что покинул резидент «Рамзай», Рихард Зорге, и там шла активная перестройка работы), но сначала вернули её в США. В декабре 1930 года Шталь прибыла в Нью-Йорк, но в мае следующего года агенты ФБР «сели на хвост» вечной студентке, заодно составив её словесный портрет: рост около 170 см, вес — 63−65 кг, волосы тёмные, короткие, прямые, кожа светлая, похожа на еврейку. Многие из контактов Лидии Шталь оказались «под колпаком у Гувера», но ордер на её арест не был выписан.
В Китай Лидии не суждено было уехать. Из-за очередного провала резидентуры во Франции Москва вернула её в Париж. Она снова оказалась в Сорбонне и возобновила тесные отношения со своим давним другом профессором Луи Мартеном, ранее служившим переводчиком в руководстве Национальных военно-морских сил Франции. По-прежнему специализировалась на технической работе резидентуры, хотя, видимо, однажды была привлечена к вербовке журналиста Бранко Вукелича, отправившегося после этого в Токио, в помощь Зорге.
19 декабря 1933 года Лидия Шталь была задержана французской контрразведкой. На следствии и суде, искренне улыбаясь, она всё отрицала и обращала внимание на абсурдность обвинений: «оклеивала стены комнаты секретными чертежами французских фортов» — кто это будет делать в здравом уме? Не признавала знакомства ни с кем из арестованных. Пресса, жаждавшая создания образа новой Маты Хари, была в бешенстве.
Процесс оказался не только долгим, но и оглушительно громким. На шум пришлось отреагировать даже Москве. Тогда и появилась та самая формулировка: «ТАСС уполномочен заявить».
«Товарищ понял неправильно
На суд это, конечно, не повлияло, но французская Фемида не отличалась суровостью. Большинство участников советской разведывательной сети получили тюремные сроки в три-пять лет и крупные денежные штрафы. Шталь приговорили к пяти годам тюрьмы за «предоставление технического оборудования, использовавшегося в шпионской работе», выплате трёх тысяч франков в пользу французского государства и высылке из страны по истечении срока наказания. Услышав приговор, она заплакала.
Не отсидев полного срока, в августе 1937-го она была освобождена, попыталась задержаться в Париже и села за это ещё на три месяца, а в декабре 1937-го вернулась на родину — в самый неподходящий момент. Лидию Георгиевну приняли на службу в разведку в качестве преподавателя иностранных языков, но она оказалась, по её собственному признанию, «очень мало знакома с действительной жизнью СССР, вела себя исключительно доверчиво, смотря на каждого гражданина, как на какого-то товарища, который поймёт меня». «Товарищ» понял неправильно: ученица Шталь, член австрийской компартии Елизавета Г., бравшая у неё уроки французского, написала на преподавательницу донос. То ли дело было в трудностях перевода, как настаивала на том Шталь во время следствия, то ли она по наивности позволила себе лишнего, рассуждая о популярности Гитлера в Германии: «Фашизм — это необходимый этап, через который должны пройти обязательно капиталистические страны… Эта экономическая система вполне идеологически обоснована национально-расовой программой. Должен родиться ещё Маркс или Ленин, которые могли бы научно опровергнуть фашистскую идеологию». Этого было достаточно. Следователь дважды подчеркнул последнюю фразу красным карандашом, отметив, что подследственной Шталь явно недостаточно разоблачений фашизма, выполненных товарищами Сталиным и Димитровым.
На суде в Москве Лидия Георгиевна, как и в Париже, всё отрицала, каялась только в болтливости. Других свидетельств вины найти не удалось, и приговор оказался на удивление мягким: три года ссылки в Казахстан. Срок закончился 25 июня 1941 года, когда возвращаться в Москву стало бессмысленно. Лидия Шталь осталась в Семипалатинске, поступила на работу преподавателем английского языка в местный геолого-разведочный техникум. В 1949-м там произошёл какой-то инцидент, суть которого пока не известна. Возможно, Лидия Шталь опять не взвесила должным образом свои слова и была арестована. Снова три года — то ли высылки, то ли лагерей, но так или иначе «баронесса» из Ростова выжила.
29 сентября 1954 года Лидия Георгиевна подала на реабилитацию, ждать ей пришлось долго. Все официальные обвинения были сняты в октябре 1956 года. Справка о реабилитации пришла на новый адрес: Сухуми, улица Сталина. Не Аргентина и не Лазурный Берег, но пальмы и море тоже есть.
Автор — сотрудник Центра японских исследований Института востоковедения РАН