Архивы ФАН: три котла Великой Отечественной глазами сапера, дожившего до 100 лет
Алексей Акимов не носит звание героя Советского Союза, да и орденов и медалей у него не хватит, чтобы покрыть грудь, как у маршалов.
Через несколько дней вся страна будет отмечать 76-ю годовщину Победы в Великой Отечественной войне. Во всех городах России поздравят ветеранов, поблагодарят их за подвиги и мирное небо над головой. 9 мая на центральных площадях больших городов соберется народ, оценит современную мощь российской армии на параде, а вечером насладится праздничным фейерверком.
Но вряд ли к площадям потянутся ветераны войны. К глубокому сожалению, время берет свое, и число победоносных героев, чьи имена вписаны кровью в летопись Великой Отечественной, неизбежно сокращается с каждым годом.
ФАН поднял свои архивные записи и решил поделиться фрагментами бесед с теми, кто не дожил до 76-й годовщины Победы.
Алексей Федорович Акимов — инженерные войска, сапер
Говорят, что сапер не имеет права на ошибку. А если он и ошибается, то всего один раз. На момент этого разговора Алексей Федорович отметил свое 100-летие и, несмотря на почтенный возраст, прекрасно помнил даты и фамилии. Единственное, что его порой отвлекало от диалога, так это боль от перелома шейки левого бедра, который никак не хотел срастаться.
Мы встретились с ним в квартире в центре Ростова-на-Дону, где ветеран проживал со своей супругой. И хоть он и родился в Ярославле, вся послевоенная деятельность Алексея Федоровича связана с донской землей, ставшей для него вторым домом.
Боевое крещение
«Я с 30 июня 1941 года был в действующей армии. Западный фронт, 19-я армия, 252-й армейский саперный батальон. Первое боевое крещение получил под Смоленском. Попытка наступления, я должен был делать проходы в минных полях, ничего не получалось. А что такое сделать проход в минном поле? Немцы столько всего набросали хитрого, умного. А у нас никаких приборов, кроме штыка и шомпола, не было. Надо еще найти эту мину. Подойти к ней, разгадать. А там часовой механизм, чуть колыхнулся — и взрыв.
Чего только ни было, противопехотные мины, противотанковые мины. Нужно было разгадать, где же секрет, чтобы народ наш не страдал, и самое главное — чтобы саперы не гибли. Было страшное дело. Сидел я в одной траншее, мне саперы принесли маленькую такую коробочку. Нужно было ее разгадать, где и что тут. А там оказался взрыватель — часовой механизм, я докопался до одного винтика, он стал тикать. Хорошо, я быстро эту коробку бросил, и взорвалась она.
Немцы постоянно подбрасывали всякие штуковины, возьмешь — а она взорвется. А самые страшные были противотанковые мины, там по пять-шесть взрывателей — донные, боковые. Сколько мы людей потеряли, ужас один», — рассказывал ветеран.
За свою военную деятельность Алексей Акимов прошел три котла, побывал в окружении, принял участие в высадке Керченско-Феодосийского десанта и в битве за Сталинград. До войны успел окончить институт и устроиться на работу в «Ярэнерго». Поэтому, когда началась война, наличие инженерной специальности определило его боевую судьбу.
«Вы знаете, какая судьба у Западного фронта. 19-я армия после упорных боев была разбита. Мы отступали, пытались наступать, но ничего у нас не получалось, армия была окружена, а командующий попал в плен», — делился Алексей Федорович.
Поражение 19-й армии принято называть Смоленским сражением, по которому большинство документов до сих пор находятся под грифом «секретно». К 16 июля 1941 года немецкие войска прорвались к Ярцево и Смоленску, в результате чего три советские армии (Прим. ФАН. — 16-я, 19-я и 20-я) оказались в плотном кольце противника.
«Потом, когда нашу 19-ю армию окружили и разгромили так, что от нее ничего не осталось, нас 19 человек выжило. Мы оказались в резерве. Из резерва меня в сентябре направили в Кострому на курсы усовершенствования командного состава. В декабре я закончил учебу и получил назначение в распоряжение представителя Ставки, комиссара первого ранга Льва Мехлиса. Как раз готовился десант на Керченский полуостров, и я прибыл в Новороссийск. Меня направили в 44-ю армию, в 414-ю дивизию, 643-й стрелковый полк, начальником инженерной службы полка», — отмечал участник десанта.
Выживший
Керченско-Феодосийская операция проходила с 26 декабря 1941 года по 20 мая 1942-го. Несмотря на первоначальный успех, она провалилась. Ее итогом стало окружение и дальнейшее поражение трех советских армий. Потери составили сотни тысяч человек, включая 170 тысяч пленных. Провал высадки десанта на Керченский полуостров негативно отразился на дальнейшей судьбе Севастополя в Великой Отечественной войне, а также облегчил гитлеровцам наступление на Кавказ.
«Я — участник этого десанта. Ни кораблей, ни лодок, ничего не осталось. Как мы были обмундированы? Что было на солдате в декабре? На голове — пилотка, на ногах — ботинки, а за спиной — «трехлинейка» (Прим. ФАН. — Магазинная винтовка, принятая на вооружение в 1891 году, калибра 7,62. Она же — винтовка Мосина). А как оделся немец? У него — каска, автомат, из траншей они смотрят в приборы. А у нас командир полка только высунулся из траншеи, его снайпер и сразил.
17 тысяч наших солдат и офицеров в каменоломнях были замурованы заживо. На этом полуострове нас окружили, пробомбили так, что ничего не осталось. Ни продовольствия, ни боеприпасов, ничего. Не было никакой медицинской помощи. И, чтобы укрыться хоть где-то, многие пошли в каменоломни. Одна трагедия была в том, что высадили на Керченский полуостров три армии, 300 тысяч, и не было госпиталя. А это — война. Убитые, раненые. Раненого доставить через пролив к санитарным ротам было невозможно.
И что самое страшное, началась эта страшная операция немцев против нашего фронта, и нас бомбили целый день. Вся авиация немецкая была сосредоточена на нашем полуострове, ничего и никого не осталось. Сколько там погибло раненых, которым никакой помощи не оказали, просто ужас. Около 160 человек остались в живых из трех армий — это те, кто переправился через пролив. В Чушке, уже через пролив, вышли мы на Тамань, из полка нас шесть человек осталось, из полутора тысяч. Флот наш был потоплен. Все было потоплено. Никакой переправы не было, кто на чем переправлялся. С автомобилей снимали колеса, борты, привязывали себя к этим колесам. Но никто не знал, что течение из Азовского моря в Черное такое, что эти самые плотики сносило в море.
5–6 мая 1942 года денек был чудесный. А на полуострове погода была с января по май — дождь, снег. Ни одно наше наступление не увенчалось успехом. Несли большие потери и тонули в грязи. Феодосию оставили, отошли к Ак-Монайским позициям. 5 мая выдался хороший день — тишина. А потом смотрим — черное небо, тысячи самолетов, бомбардировщиков. Манштейн всю авиацию немецкую бросил на наш полуостров, и нас бомбили до вечера, смешали с землей. Ничего живого не осталось. В землянку нашего полка — попадание прямое, и все погибли. Козлов, Толбухин и другие, все улетели на самолете, нас бросили, а Мехлис сидел в Новороссийске и не думал прилететь на полуостров или как-то нам помочь. И мы карабкались, кто как мог. До сих пор мне одно непонятно: что это за операция такая непродуманная, кто ее придумал? Почему погибли люди? И никто не был наказан», — вспоминал ветеран.
Эти события и сегодня слабо освещаются в книгах, фильмах и прессе, даже на страницах интернет-ресурсов вы найдете лишь скудные абзацы о том, что Керченско-Феодосийская операция не увенчалась успехом, и никаких подробностей, никаких цифр и дат.
Память Алексея Федоровича о десанте жила вместе с ним. Он с трепетом хранил листок бумаги, который помощник начальника штаба, предварительно вырвав из папки и сидя в окопе, заполнял на коленях, аккуратно выводя на нем — Акимов А. Ф.
Когда страшные дни были позади, в конце 1942-го Алексей Акимов оказался в 4-й заградительной саперной бригаде, дислоцированной на Кубани. Именно оттуда его и отправили в третий котел — в Сталинград.
Сын полка
Сталинградская битва не нуждается в особом представлении, однако мало кто знает, сколько мин и неразорвавшихся снарядов находилось на каждом квадратном метре этой земли. В Сталинград Алексей Акимов приехал командиром роты. Как он отмечал, это самая тяжелая работа, так как в подчинении находятся 120–130 солдат, и все распоряжения и приказы ложатся на командира.
«Мы разминировали все. Немцы очень много чего понабросали, особенно страшным был Астраханский рубеж. Вся Сталинградская земля была усеяна неразорвавшимися снарядами и минами. Мы ежедневно по 100, по 200 мин разряжали. Потом свозили в определенные места и подрывали. До этого были большие жалобы, что много гибнет мирного населения от неразорвавшихся снарядов. И нам поставили выполнить срочную задачу, очистить от этого мусора Сталинградскую землю. Очень много гибло людей.
Я делал замеры, метр на метр берешь площадку и начинаешь проверять миноискателем — по 15–20 фрагментов смертельного мусора на каждом квадратном метре. За три года Сталинградская земля ничего не родила, там даже трава не росла. Полгода мы вычищали эту землю от мусора. А он очень опасный, особенно детвора гибла из-за своего любопытства. У нас в роте был сын полка. Мои солдатики в какой-то траншее, где-то в подвале нашли этого мальчонку и в роту привели. Жил он у нас примерно полгода. Старшина роты его обмыл, одел, кормили его. И он очень хорошо помогал старшине и остальным. Хороший мальчишка, ему лет шесть было. А потом пришел приказ — всех детей отправить в специальные детские колонии. Мы не хотели, но приказ был строгий», — рассказывал Алексей Федорович.
После Сталинграда служебные задания Алексея Федоровича не соприкасались с линией фронта: он занимался оборудованием взлетных полос для слепой посадки самолетов и испытаниями танкодромов. Когда война подошла к концу, Алексею Акимову предложили на выбор три города: Киев, Ригу или Ростов-на-Дону. Его выбор пал на Ростов, где он и прожил большую часть своей жизни.