Примирять большевиков и белых бессмысленно
В Севастополе торжественно открыли памятник жертвам Гражданской войны. Скульптурное изображение представляет собой женщину, мать, как бы примиряющую двух сыновей, красного и белого. Были произнесены речи о том, что не стоит делить участников Гражданской войны на правых и виноватых.
Я уверен, что памятник возвели добрые и благонамеренные люди, которые хотели выразить искреннюю скорбь об ужасах гражданской войны и мысль о недопустимости ее повторения. Но у разговоров о «примирении», которые предполагают некую симметрию между конфликтовавшими сторонами, есть один принципиальный дефект.
Гражданская война – это не стихийное бедствие. Это целенаправленная деятельность людей, которые вдохновляются определенной идеологией. Она не возникает в силу трагической случайности или по ошибке. Ее развязывание требует долгих, напряженных, целенаправленных и абсолютно сознательных усилий конкретных лиц – идеологов и практиков, вождей и ведомых. Если мы хотим утвердить гражданский мир, нам необходимо признать, что такая деятельность является преступной. Люди, которые ее ведут – тяжкими злодеями и губителями страны и народа.
Если мы не решимся признать подготовку и развязывание гражданской войны тяжким злодеянием – а будем вместо этого говорить о том, что те, кто этим занимался, по-своему тоже благородные люди, у которых тоже своя правда – мы не сможем защитить гражданский мир. Ведь у тех, кто угрожает ему сейчас – боевиков ИГИЛ*, левых или правых экстремистов – тоже «своя правда». У них в головах своя картина мира, свои идеологические представления, согласно которым то, что они творят – не просто допустимо, но и является высоким подвигом.
В самом деле, если, например, убийство народовольцами императора Александра II есть «бессмертный подвиг» (как уверяет нас сайт КПРФ), то почему любой другой теракт, совершенный любой другой группой экстремистов, нельзя признать столь же «бессмертным подвигом»? Почему же мы сейчас не призываем полицейских и террористов к взаимному примирению? Вероятно, потому, что террористов призывать бессмысленно – они люди идеологически мотивированные, для них «мир» возможен только после победы их идеологии. Для полицейских этот призыв будет означать только предложение уступить террористам, которые и не подумают останавливаться на достигнутом.
Если мы хотим защитить гражданский мир, нам не стоит ставить знак равенства между полицией и террористами; и точно так же нам не стоит ставить знак равенства между полицией и террористами в нашем прошлом. Конечно, и тяжкий преступник может примириться с Богом и людьми – но это возможно только в том случае, если он раскается и признает прошлые свои деяния именно преступлениями, а идеологию, которая его на них вдохновила, – пагубным заблуждением. А вот оправдывать преступления против мира – никак не есть дело защиты мира.
Гражданская война в России готовилась и была развязана совершенно определенной силой, которая этим открыто похвалялась. Как утверждал «Краткий курс истории ВКП(б)» (1938), составленный при личном участии И. В. Сталина, «Большевистская партия оказалась единственной пролетарской партией, которая осталась верной делу социализма и интернационализма и организовала гражданскую войну против своего империалистического правительства». Хорошо известный лозунг «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую» выдвинул В. И. Ленин.
Конечно, это не снимает ответственности с других участников русской смуты – но официальная большевистская историография ставила себе в заслугу и февральскую революцию тоже. Если мы стоим за гражданский мир, мы должны признать тех, кто готовил и развязал гражданскую войну (и открыто похвалялся этим) – преступниками, которых никак невозможно ставить в один ряд с теми, кто им противостоял. У идеологий есть содержание, а у идей есть последствия. «Сыновья», которых, согласно замыслу композиции, примиряет мать, не просто поссорились между собой – они поссорились именно на почве разного отношения к матери.
Если белые писали на своих знаменах «За Русь Святую», то отношение большевиков хорошо выразил поэт словами «пальнем-ка пулей в Святую Русь». Это не было трагическим непониманием между двумя группами честных граждан. Это было столкновением двух принципиально несовместимых мировоззрений. Одни сражались за Родину – другие за интернационал, грядущее всемирное царство трудящихся, по отношению к которому Россия могла быть только расходным материалом. Белые воевали за Россию, красные – за глобальную идеологическую утопию. Белые стояли за православную веру – красные взрывали церкви и превращали монастыри в концлагеря. Иначе говоря, один из сыновей был матереубийцей, другой, как мог, ему противился. Причем это матереубийство не было внезапным приступом безумия – оно было проявлением определенной продуманной и последовательной идеологии, из которой оно следовало с неизбежностью.
Примирять большевиков и белых на почве общего патриотизма бессмысленно, потому что большевики были кем угодно, но не патриотами. Это бросается в глаза каждому, кто изучает историю – недавно и президент еще раз напомнил о том, что большевики раздали часть русских территорий «союзным республикам». Последствия этого мы расхлебываем до сих пор.
Лояльность большевика принадлежит партии, классу, но никоим образом не Родине. В рамках его идеологии классовой ненависти иностранный коммунист, «пролетарий» – свой, а вот соотечественник-«буржуй» – враг. Конечно, эта позиция означает государственную измену – чего В. И. Ленин и не думал скрывать. Он писал: «Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству. Это – аксиома. И оспаривают ее только сознательные сторонники или беспомощные прислужники социал-шовинистов... Отказываться от лозунга поражения значит превращать свою революционность в пустую фразу или одно лицемерие... классовая борьба невозможна без нанесения ударов «своей» буржуазии и «своему» правительству, а нанесение во время войны удара своему правительству есть государственная измена».
И сбережение гражданского мира предполагает признание, что устраивать теракты, организовывать гражданскую войну, предавать свою страну, особенно во время мировой войны – это именно тяжкие злодеяния. Это тяжкие злодеяния сейчас, это были тяжкие злодеяния тогда.
Конечно, какая-то часть наших граждан ностальгирует по «дедушке Ленину». Они имеют право открыто выражать свои симпатии. Так и должно быть в свободном обществе – оно допускает свободу выражения даже для тех движений, которые, будучи у власти, лишали такой свободы других, и лишили бы вновь, если бы получили такую возможность. Это КПСС в голову не приходило допускать пропаганду некоммунистических взглядов; свободное общество допускает коммунистическую пропаганду.
Люди будут резко расходиться в своих взглядах на политику и историю – и энергично препираться – в любом обществе, где существует хотя бы относительная свобода выражения мнений, это неизбежно и ничего ужасного в этом нет. Но эта свобода частных лиц и сообществ, где лебедь, рак и щука вольны следовать своим убеждениям, не отменяет необходимости найти какой-то фундамент, на котором государство созидает себя – и, в частности, ведет монументальную пропаганду. Монументально пропагандировать, что государственная измена и организация гражданской войны, это, в сущности, дело столь же правое, как и борьба за сохранение государства – саморазрушительно для страны.
Это, конечно, не означает отвержения всего, что было в советском периоде нашей истории. Политический режим вынужденно менялся под давлением реальности; люди, как и при любом режиме, делали что-то обычное, человеческое – рожали и воспитывали детей, строили дома, совершали научные открытия, сражались за Родину (именно Родину, а не победу коммунизма во всем мире). То, что люди сделали хорошего, даже героического – мы можем с благодарностью признать.
Но подготовку и развязывание гражданской войны стоит вслух признать именно преступлением.