Свидетели вспоминают начало второй обороны Севастополя
Из них выжили только 4000. Большинство впоследствии получили статус «Житель осажденного Севастополя». Свидетелей тех событий осталось немного: они были детьми, когда началась война, но ужас происходящего остался в памяти навсегда. Репортаж Вероники Андреевой.
— В угол забившись стояла мама, меня не спуская с рук. С нею вместе мы наблюдали, что делает черный паук.
Так Людмила Подосинникова вспоминает первую встречу с фашистом: немец ворвался в их дом в поисках наживы. Город уже был сдан. А перед этим — страшных 250 дней борьбы и ожидание врага с самого первого дня войны.
«Летит немецкий самолет. И вы понимаете, гражданские люди стоят, ребенок. Вдруг он начинает пикировать на нас, и, я кричу... Это вот я сама помню, как это я кричу: „Мама, пикирует, пикирует!“. И мы бросаемся на землю. И он так это выстрелил, значит, пролетел мимо, к счастью, они не смотрели, кто и что — главное, чтобы уничтожить», — рассказывает житель осажденного Севастополя Людмила Подосинникова.
Алла Фелюгина и Екатерина Ткачук стали дружить уже в серебряном возрасте, но война свела их еще в 1941 году: обе жили в домах на братском кладбище Северной стороны. Свои воспоминания об этом месте Екатерина Васильевна перенесла на бумагу.
«Стали обстреливать, ужасно, вот сейчас перед глазами, — говорит житель осажденного Севастополя Екатерина Ткачук, — это не передать. Как горох сыпется, осколки летят и взрывы вот эти вот постоянные, а церкви — ничего. Только царапины».
«На подоконнике смотрим самолеты немецкие летят, прожекторы наши их вылавливают, ну интересно. И тут вдруг дети соскочили под кровать, а я еще не была знакома, как стояла, а снаряд упал во дворе, стекла посыпались, засыпало глаза, кровь течет, я реву... Хорошо, что девочки, которые в школу ходили, были дома старшие: языком по очереди вытаскивали мне стекла с глаз», — вспоминает житель осажденного Севастополя Алла Фелюгина.
С каждым днем обороны становилось все сложнее. Отцы — на фронте. Женщины и дети помогали раненым, «добывали» продукты и воду. Зимой пришлось ютиться в пещерах почти без пропитания. Под постоянным огнем приходилось пробираться к единственному на Северной стороне колодцу. Но вода в нем была солоноватая.
«Бомба упадет в море, рыба глохнет, выплывает, мы ее доставали и тушили, и варили на кострах и все такое. В пещерах, конечно, людей много, — рассказывает житель осажденного Севастополя Алла Фелюгина, — с гильз делали коптилки, керосин и они дымились».
Уходить было некуда: впереди — немцы, сзади — море. Екатерина Васильевна вспоминает, как прямым попаданием был потоплен корабль, который эвакуировал людей, и как горел город.
«Сколько трупов было на берегу — это ужас один. водой прибило и весь берег усыпан и в воде плавают... Трупов очень много, — уточняет житель осажденного Севастополя Екатерина Ткачук. — Все горит, пристань горит, и пекарня — все это на площади. Магазинчики стояли, ларечки — все горит, даже конюшня вместе с лошадьми».
Весной 1942 года выйти на улицу было почти невозможно из-за постоянных налетов, а потом вдруг — тишина. Город сдали. Начались расстрелы, казни через повешение, облавы на мирных жителей. Семьи Аллы Фелюгиной и Екатерины Ткачук уже посадили на поезд в Германию, но на севере Крыма состав перехватили партизаны. Они вернулись в Севастополь и всю жизнь посвятили ему. Воспоминаний о войне очень много, но самое главное одно: победить удалось только благодаря надежде, которая сопровождала людей с самого начала.
Вероника Андреева, Наталья Бабкевич