Среди россиян распространен медицинский туризм, например, в Германию или Италию, хотя в стране достаточно профессионалов, убежден нейрохирург Федерального центра мозга и нейротехнологий ФМБА России Семен Мельченко. Он заверил, что между российскими и зарубежными хирургами сохраняются каналы коммуникации для консультаций, но и внутри страны такая система отлажена. О доступности медоборудования и обучении хирургов — в интервью «Известиям» ко Дню хирурга в России, который празднуется 25 ноября.
— Как изменилось количество хирургических вмешательств за последние годы?
— В Федеральном центре мозга и нейротехнологий ФМБА России количество операций с каждым годом постепенно увеличивается. Это, на мой взгляд, связано не с тем, что необходимость в операциях повысилась, а с тем, что к нам приходит больше пациентов.
— Хватает ли в стране оборудования для проведения хирургических вмешательств?
— На мой взгляд, всё необходимое есть. Причем в нашем центре, если возникает потребность в дополнительном оборудовании, оно достаточно быстро появляется. В России производятся хорошие аналоги. В частности, есть российские навигационные системы, которые дают понять, где врач находится в полости черепа, когда оперирует опухоли, или аневризмы, или другую сложную патологию. Раньше такие системы в большинстве случаев закупались за рубежом, сейчас изготавливаются и у нас.
— Все ли подходы проведения операций, которые применяются на Западе, сейчас доступны в нашей стране?
— По-моему, в России доступно подходов даже больше, чем в большинстве стран, в которые люди едут, чтобы получить медицинскую помощь. Я по этому поводу не раз говорил с коллегами в кулуарах. Меня удивляет, насколько развит медицинский туризм в нашей стране: люди едут выполнять операции в Германию, Южную Корею, Италию, Израиль, хотя необходимости в этом нет. Ведь в России есть федеральные центры, в которых все эти операции выполняются, причем на потоке и порой намного качественнее, чем в других странах. Например, такова ситуация в Москве, Санкт-Петербурге, Тюмени, Новосибирске и Владивостоке.
— С чем вы связываете популярность медтуризма в зарубежные страны?
— Мне кажется, есть некая доля недоверия к российским врачам, в частности к нейрохирургам, в нашей стране. Но она абсолютно необоснованна. Мы общаемся с зарубежными коллегами и видим их доклады: они представляют редкие для себя случаи как что-то уникальное, хотя для нас это рутина.
— После начала СВО сохранилась ли коммуникация с западными коллегами?
— Нас приглашают, и мы приглашаем коллег из различных стран на конференции, форумы. В нашей специальности проблем с общением с зарубежными коллегами точно нет. И если мы в России сталкиваемся со сложными случаями, на которых специализируется не так много врачей в мире, мы консультируемся с зарубежными коллегами, и они нам не отказывают. Хотя в России таких специалистов тоже немало, к ним всегда можно обратиться, и они дадут совет. Все каналы коммуникации отлажены.
— Какие направления хирургии наиболее популярны среди студентов?
— Наверное, те, которые на слуху, те и более популярны. Например, кардиохирургия или нейрохирургия. Хотя другие хирургические специальности тоже достаточно интересные. Каждой можно заниматься всю жизнь и развиваться в ней. Всей жизни не хватит, чтобы постичь хирургические специальности.
— Как построен процесс обучения на хирурга?
— У нас есть молодые врачи, которые со второго или третьего курса ходят к нам. Они в основном наблюдают за операцией, но иногда и помогают. Например, если администрация клиники дает разрешение на участие студента в операции, учащийся предоставил медицинскую книжку и хирург считает, что он способен помочь ему, студента берут ассистентом. Ему могут доверить, например, подержать ранорасширительный крючок или аспиратор.
Но есть и те, кто попадает в операционные только на четвертом или пятом курсе. Очень многое зависит от инициативы студента.
Кроме того, в большинстве медицинских институтов есть хирургические кружки по различным специальностям. На них учащиеся не только читают книжки, но и совершенствуют свои навыки. Например, при некоторых кружках у них есть возможность оперировать животных.
— А как хирурги оценивают, что за манипуляции можно доверить студенту в операционной?
— Этот вопрос больше касается ординаторов. У них есть, во-первых, дневник необходимых навыков, который они должны приобрести во время обучения. За каждым из них закреплен куратор, который не только с ординатором работает в ведении медицинской документации, но также иногда задает вопросы ему, рекомендует прочитать тот или иной материал и сперва контролирует выполнение элементарных манипуляций.
На первом году ординаторам доверяют обычно простые вещи. На втором году обучения им в зависимости от навыков и знаний начинают доверять что-то серьезное. Например, в нейрохирургии — трепанацию черепа.
— Одно из направлений вашей деятельности — нейроонкология. Как меняется число пациентов с опухолями головного мозга?
— В среднем в год в нашей стране опухолями центральной нервной системы заболевает около 40 тыс. человек. Сейчас в России около 350 тыс. человек имеют опухоль головного мозга. По поводу смертности у меня нет точной статистики, но я знаю, что в Америке в среднем в год умирают 15 тыс. человек с этим диагнозом. При этом в США жителей примерно в два раза больше, чем в России. Поэтому, думаю, в нашей стране умирает в год около 7 тыс. таких пациентов.
Оценивать, больше или меньше пациентов с этим диагнозом становится из года в год, неправильно. Цифра будет относительной. Дело в том, что в этом году их условно станет больше, потому что 30 лет назад больше людей родилось. А через 10 лет их станет меньше, потому что рождаемость была ниже.
— Как отличается тактика ведения пациентов в зависимости от характера опухоли?
— Основная цель при лечении пациентов с опухолями любого характера — не только их удаление, но и сохранение функционального статуса пациента. То есть наша цель: каким человек к нам пришел, пусть как минимум таким же и уйдет. А в идеале, если какая-то функция у него нарушена в связи с опухолью, то будет тенденция к ее восстановлению.
Злокачественные опухоли нужно стремиться удалить полностью, насколько это возможно, чтобы не инвалидизировать пациента. Как правило, сейчас назначается комплексная терапия. Например, помимо удаления опухоли проводят лучевую химиотерапию. Также после операции могут проводить фотодинамическую терапию. Еще назначаются иммунотерапия и вирусная терапия.
В зависимости от типа и характера опухоли подход в терапии может сильно отличаться. Например, есть опухоль доброкачественная и гормонально неактивная, ее наблюдают. Если она начинает сдавливать зрительные нервы, то стараются удалить без разрезов, например через нос. А если доброкачественная опухоль гормонально активная, и, допустим, она продуцирует пролактин, то достаточно назначить пациенту определенный препарат. Он пропьет его — и опухоль исчезнет.
— Еще одна сфера вашей деятельности — спинальная хирургия. С какими заболеваниями позвоночника к вам обращаются пациенты?
— Если говорить о заболеваниях позвоночника, для которых характерен процесс постепенного разрушения и износа его структур, как правило, к нам обращаются пациенты со стенозом позвоночного канала. При нем сдавливается спинной мозг или спинномозговые нервы. Большинство пациентов жалуются на болевой синдром. Цель — удалить давящие спинные корешки.
Мы применяем различные эндоскопические операции или микрохирургические. Они выбираются в зависимости от вида патологии.
— Каков средний возраст пациентов с заболеваниями позвоночника? Эти болезни молодеют?
— Средний возраст по-прежнему 55 лет и больше. И с возрастом эти заболевания прогрессируют. Но у молодых, по-моему, действительно стали чуть чаще появляться эти проблемы. Мне кажется, это связано с тем, что много людей в наше время не уделяет должного внимания гимнастике, физкультуре.
