Скольких фашистов убил Солженицын на фронте
Оказывается, я оскорбляю память ветерана и фронтовика. Когда критикую байки в книжках Солженицына. Исаич-то всамделишным героем был, доброволец, орденами награждён. Стал разбираться, батюшки!
Я к ветеранам со всем уважением, у меня вся семья воевала и большей частью там и полегла. И если Солженицын пользу родной стране принёс – честь ему и хвала. Только и тут вранья не сильно меньше, чем в «Архипелаге».
В доказательство привели мне текст о подвигах Солжа. И на фронт-то он просился добровольцем, не брали. И в училище еле выпросил билет. Да и там хотели его в тылу преподавать оставить. Но нет, не прощу врагу родной Ростов. И давай на фронт батареей командовать!
Ну и оклеветали, понятно, честного офицера. Замели за антисоветчину, так и не выдав третий орден. Хотя уже и документы готовы были.
Стал читать наградные и обалдел. Полез в открытые источники – да его не за антисоветчину сажать надо было.
Гражданин, кажется, тёпленькое гнёздышко на фронте свил. И занимался чёрти чем.
Утверждать не возьмусь, сам я там не был. Поэтому честно перескажу что у самого Исаича написано. Что в документах есть. Да что его тётеньки писали.
Как там Исаич говорил? Это всё неправда, а опыт художественного исследования. Вот и поисследуем.
На год начала Великой Отечественной Солженицын уже не мальчик, 23 годика. В кармане университетский диплом ростовского физ-мата.
Никаким добровольцем Солж, конечно, не пошёл. Нам врут. Больше того, прятался от мобилизации в Москве.
Пишет об этом его жена Решетовская: «Многие студенты МИФЛИ записываются добровольцами. Санин военный билет остался в Ростове. Мобилизован он может быть только там. Надо ехать! Он должен проситься в артиллерию…»
И как? Поехал? Попросился? Ну так это в книжке он герой. «Комсомольцу» в интервью 1990 года та же Решетовская рассказала несколько другое. Справочка у Солжа была об «ограниченной годности»:
«Он даже немного постарался получить эту справку, боялся, что в мирное время военная служба повредит осуществлению планов. А тут война».
Вот как теперь называется получение липовых справок. «Немного постарался».
Она рассказывает, что через знакомую Лиду и её отца доктора Солж прибег к «хитрости». Да, героический Солж-то уклонист.
Солж бросает все дела, работу и учёбу в МИФЛИ. И бежит устраиваться в Морозовск школьным учителем. Потому что учителям бронь. Но к октябрю 1941 не помогло и это, призвали.
Куда определят выпускника физ-мата? Техника сложная и требует людей с образованием. Математики на вес золота.
Ровно поэтому Женечка Руднева, как и тысячи советских студентов, бросает свою обсерваторию и бежит на курсы штурманов. Только она на той войне и осталась навсегда.
А Солженицын оказывается в гужевом батальоне. Извозчиком на телеге в тылу. Это человек с дипломом физ-мата?
Означает это ровно одно. Образование это Солж скрыл. Потому что это или в артиллерию, или в авиацию штурманом, или в связисты. Что там, что там, считай в 1941 году смертники.
Нарком связи Пересыпкин вспоминал, что свежий лейтенант-связист из училища на фронте жил не больше месяца. Солженицын такого не хотел. И оказался на телеге в тылу под Сталинградом.
К марту 1942 запахло жареным и там. И Солж правдами и неправдами организует себе направление в училище. Самое время поучиться. И Солж снова едет в тыл!
Он и сам про это пишет, только бы не в Сталинград:«Больше всего боялись не доучиться до кубиков (слали недоучившихся под Сталинград)».
Но и в училище Солж увернулся от артиллерийской специальности. Удивительной вёрткости был гражданин. Он оказывается спецом по звуковой разведке.
Таких подразделений на фронте было достаточно мало, меньше полутора сотен на многомиллионную армию.
Да и ценность их оказалась довольно сомнительна. Стоит километров за двадцать от фронта машина с уловителем звуков.
Поставишь несколько машин и по времени запаздывания звука можно примерно прикинуть направление откуда бабахает.
Но дальность так не померять никак. Потому дирекционные для батареи полезны не сильно, это же не РЛС. Полгода учёбы и снова Солж в тылу – в запасном артполку в Саранске.
На фронте «доброволец» Солженицын оказался только к маю 1943 года! Но и там эти части держали в резерве, потому что решительно не знали как их применить.
По письмам Солжа жена запереживала. Что муженёк на фронте барствует.
Супруга пишет:«Офицерство, командирская должность начинали отрицательно сказываться на характере Сани.
Солженицын писал - и не без видимого удовольствия, - что не успеет он доесть кашу из котелка, как несколько рук протягиваются его помыть, а с другой стороны несут уже готовый чай. Он не успевал наклониться за упавшей на пол вещью».
Ладно, это жена. Сам Исаич в «Архипелаге» тяготы фронтовой жизни описал: «Уж, конечно, был у нас на двоих денщик (а по-благородному «ординарец»), которого я так и сяк озабочивал и понукал следить за моей персоной и готовить нам всю еду отдельно от солдатской...
Заставлял солдат горбить, копать мне особые землянки на каждом новом месте и накатывать туда бревешки потолще, чтобы было мне удобно и безопасно».
У него ещё и, по сути, слуга был! Ладно, маршалу Жукову сапоги чистить некогда, он поспать не успевает. Но скромный командир слуховой машины, с адъютантом? Что он там развёл за дедовщину?
Вот ещё чудесный мемуар как воевал правдолюбец:
«Сшили мне планшетку из немецкой кожи (не человеческой, нет, из шоферского сидения), а ремешка не было. Я тужил. Вдруг на каком-то партизанском комиссаре (из местного райкома) увидели такой как раз ремешок — и сняли: мы же армия...»
Мародёры и бандиты какие-то, а не армия. Что значит «сняли» с партизана? В тёмной подворотне?
И вот начинаются летние бои. Хоть и не на линии фронта, уже не тыл. Бомбы падают. Понятно, охота идёт за самой батареей, где пушки, «слухачи» мало кому нужны. Но от случайного осколка никто не застрахован.
Первое, что бросается в глаза, карьера Солжа взлетает ракетой. При том, что ни одного фашиста он ещё и в глаза не видел. Зато в лучших друзьях у него непосредственный командир Пшеченко.
Достаточно посмотреть на наградные. Оба подписаны им же. Через две недели с начала боёв первый орден. За особый героизм? Читаем наградной лист:
«Командир БЗР-2 лейтенант Солженицын получил в январе 1943 года необученных бойцов. К 17 марта 1943 г. батарея была обучена звуковой разведке и готова к выполнению боевой задачи».
Дальше, правда, есть что разведка работала и даже засекла несколько батарей. Но это боевая работа, не подвиг. Орден за «обучил бойцов»?
Через три месяца боёв внеочередное звание старлея. И снова документы от Пшеченко.
Весной 1944 года Солженицын в отпуске в Ростове. В отпуске из действующей армии! Снова помог Пшеченко?
Тогда же Солженицын решает, что и на фронте надо жить с комфортом. И выписывает жене фиктивные документы о службе в своём артдивизионе!
Решетовская вспоминает как муж к ней прислал сержанта:
«Сержант привёз мне гимнастерку, широкий кожаный пояс к ней, погоны и звездочку, которую я прикрепила к темно-серому берету. Он вручил мне красноармейскую книжку, выписанную на мое имя. Дата ее выдачи свидетельствовала, что я уже некоторое время служила в части. Было и отпускное удостоверение».
Это прямое воинское преступление. И подлог документов. Куда смотрел СМЕРШ? Что они там с дружком командиром развели?
Супружница с умиляющей наивностью пишет, что не преступление. Так, спектакль: «Я успокаивала себя мыслью, что фронтовому офицеру за этот маленький «спектакль» ничего не сделают».
И вот фальшивая военнослужащая Решетовская уже распивает водку в личном блиндаже мужа с тем самым командиром Пшеченко. Про водку не придумал, сама пишет.
Как пишет и про барство мужа: «У себя в батарее Саня был полным господином, даже барином. Если ему нужен был ординарец Голованов, блиндаж которого находился с ним рядом, то звонил: «Дежурный! Пришлите Голованова».
Счастье продлилось всего три недели. Пришлось жену срочно отправлять домой. Нет, не СМЕРШ, появился новый командир – полковник Травкин и мягко говоря, обалдел от происходящего!
Солж с командиром Пшеченко
И вот с Травкиным начинается совсем другая война. Артиллерия идёт по Восточной Пруссии.
И если верить Солжу, мародёрствует: «За две недели движения братва уже насытилась прусским изобилием, никто особенно не трофейничал...»
Ладно, это очередные антисоветские байки.
Солж пишет гораздо более важное, впервые чуть не встретились с немцами: «По беспечности оголтелого наступления вся наша 68-я пушечная артбригада в ночь с 26 на 27 января была брошена в вакуум; без каких-либо сведений о реальной обстановке, без пехотного прикрытия и как раз под направление прорывного удара окружённых в Пруссии немцев».
Наши не сдерживают фашистские орды. Нет, Солж опасается, что окружённые немцы пойдут на прорыв из последних сил. А его разведку не охраняет пехота!
Солженицын требует у штаба срочно приказ отступать. В ответ отказ, что у Вас карабинов нет? Занимайте оборону.
Часть Солжа занимает старый немецкий особняк. Нет, немцы так и не пришли нападать. И через несколько часов батарея была отведена в тыл.
Именно за этот «подвиг», за «спасение» батареи верный друг Пшеченко выписывает бумаги и на третий орден. Но Солжа уже орденами не взять.
В этот раз чуть стрелять в немца не пришлось. Что будет в следующий? Так до Победы не дожить.
И Солж немедленно бросается писать известные письма другу на другой фронт. Чтобы с гарантией попало военной цензуре на предмет раскрытия военной тайны.
Солж откровенно сообщает, что Пахан (Сталин) ничего не понимает ни в военном деле, ни в крестьянском вопросе. Вовка (Ленин) зря сделал Революцию.
И вообще, особо не лезь в бой, береги патроны. Они нам после Победы ещё пригодятся! В кого Солж собирался стрелять после Победы?
Дураком Солж вовсе не был. Значит почему-то был уверен, что за таких художества пойдёт не к ближайшей стенке, а поедет в лагерь.
Так и вышло. Судил его вовсе не военный трибунал и не военно-полевая тройка. Нет, то самое Особое совещание, которое с гарантией расстреливать никого не могло. Как он и тут вывернулся?
Может не знал про военную цензуру? Да нет, Исаич сам пишет:
«Мы переписывались с ним во время войны между двумя участками фронта и не могли, при военной цензуре, удержаться от почти открытого выражения в письмах своих политических негодований и ругательств, которыми поносили Мудрейшего из Мудрейших, прозрачно закодированного нами из Отца в Пахана».
Всё он знал прекрасно. Ровно потому что за год до этого на день Великой Октябрьской писал ровно для цензуры совсем другое. В письме от 7 ноября 1943 года:
«В этот день самый мудрый из революционеров и самый революционный из мудрецов поставил мир на ноги... За два года кровью и храбростью мы подтвердили свое право праздновать 7 ноября».
Так сколько же фашистов убил Солженицын на фронте? Судя по открытым источникам, ни одного. Он их до отъезда в США и не встречал ни одного в глаза.